All that we see or seem Is but a dream within a dream
Название: Маскарад
Оригинальный текст: Masque Night
Автор: Kelaine729
Переводчик: _Nirva
Бета: Milena Main
Категория: гет, джен
Жанр: романтика, драма, ангст, AU
Рейтинг: PG-13
Персонажи: Румпельштильцхен, Белль, Бэлфаер, Гастон, Морис, ОЖП, ОМП.
Предупреждение: смерть персонажа
Размер: макси. 98,331 слов, 27 глав.
Статус: Перевод в процессе.
Краткое содержание: АУ. Каждый вечер в замке владыки Мориса звучит музыка - там празднуют победу в войне с великанами. Для Белль, любовницы сиятельного Гастона, этот бал - пытка. Одна из многих, которые ей пришлось выдержать с тех пор, как ее муж Румпельштильцхен погиб на войне. Она думала, что сможет вынести все, пока однажды владыка Морис не решил продать ее сына Бэлфаера мстительному Темному магу.
Публикация на других ресурсах: по запросу.
Примечание переводчика : Первый фик по Once, который зацепил до такой степени, что захотелось его перевести, несмотря на размер). Это тщательно выстроенный мир, где героев и события перетасовали так, что получилась новая история. Надеюсь, найдутся желающие ее почитать. (И, надеюсь, что хватит пороха ее закончить)))
Разрешение на перевод получено.
Главы 1-4
Глава V NEW
Про нежные руки и льняные повязки
Бэлфаер жил в замке уже несколько дней, и Румпельштильцхен постепенно начал успокаиваться. Он был готов к тому, что сын его возненавидит или будет шарахаться от одного его вида. Пробиваясь сквозь заклятие к замку Мориса, он больше всего боялся найти Бэя заброшенным и забитым. Румпельштильцхен довольно навидался ненужных детей, когда заключал на них сделки. Мать находила себе нового любовника, который не желал тратить время и деньги на отпрыска бывшего. Однако, несмотря на страшную первую встречу в бальной зале, Бэй, кажется, начал привязываться к нему. У мальчика было открытое сердце, такое же, как у его матери… как Румпельштильцхен когда-то верил. Возможно, тогда он не ошибался. Возможно, что-то ее изменило. Или же наоборот, она распахнула свое сердце так широко, что в отсутствие мужа заезжий пират смог протоптать туда дорожку, заняв его место.
Но Белль заботилась о сыне. Или же следила, чтобы о нем заботились слуги Мориса: он был хорошо одет и накормлен, обучен грамоте и основам арифметики.
Мальчишка оказался смышленым, но занятия фехтованием привлекали его куда больше, чем корпение над книгами. Что ж, ему едва минуло шесть. Бэй восторженно слушал, когда помимо остальных занятий Румпельштильцхен рассказывал, как работает его прялка или объяснял основы ткачества. Кто-то сумел развить и поддержать в мальчике врожденное любопытство. Все шло отлично. До нынешнего утра.
Румпельштильцхен понял, что Бэй чем-то расстроен, когда увидел, как тот с несчастным видом ковыряет ложкой в вареном яйце, явно не собираясь есть. В его возрасте причиной огорчения могло стать что угодно: от дурного сна до сломанной игрушки. Румпельштильцхен молча ждал, пока мальчик сам расскажет, что его беспокоит.
- Ты умеешь делать снадобья? – выпалил вдруг Бэй, глядя на мага с надеждой. – Чтобы лечить больных?
Румпельштильцхен всмотрелся в него внимательнее, но не заметил никаких признаков лихорадки или недомогания. Однако, было очевидно, ребенок плохо спал и сильно взволнован.
- Умею, да. А почему ты спрашиваешь? Тебе нездоровится?
- Не мне. Маме. Она плакала прошлой ночью. Она думала, что я сплю, но я не спал и слышал. У нее все руки в крови.
- Что? – Румпельштильцхена взяла оторопь, которая тут же обратилась в подозрение: не пытается ли Белль использовать сына, чтобы вызвать жалость к себе? Возможно, она прекрасно знала, что Бэй не спит и слышит, как она «плачет». Что до крови, то это, скорее всего, царапина, или пятна от фруктового сока с кухни.
- Слушай, Бэй, я уверен, что с ней все в порядке. Может быть, просто порезалась, когда готовила, такое случается.
И следовало добавить ей дел по дому за этот спектакль, особенно, если она пыталась таким образом настроить против него сына.
- Это не просто ранка, - настаивал Бэй, - Она надевает перчатки, когда ложится спать, но кровь просачивается сквозь них, я сам видел. Ну, пожалуйста, ты должен ей помочь.
Румпельштильцхен едва сдерживал гнев. Своей хитростью Белль очень ловко загнала его в ловушку, из которой он не мог выбраться, не выставив себя перед сыном бессердечным чудовищем (что, собственно, было правдой, о которой Бэю знать не следовало).
- Пойдем, найдем ее, - процедил Румпельштильцхен сквозь зубы, - даже если там простая царапина, я наложу мазь.
Тогда Бэй сам увидит, что весь переполох на пустом месте.
Оставив завтрак незаконченным, они отправились на поиски Белль. Сегодня она должна была отмывать южное крыло. (Румпельштильцхен лично позаботился, чтобы все выглядело так, словно стадо свиней промчалось галопом по залам, повалялось на мраморных полах, пару раз сплясало польку и, стряхнув с себя всю налипшую в хлеву грязь, вывалилось на улицу).
Там Белль и нашлась. Она стояла на коленях рядом с большим (тяжелым) ведром и терла пол щеткой.
- Мадам! – обратился к ней Румпельштильцхен (не имея ни малейшего желания использовать имена), - На пару слов!
Молодая женщина поспешно поднялась, не сумев, однако, скрыть скованности в движениях. Румпельштильцхен не мог не заметить ее бледности (хотя вполне допускал, что причина в страхе перед суровым хозяином) и темных кругов под глазами. Возможно, она действительно устала. Что ж, список изнуряющих обязанностей для того и составлялся, чтобы заставить Белль полностью вымотаться и уйти добровольно.
От ее намокшего бархатного платья несло плесенью. Неужели нельзя было надеть что-то более подходящее, чтобы таскать воду и драить мраморные полы? Но он помнил, какие бальные наряды она носила: легкие шелка, глубокие вырезы и удушающие корсеты. Неужели вся ее остальная одежда такая? Или же, (он нахмурился) с помощью платья, от которого пахло, как из погреба, она рассчитывала вызвать жалость к себе?
- Твой сын сказал, будто ты поранила руки, - заявил он грубо, - Дай-ка взглянуть.
- Это… это пустяки, мой господин, - прошептала Белль.
- Не сомневаюсь. Но все равно хочу удостовериться.
Белль взглянула на Бэя, который стоял чуть поодаль с широко распахнутыми глазами, и шагнула к Румпельштильцхену, повернувшись так, чтобы тот загородил ее от сына.
Теперь ребенок не мог увидеть ее «раны». Очевидно, она не хотела, чтобы обман так быстро раскрылся.
Белль подняла руки в черных кожаных перчатках и принялась неловко стягивать одну.
Румпельштильцхен нетерпеливо закатил глаза. Она явно переигрывала.
- Позволь мне.
Не церемонясь, он стащил перчатку, и уже собирался отпустить едкое замечание, когда увидел под ней еще одну - вязанную. Из белой шерсти. Когда-то белой. Теперь ее покрывали пятна: кое-где алые, кое-где желтоватые с бурыми разводами. Ткань насквозь пропиталась кровью и гноем. Белль заметно побледнела, когда он сдернул первую перчатку, но закусила губу и не проронила ни звука.
На этот раз с осторожностью Румпельштильцхен снял вторую - мокрую на ощупь, несмотря на то, что ладонь была перевязана льняными бинтами. Он принялся их разматывать. Белль охнула от боли и снова закусила губу, не давая вырваться предательскому стону.
Румпельштильцхен видел, чего ей стоило держаться так спокойно и хладнокровно. Все ее силы уходили на то, чтобы не выдать себя даже вздохом. Но в мелких морщинках вокруг ее глаз притаилась боль, плечи напряглись, словно в ожидании нового удара. Румпельштильцхен продолжил разматывать бинты так аккуратно, как только мог. Гной источали водяные волдыри на ладонях, одни лопнули, другие прорвались по краям. Из некоторых ранок сочилась кровь, оставляя на перчатках и повязках те самые красно-бурые пятна. Кожу испещрили тонкие порезы, как от бритвы, которые кровоточили больше всего.
Румпельштильцхен уставился на них в недоумении. Он предвидел появление нарывов в первый день, но они уже должны были исчезнуть, тем более, что повязки и перчатки хорошо защищали руки.
Вот только он приказал Белль разобрать стебли крапивы, чей жгучий сок раздражал раны и не давал им затягиваться, а волокна жалили, как осы, оставляя глубокие царапины.
Но не такие же…
Румпельштильцхен помнил ее руки – потрескавшиеся, все в мозолях от работы на их маленькой делянке. После выполнения его поручений даже такая огрубевшая кожа покраснела бы как от ожога, покрылась бы легкой сыпью и болячками. Достаточно неприятно и изнуряюще, как раз, чтобы заставить Белль, наконец, сбежать обратно в свое теплое, мягкое гнездышко. Мягкое…
Стояла ночь. Очередная праздничная ночь в замке владыки Мориса. Румпельштильцхен тогда еще осторожно исследовал заклятие и попавших под него людей. Он сменил внешность, чтобы проникнуть в бальную залу. (Придворный, чью личину он позаимствовал, спокойно проспал всю ночь в чулане). Выполняя фигуры сложного танца, во время которого партнеры постоянно менялись, он ненадолго оказался рядом с Белль, и вел ее несколько шагов до следующей смены. Ее руки оказались такими мягкими. Как шелк, как розовые лепестки. Таких рук не было у жены бедного ткача.
Он помнил об этом. Даже слишком хорошо, потому что разозлился тогда. Нежность ее кожи привела его в ярость: вот на что она его променяла – на мягкие руки и шелковые платья! Он испепелял Белль взглядом, пока та не начала спотыкаться. Тогда он презрительно толкнул ее к следующему партнеру.
Он знал.
И все равно сделал то... что сделал.
Румпельштильцхен не стал утруждаться подъемом по лестнице, а просто щелкнул пальцами и перенес их всех в облаке лилового дыма к себе в мастерскую.
Он достал корпию и чистые льняные бинты из собственных запасов (его часто призывали отчаявшиеся люди, умоляя спасти своих близких от смертельных ран, а он любил быть готовым ко всему) и заново перевязал Белль руку. Повинуясь движению его пальцев, к стене пододвинулась низкая лавка.
- Сядь, - приказал Румпельштильцхен Белль, – отдыхай, пока можешь.
Подойдя к столу, на котором стоял чайный сервиз (если Бэй и заметил, что это тот самый, из большого зала, где они завтракали, то виду не подал и не спросил, каким образом он тут очутился), Темный наполнил чашку горячим чаем и добавил щепотку толченых трав из причудливого стеклянного сосуда. Потом подул на воду. Иногда его называли драконом, а драконам присущ не только пламень, но и лед. От его дыхания чай сделался приятно теплым.
- Дай маме выпить немного, - сказал маг, обращаясь к Бэю, - только руками пусть не трогает. Он помнил, какую боль вызывают подобные раны при малейшем нажатии. А тепло чашки могло еще больше их разбередить.
Бэй сдержано кивнул и понес чай матери.
- Что это? - спросила Белль подозрительно.
- Чай, - ответил Румпельштильцхен, - в основном. И кое-что от боли. Может вызвать сонливость, но не более. Тело нуждается в воде, когда теряет кровь, - добавил он едко, почти злобно.
- Ну, пожалуйста, мамочка, - прошептал Бэй, протягивая чашку. Он был напуган. Гораздо больше, чем за завтраком, когда просил Румпельштильцхена помочь. Потому что взрослые восприняли его слова всерьез и испугались не меньше. Но мысль, что он делает что-то полезное, немного притупляла чувство собственной беспомощности.
Кажется, Белль тоже это поняла и выдавила улыбку, осветившую ее лицо (по мнению Румпельштильцхена, гораздо более искреннюю, чем те, которыми она одаривала своего любовника во время бала).
- Конечно, милый. Ты мне поможешь?
Между тем маг быстро отмерил и растолок в ступке необходимое количество порошков и трав. Пересыпал все в небольшую миску, добавил немного масла, выжатого из редкого растения и, перемешав смесь серебряной ложкой, поставил на огонь, разведенный одним взмахом руки.
Потом достал хрустальную чашу с множеством блестящих граней, вытряс в нее из склянки щепотку сушеных ледяных цветов и залил их водой. Когда вода засияла чистым холодным светом, Темный удовлетворенно кивнул.
Белль допила чай и теперь тихо сидела, разговаривая с сыном. Улыбка не сходила с ее лица, но была бесконечно усталой и вымученной. А вот Бэй немного повеселел. Румпельштильцхен с неудовольствием подумал, что заставлять Белль неподвижно стоять все время, которое потребуется для следующего этапа лечения, будет как-то… Будет похоже на мелкую месть. Не то, чтоб это сильно его волновало, но…
Щелчок пальцами, и из воздуха соткался еще один стол.
- Ну-ка, в сторону, дорогуши, - сказал Румпельштильцхен, направляя стол к скамейке, где сидела Белль с сыном. Те удивленно вскинули глаза, увидев летящую на них мебель.
Маг принес и поставил перед Белль сияющую чашу.
- Бэй, ты видел в большом зале синюю шляпу, расшитую звездами и полумесяцами? Будь добр, сходи за ней.
Мальчик кивнул и умчался выполнять поручение.
Румпельштильцхен начал осторожно снимать с руки Белль только что наложенную повязку. Она уже успела пропитаться кровью и гноем, но свое назначение выполнила, Бэй не заметил ран под ней.
- Спасибо, - тихо сказала Белль, - За это и за то, что не позволили Бэю смотреть.
Губы Румпельштильцхена дрогнули. Она догадалась, почему он отослал мальчика, что ж ума ей не занимать.
- Это я должен тебя благодарить. Или ты даже не поняла, какой замечательный шанс упустила выставить меня перед Бэем в дурном свете? Все,теперь опусти руку в чашу, - добавил он, снимая последний бинт.
От ледяной воды у Белль перехватило дыхание, но постепенно боль начала уходить, и она выдохнула. Румпельштильцхен начал медленно стягивать вторую черную перчатку.
- Я этого не хотел, - внезапно сказал он, смерив Белль свирепым взглядом, чтоб не смела заподозрить его в слабости или сочувствии к ней. – Ты знаешь, что я о тебе думаю, но… этого я не хотел.
Он запнулся. Враг она или нет (скорее - враг. По крайней мере, угроза тому, что он намеревался делать с Бэем, и женщина, способная без колебаний предать своих близких), будучи дельцом, он хорошо чувствовал, что пришло время платить по счетам, поэтому выдавил:
- Прошу прощения.
Кажется, Белль не осознавала, чего стоят слова извинения в устах Темного. Он мог бы с тем же успехом посетовать на погоду.
- Я согласилась на ваши условия, - сказала она просто, морщась от боли, когда он принялся за вторую перчатку, - Вам не за что извиняться.
Румпельштильцхен фыркнул:
- В договоре не было пункта о том, что тебя можно калечить. Ты служанка, а не овца на заклание, – Он начал разматывать бинты, – Как часто ты их меняла?
- В последние дни – примерно каждые два часа. Когда заканчивала уборку и возвращалась на кухню.
И за это время они промокали насквозь.
- А что ты делала с руками? Использовала травы, снадобья?
- Мыла с мылом перед каждой перевязкой. Потом нашла немного сухих трав на кухне и делала примочки. Еще держала в холодной воде перед сном. Кажется, помогало.
Белль еле ворочала языком от усталости, и причиной был не только чай. Вероятно, ночью ее руки горели. Такие раны грозят бессонницей из-за постоянной дергающей боли, это Румпельштильцхен знал прекрасно. А если и удается немного соснуть, то любое движение - словно пытка раскаленным железом.
Последняя повязка спала, и маг внимательнее взглянул на открытую ладонь.
- И ты так терла полы? – спросил он недоверчиво, прежде, чем опустить ее руку в воду.
Белль охнула и отпрянула назад, то ли от страха (или в притворном страхе), то ли из-за укуса обжигающе ледяной воды.
- Вы… вы так приказали.
- К дьяволу приказы, как ты на ногах-то держишься?
Румпельштильцхен помнил адскую боль в колене, когда он его разбил, и мучительную резь и жжение позже, стоило ногу ударить или задеть. Ему пришлось на собственной шкуре узнать, что имеют в виду сказители и знахари, называя боль «красной», когда весь мир словно подергивается кровавой пеленой.
- Перчатки помогают, - пожала плечами Белль.
Румпельштильцхен огрел ее злобным взглядом, заподозрив насмешку.
- Что ж, значит, чтобы избавиться от тебя потребуется нечто большее, чем боль, сегодня ты это ясно показала.
Кровь отлила у Белль от лица.
- Большее? – переспросила она.
Маг нахмурился. Он позволил себе забыться, стать невнимательным к словам. Такое случалось крайне редко. Румпельштильцхен хорошо помнил мельникову дочь и то, как она обвела его вокруг пальца. Но даже тогда он изменил их соглашение не под влиянием момента, а вполне осознанно. И просто не ожидал, что, в конечном счете, благодаря Коре, оно сыграет против него.
- Больше, чем я рассчитывал, дорогуша. Первый раунд за тобой. Но ты ведь понимаешь, что во втором я постараюсь отыграться.
Она печально кивнула.
Румпельштильцхен вздохнул про себя. Это было не похоже на Белль. Она могла соглашаться с ним или нет, но шутки–то всегда понимала. Что с ней не так? Если исключить боль, чудовищный недосып и хозяина - беса, забравшего ее в заколдованный замок.
В этот момент в мастерскую влетел Бэй, сжимающий в руке волшебную шляпу:
- Я принес!
Румпельштильцхен с трудом отвлекся от неприятных мыслей и улыбнулся мальчику (стараясь не показать при этом зубы):
- Уже вернулся? Иди сюда, я объясню, что собираюсь делать…
На самом деле, шляпа была не нужна. За магию пришлось бы платить. В том, что он делал сейчас, содержалась лишь малая толика волшебства.
Прохладная вода успокоила боль, уменьшила припухлость. Если она подействовала быстрее, чем обычная, что ж, не так и велика цена. То же самое с притиранием. Оно бы победило воспаление и заживило поврежденную кожу безо всякого заговора. (Румпельштильцхен почувствовал укол вины: руки Белль всегда были прекрасными, даже загрубевшие от тяжелой работы).
Простые чары помогут ранам затягиваться быстрее, не допустят нарывов и инфекции. Вот и все. Он мог бы вылечить Белль одним прикосновением. Он исцелял раны и похуже. Гораздо хуже. Но…
Румпельштильцхен не рассчитывал, что она окажется в его замке, и не собирался отводить ей место в своей жизни. Только все его планы пошли прахом, и он понятия не имел, что из этого выйдет. Обычно, предлагая магическую помощь, он заранее знал цену и устанавливал такие условия, чтобы получить оплату сполна. Но что-то ему подсказывало, что с Белль все будет только больше запутываться. Причем быстро.
Кроме того, Румпельштильцхен достаточно хорошо разбирался в законах магии, чтобы понимать: то, что он сейчас делает и есть его плата. Пусть сама Белль его не волновала, пусть в не столь далекие времена он бы с радостью забрал сердце предательницы и, смеясь, раздавил прямо у нее на глазах..., но Бэй любил ее.
Быть может, она была никчемней и злокозненней его собственного отца, но Румпельштильцхену начинало казаться, что она действительно искренне любит своего ребенка в ответ. Насколько способна.
Он проявил небрежность, причинив больше вреда, чем намеревался. Ошибка, которая могла стоить ему доверия сына из-за его, Румпельштильцхена, беспечности. Поэтому он считал, что расплачивается заслуженно: временем, вниманием, редкими ингредиентами для зелий, которые будет очень трудно восполнить.
Он взял шляпу, перевернул острой тульей вниз и подул на край, как дул на чашку с чаем. Огонек под миской погас, кипящее снадобье остыло и загустело на глазах, сила шляпы удалила все следы темной магии из варева.
Румпльштильцхен поставил миску рядом с хрустальной чашей, принес еще корпии, бинтов и свежее полотенце. Потом поднял и осмотрел ту руку Белль, которую она отмачивала дольше. Опухоль спала, водяные волдыри уменьшились и выглядели менее устрашающе, чем каких-нибудь пять минут назад: словно они уже пару дней как лопнули и начали подсыхать. Порезы затянулись, превратившись в тонкие розовые полоски.
Но Бэй все равно вскрикнул, увидев их:
- Мама! Тебе больно?
Белль улыбнулась ему. Устало, но вполне искренне, решил Румпльштильцхен.
- Нет, боль прошла. Все уже зажило.
Маг фыркнул:
- Ничего еще не зажило. Пока. Но скоро заживет. Подойди ближе, Бэй, я хочу, чтобы ты научился это делать…
Он насухо вытер руку Белль и щедро намазал приготовленным снадобьем.
- Нельзя скупиться, - предупредил он, - лучше наложить больше, чем потом пожалеть.
Он тщательно втер мазь в кожу у основания ее пальцев и вокруг каждого ногтя. Нежные участки между подушечками и ногтями было легко пропустить, но именно они оказывались наиболее уязвимыми, особенно, если ранки нагнаивались.
Румпльштильцхен показал Бэю, как перевязывать ладонь и каждый палец в отдельности, как бинтовать их вместе.
Потом он взялся за вторую руку Белль. Вскоре повязки скрыли ее раны с глаз мальчика.
- Возвращайся к себе в комнату и отдохни, - сказал Румпльштильцхен резко. - Очевидно, придется изменить список твоих обязанностей. Мне нужно подумать над ним. Ты можешь пока поспать. – Он хотел, было, добавить глумливое «а то на тебя смотреть страшно», просто чтобы не забывала свое место, но, заметив, что Бэй вслушивается в каждое слово, придержал язык.
- Я пришлю еще чаю. Выпей немного перед сном. Бэй, поможет тебе с этим. И с пуговицами на платье. Оставишь его мне, я посмотрю, можно ли избавиться от вони.
- У…у меня больше нет ничего подходящего, - сказала Белль.
То есть ничего, что она могла бы надеть самостоятельно, без помощи пяти служанок, затягивающих ее в корсет, способный переломать ребра. На что знати все эти чудовищные приспособления? Белль всегда была стройной. Зачем рисковать треснувшими костями и поврежденными органами, только чтобы выглядеть плоской доской на грани голодной смерти?
- Я обеспечу тебя одеждой. Какие цвета ты предпочитаешь?
Румпльштильцхен вспомнил синее платье, которое Белль носила в прежние времена, и ее алый бальный наряд.
- Черный. Пожалуйста. Если… если можно.
- Черный. - Он уставился на нее с удивлением. - Почему?
Белль закусила губу и опустила глаза, будто стыдясь чего-то:
- Я… я в трауре.
- Траур…, - секунду Румпльштильцхен размышлял над загадкой. Потом до него дошло. – Ах, да, - протянул он с издевкой, - триста лет. Полагаю, твой муженек давно кормит червей. Что, только сейчас поняла? Или ты имеешь в виду госпожу Розамунду? Так она мертва еще дольше.
- Да… нет… пожалуйста. Если вас не затруднит…
- О, да какие трудности, - наклонившись к самому ее уху, чтобы Бэй не мог услышать, он прошипел:
- Лицемерие всегда меня умиляло.
И исчез в клубах сиреневого дыма, чтобы снова появиться в большом зале. Завтрак давно остыл. Румпльштильцхен поглядел на вареное яйцо (Вареное. Не в корзинке, не яичница. Потому что с такими руками много не сделаешь)
Он помнил маленький островок на краю света в сотнях лиг от Аграбы. Помнил шумный город и убогий кабак под раскидистым деревом, где вполне сносно кормили. Неплохое местечко, тем более, что забраться еще дальше он все равно не мог.
Но прежде, чем отправиться туда, он отослал в комнаты Бэя чай, немного хлеба и фруктов. Ведь мальчик так и не успел позавтракать. А на обратном пути, он раздобудет какую–нибудь теплую одежду. Черную.
Глава VI NEW
Если бы…
Белль поднялась засветло, как делала каждое утро с момента приезда в замок. Разница была лишь в том, что сегодня она чувствовала себя хорошо отдохнувшей и не боялась, вернее, не так боялась того, что принесет ей день. Она согнула и разогнула пальцы, но повязки не причиняли рукам боли. Пусть Темный сказал, что не отступится, Белль привыкла ценить редкие моменты благополучия, которые дарила ей жизнь, как бы кратки они ни были.
Она направилась к сундуку с вещами. Темный забрал бархатное платье, пообещав новую одежду, но Белль уже смирилась с мыслью, что придется обойтись той, что есть. Все подаренные Гастоном платья были ужасны, тонкий шелк и кружево совершенно не подходили для стылых залов Темного замка.
Однако, на крышке сундука ее ждала аккуратная стопка новой одежды: три черных платья, чулки, нижние сорочки – все, что могло понадобиться. Даже черная шаль и две пары весьма практичных туфель.
Быстро, стараясь не разбудить Бэя, Белль оделась.
Пуговиц и завязок, к счастью, оказалось немного, но, застегиваясь, она обнаружила, что кончики пальцев до сих пор немного саднят. Так бывает, когда пытаешься открутить тугую крышку с банки - еще не больно, но если приложить больше усилий, то можно пожалеть.
Фасон платья показался ей странным. Конечно, за три века (Неужели действительно прошло три века? Владыка Морис в это верил, но как охватить такую пропасть времени?) мода изменилась. Главное, что оно было ладно скроено, хорошо сидело и обещало долго прослужить благодаря, плотной ткани, как нельзя лучше подходящей для тяжелой работы.
Белль вдруг почувствовала приступ страха: Гастон наряжал ее как куклу, Джонс до этого… хуже, чем куклу…
Она надела медальон и вцепилась в него так крепко, что еще незажившей руке стало больно. Но это платье скрывало ее так же, как и бархатное, ничего не выставляя напоказ. Она могла больше не колдовать над прической, пытаясь с ее помощью что-то спрятать (Как с Гастоном, который предпочитал, чтобы «компаньонка» распускала волосы, приходя к нему), – вполне хватало простой косы с вплетенной черной лентой.
Неважно. Темный ею не интересовался в этом качестве. Белль утешалась мыслью, что он, возможно, даже не мужчина. Чем бы маг ни был, он, похоже, находил ее вид (бледная кожа, ни чешуи, ни клыков) отталкивающим.
Белль вышла в коридор и хотела уже отправиться на поиски хозяина, но остановилась. Темный сказал, что замок покажет ей дорогу, так и не объяснив, что для этого надо делать. Белль огляделась по сторонам в поисках какой-нибудь подсказки.
- Эмм, - сказала она, наконец, обращаясь к стенам, - Мне нужно найти Темного. Можете помочь?
Свечи, освещающие коридор, в одном направлении потускнели, в другом – стали ярче. Белль сглотнула.
До этого она видела только, как волшебство творит сам маг, щелкая пальцами или взмахивая рукой. Конечно, в отличие от мгновенного перемещения из бальной залы владыки Мориса в замок Темного, назвать мерцающие свечи чудом было сложно, но это первый раз, когда Белль видела, как магия действует сама по себе, в ответ на ее слова.
Решив, что дорогу указывает более яркий свет (довольно сомнительная догадка, раз искать придется Темного), она последовала за ним.
Сначала Белль подумала, что ее ведут в мастерскую, расположенную в угловой башне, но внезапно огоньки свернули. Она шла и шла, вверх и вниз по лестницам, из коридора в коридор, и уже начала подозревать, что это и есть начало обещанного второго раунда, когда увидела впереди приоткрытую дверь. После нее не горела ни одна свеча.
Она собиралась постучать, но при ее приближении дверь распахнулась настежь сама собой.
Белль заглянула внутрь и увидела маленькую комнатку, похожую на мансарду в замке Мориса. Она была заставлена сундуками, ящиками, аккуратными стопками всевозможных коробок и мебелью, покрытой чехлами от пыли. Темный стоял у окна в дальнем углу комнаты перед большим кедровым сундуком с откинутой крышкой. В руках он держал тряпичную куклу – простую и грубо сделанную. В родной деревне Белль каждая маленькая девочка хранила такую под подушкой. У нее были густые волосы из коричневой пряжи и ярко-голубые нарисованные глаза. Платье из простого полотна веселого желтого цвета походило на затейливый бальный наряд, но бальный наряд, каким его мог представлять тот, кто никогда не видел настоящего. Конечно, Гастону не пришло бы в голову подарить компаньонке подобное платье, будь оно хоть шелковым, хоть золотым. Узкий, расшитый лиф слишком сильно открывал плечи и спину (и недостаточно грудь, подумала Белль мрачно).
Темный смотрел на куклу отрешенно и печально. Вдруг он повернулся. Блеснули желтые прожилки в его змеиных глазах.
- Что ты здесь делаешь? – спросил он с угрозой в голосе.
- Вы… вы посылали за мной, - едва выговорила Белль, отступая назад, - Вы сказали, чтобы я пришла… свечи показали дорогу. Я… я, простите, не надо было…
Лицо мага приняло брезгливое выражение.
- Хватит лепетать. Это неважно. Ты застала меня врасплох.
Он снова взглянул на куклу и рявкнул:
- Ну? Что молчишь? Ты же умираешь от любопытства. Спрашивай.
Но вопросы, действительно готовые сорваться у Белль с языка, только что разбежались перед лицом его гнева.
Она опустила взгляд, отчаянно пытаясь придумать, что сказать. Он когда-то упоминал жену…
- У вас была дочь?
В глазах мага появилась та же тоска, какую чувствовала Белль при мысли о Румпельштильцхене.
- Нет, - ответил он, поворачиваясь к сундуку. Белль решила было, что Темный собирается положить куклу на место и тем самым закончить разговор, но через мгновение он продолжил:
- Она была мне как дочь. Ее мать овдовела и после смерти мужа пришла в нашу деревню… В те времена я жил в деревне. Это случилось через год после… после того, как моя жена сбежала. – Он повертел куклу в руках, - У вдовы случались припадки. При пожаре, в котором погиб ее муж, ей на голову упала горящая балка. Когда начинался приступ, она ничего не соображала, просто смотрела в пространство. Как-то во время одного из них Моррейн, ее дочь, ушла и заблудилась. Ей тогда и года не было. Я нашел ее плачущей у себя на пороге. И с тех пор стал заботиться об обеих. – Он убрал куклу в сундук и захлопнул крышку, - Они давным-давно умерли. Я не смог их спасти.
Белль сжала медальон.
- И с тех пор… вы совершенно один? – в порыве чувств она протянула руку и положила ему на плечо, - Мне жаль. Я… я знаю, каково это – терять любимых.
Глаза мага злобно блеснули, и Белль подумала, что он собирается скинуть ее руку. Но он лишь кивнул, проглотив свой гнев. Ей даже показалось, что в его взгляде промелькнуло нечто похожее на сочувствие.
- Твоя тетя умерла, чтобы спасти тебя. Это слабое утешение, но хорошо, когда есть хотя бы такое. Держись за него, - добавил он.
Госпожа Розамунда. Белль стало стыдно. О тете она даже не вспоминала. Странно, что Темному вздумалось упомянуть ее, а не Румпельштильцхена. Но к тому времени, как госпожа Розамунда сделала…то, что сделала ради их спасения, Румпельштильцхен был уже семь лет как в могиле. Его нога никогда не ступала на паркет бальной залы в замке Мориса, и его тень или отзвук, или что там осталось от Розамунды, с чем она разговаривала каждый вечер в течение трех веков, никогда не попадались на глаза Темному.
Белль так и не знала, каким же образом супруга владыки остановила великанов.
- Я все-таки не понимаю, - сказала она, - Что такое госпожа Розамунда сделала, чтобы спасти нас? Зачем…
- Белль сглотнула, прежде чем продолжить, - Я видела владыку Мориса с кинжалом у ее постели и слышала, что она ему говорила. Он убил ее, ведь так? Но почему?
А, - сказал маг, со злорадно-веселым огоньком в глазах, – Длинная история…, - он огляделся. Белль показалось, что эта комната не столько склад старых вещей, сколько место, где Темный прячет свои воспоминания. - … которую не стоит рассказывать здесь.
И повел Белль прочь по коридору. Дверь тихонько захлопнулась у них за спиной.
- Семья Розамунды многие годы была хранительницей знаний и артефактов старой магии. В том числе и проклятия, очень древнего и страшного. Попади оно в руках кого-то более… изобретательного, чем владыка Морис, все могло закончиться гораздо хуже. Он мог отправить Пограничные земли в другой мир, если бы захотел. Изменить все, что пожелает, в своей маленькой стране, переделать на свой лад, даже исправить многие несправедливости и уладить споры. Но, полагаю, ему просто не хватило воображения, чтобы до такого додуматься. Хотя, возможно, это и к лучшему – за любое волшебство приходится платить, дорогуша. А заклятие и так обошлось недешево.
Оно дало вам пищу, новые, надежные дома, все условия для безоблачного существования. Но остановило во времени, заставив вечно проживать один и тот же день в одном и том же месте. Попытайся кто-нибудь покинуть Пограничные земли, с ним случилось бы что-то… весьма неприятное. Это все-таки проклятие. Но и проникнуть вовнутрь никто не мог, как бы ни старался. Те, кто старались, вроде великанов, что ж… скажем так: нехорошие вещи происходят с плохими людьми. Если, конечно, эти люди – не я. Пришлось попотеть, но в конце концов, лазейка нашлась.
Но за спокойствие и достаток, которые даровало вам заклятие, наложившему его пришлось заплатить высокую цену – сердце самого любимого человека. Поэтому Морис убил свою жену. Без ее сердца ничего бы не получилось.
Розамунда сама велела ему это сделать, поняла Белль. Она слышала, что госпожа говорила Морису. Розамунда долго, тяжело болела и знала, что ее конец близок. Но Белль все равно содрогнулась при мысли, что Морис смог заставить себя совершить столь ужасный поступок.
Она взглянула на Темного. Он с такой легкостью говорил о смерти, словно речь шла о забавной шутке, сыгранной с Морисом и его подданными.
- Вы так много знаете о заклятии, потому что… сами приложили к нему руку?
Ее догадка рассмешила Темного даже больше, чем смерть госпожи Розамунды:
- О, я появился гораздо позже, дорогуша! Когда я наткнулся на ваше маленькое королевство, заклятье уже несколько веков как действовало. И потребовалось немало времени, только чтобы найти в нем слабые места. На создание такого даже у меня ушли бы столетия.
Ухмылка вдруг сползла с его губ.
- К тому же, цена слишком высока. Людей с подходящими сердцами давно нет, а если бы такие и нашлись, я вряд ли смог бы их убить, даже ради спасения целого королевства.
Перед ними распахнулись тяжелые двустворчатые двери.
- А, - сказал Темный, - Вот то, что я хотел тебе показать.
Они вошли в большую круглую комнату (Белль решила, что это верхушка башни), полную книг. Такого количества ей не доводилось видеть ни разу. Некоторые были расставлены аккуратно, другие - беспорядочно засунуты в шкафы или сложены грудами на полках. Стопки книг громоздились на столах, стульях и даже на полу.
- Вот тебе новое поручение. Ты видишь, что здесь творится. Будешь хранителем библиотеки. Разбери и расставь все по порядку. Стирай пыль. Да, и если понадобятся еще полки, говори мне. Полагаю, чтобы правильно расположить книги, тебе придется сначала их просмотреть. Можешь не спешить. Что толку распихивать тома как попало, если потом будет невозможно ничего найти.
- Я… я…, - Белль огляделась, тщетно силясь поверить в то, что ей предлагают. Книги, множество книг, которые Темный разрешил читать, как угодно долго. Откуда он вообще узнал о ее любви к книгам? Пока она жила в замке Мориса, помимо Бэя, чтение было ее единственной отдушиной.
Что если, подумала Белль со страхом, неожиданная щедрость Темного как-то связана с обещанным вторым раундом и его желанием избавиться от нее? Но он смотрел на нее чуть ли не с робостью, будто сомневался, понравился ли ей подарок.
- Спасибо. Спасибо вам! Обещаю хорошо заботиться о них.
Маг кивнул и снова посуровел:
- Будешь готовить и подавать завтраки как прежде, но я бы хотел, чтобы ты присоединилась к нам с Бэем за столом. Тогда я хотя бы смогу за тобой приглядывать. Будешь приносить чай и исполнять другие мои поручения. И Бэй. Я хочу, чтобы ты смотрела за Бэем. Я собираюсь и дальше давать ему уроки, так что часть времени он будет проводить со мной. Но если у меня дела, мальчик – на твоей ответственности. Ясно?
В последние дни Бэлль удавалось проводить с сыном какие-то жалкие минуты вечерами, когда она сама едва на ногах держалась от усталости, и этот подарок значил для нее куда больше, чем книги.
- Спасибо, - повторила Белль, постаравшись вложить всю свою благодарность в одно слово. – Я знаю, сколько вы делаете для меня.
Ничего лучше она придумать не смогла, а этого казалось недостаточно.
- Спасибо!
Темный поморщился:
- Я просто стараюсь быть практичным, дорогуша. Я мог бы нанять еще слуг, чтоб присматривали за ребенком, но ты пока сойдешь. Кстати, нужно сменить повязки и взглянуть на твои руки. Потом тебе лучше заняться завтраком. Бэй скоро проснется и захочет есть, а мне совершенно не охота иметь дело с сонным и голодным шестилетним сорванцом. Думаю, тебе тоже.
Белль с трудом верилось в удачу. Именно о такой жизни она мечтала. Даже если это - всего лишь затишье перед следующей битвой в войне, развязанной против нее Темным, она сумеет насладиться каждым мгновением счастья. Пусть это ловушка, она добровольно позволит ей захлопнуться и не воспользуется выходом, которого, впрочем, не видит. Если маг хотел ее поймать, что ж, значит, победа уже за ним.
Но позже, вытаскивая из печи противень с булочками, Белль задумалась о том, что Темный рассказал ей про госпожу Розамунду. Владыке Морису ничто не стоило перекроить страну, по собственному желанию. Он даже изменил память подданных так, что те просто поверили, будто война с великанами выиграна.
Раз он мог исказить воспоминания, переписать с чистого листа… Он мог бы подарить Белль новую жизнь. Исполнить волю Розамунды, создав реальность, где Белль выросла их дочерью. Морис этого не сделал.
Изменилось ли бы что-то, стань она не любовницей, а законной женой Гастона? Глубоко в сердце Белль знала: да, изменилось бы. К лучшему. Гастон – не Джонс, он никогда не обращался с ней жестоко, не как капитан. Но в мире Гастона существовали правила: любовница была обязана ублажать своего господина, супруга – вызывать уважение подданных. Репутация жены отражалась на муже. От нее бы просто требовали исполнения долга, остальное рыцаря не интересовало.
Действительно, по сравнению с Джонсом, игры Гастона казались почти невинными. И он никогда не смеялся над ее болью
«Брось притворяться, милая», - слышался Белль шепот Джонса – «Тебе же это нравится. Ты упиваешься каждым мгновением. Как и все женщины…»
Джонс. Морис мог позволить ей забыть о Джонсе. Сотворить мир, где Гастон признал бы Бэлфаера своим сыном и наследником, мир, где ей не пришлось бы каждую минуту бороться за благополучие собственного ребенка.
Она закрыла глаза, пытаясь прогнать прочь думы и воспоминания. Владыка, как сказала госпожа Розамунда, страдал отсутствием воображения.
Темный разделял ее мнение. Скорее всего, идея полностью переделать мир просто не пришла Морису в голову. К тому же, его внимание отвлекала армия великанов у ворот. Что за дело ему было до какой-то несчастной девчонки, которую и так считали выскочкой, слишком высоко взлетевшей для своего сомнительного происхождения? По словам Темного, избирательная слепота владыки Мориса принесла больше пользы, чем вреда, ведь чем значительнее изменения, тем выше цена.
И с чего Морис должен был о ней помнить? Некоторые слухи ходили, но они оставались слухами. Белль обещала никогда не спрашивать, никогда не показывать, что подозревает, кто на самом деле ее отец.
Люди шептались, что у них с Морисом одинаковые подбородки и, что когда Розамунда заболела, владыка начал проводить гораздо больше времени со свояченицей, чем с женой. Но стоило ли обращать внимание на пустые разговоры? Хоть Розамунда и клялась, что назвала бы Белль дочерью, не сбеги Элиза из замка, это было до того, как все трое ее сыновей погибли на войне, когда побочная дочь владыки еще не имела никаких прав на наследство. Морис мог бы просто удочерить ее, чтобы сохранить родовое имя жены, не упоминая об отцовстве.
Конечно, если бы Белль вырастила Розамунда, Морису не пришлось бы беспокоиться о Бэе, полубезродном крестьянском отпрыске, возможно, с собственными притязаниями, ребенке, которого он с такой охотой продал демону, лишь бы не позволить ему со временем преградить Гастону путь к трону и наследству.
То, что демон отнесется к мальчику хорошо и, кажется, даже полюбит его, Морис знать не мог, как бы не хотела Белль верить в обратное. И… теперь это уже не имело значения. Что бы ни произошло на самом деле, сейчас у нее полный рот забот. И хозяин, который позволил ей носить траур, хоть поначалу и поднял на смех .
Белль подумала о кукле. Несмотря на насмешки, Темный, кажется, понимал, каково это – терять любимых. Даже если не верил в искренность ее горя. Но чувства Белль тоже не имели значения. Не сейчас, когда впереди ее ждал очередной хлопотный день.
И никогда раньше.
Оригинальный текст: Masque Night
Автор: Kelaine729
Переводчик: _Nirva
Бета: Milena Main
Категория: гет, джен
Жанр: романтика, драма, ангст, AU
Рейтинг: PG-13
Персонажи: Румпельштильцхен, Белль, Бэлфаер, Гастон, Морис, ОЖП, ОМП.
Предупреждение: смерть персонажа
Размер: макси. 98,331 слов, 27 глав.
Статус: Перевод в процессе.
Краткое содержание: АУ. Каждый вечер в замке владыки Мориса звучит музыка - там празднуют победу в войне с великанами. Для Белль, любовницы сиятельного Гастона, этот бал - пытка. Одна из многих, которые ей пришлось выдержать с тех пор, как ее муж Румпельштильцхен погиб на войне. Она думала, что сможет вынести все, пока однажды владыка Морис не решил продать ее сына Бэлфаера мстительному Темному магу.
Публикация на других ресурсах: по запросу.
Примечание переводчика : Первый фик по Once, который зацепил до такой степени, что захотелось его перевести, несмотря на размер). Это тщательно выстроенный мир, где героев и события перетасовали так, что получилась новая история. Надеюсь, найдутся желающие ее почитать. (И, надеюсь, что хватит пороха ее закончить)))
Разрешение на перевод получено.
Главы 1-4
Глава V NEW
Про нежные руки и льняные повязки
Бэлфаер жил в замке уже несколько дней, и Румпельштильцхен постепенно начал успокаиваться. Он был готов к тому, что сын его возненавидит или будет шарахаться от одного его вида. Пробиваясь сквозь заклятие к замку Мориса, он больше всего боялся найти Бэя заброшенным и забитым. Румпельштильцхен довольно навидался ненужных детей, когда заключал на них сделки. Мать находила себе нового любовника, который не желал тратить время и деньги на отпрыска бывшего. Однако, несмотря на страшную первую встречу в бальной зале, Бэй, кажется, начал привязываться к нему. У мальчика было открытое сердце, такое же, как у его матери… как Румпельштильцхен когда-то верил. Возможно, тогда он не ошибался. Возможно, что-то ее изменило. Или же наоборот, она распахнула свое сердце так широко, что в отсутствие мужа заезжий пират смог протоптать туда дорожку, заняв его место.
Но Белль заботилась о сыне. Или же следила, чтобы о нем заботились слуги Мориса: он был хорошо одет и накормлен, обучен грамоте и основам арифметики.
Мальчишка оказался смышленым, но занятия фехтованием привлекали его куда больше, чем корпение над книгами. Что ж, ему едва минуло шесть. Бэй восторженно слушал, когда помимо остальных занятий Румпельштильцхен рассказывал, как работает его прялка или объяснял основы ткачества. Кто-то сумел развить и поддержать в мальчике врожденное любопытство. Все шло отлично. До нынешнего утра.
Румпельштильцхен понял, что Бэй чем-то расстроен, когда увидел, как тот с несчастным видом ковыряет ложкой в вареном яйце, явно не собираясь есть. В его возрасте причиной огорчения могло стать что угодно: от дурного сна до сломанной игрушки. Румпельштильцхен молча ждал, пока мальчик сам расскажет, что его беспокоит.
- Ты умеешь делать снадобья? – выпалил вдруг Бэй, глядя на мага с надеждой. – Чтобы лечить больных?
Румпельштильцхен всмотрелся в него внимательнее, но не заметил никаких признаков лихорадки или недомогания. Однако, было очевидно, ребенок плохо спал и сильно взволнован.
- Умею, да. А почему ты спрашиваешь? Тебе нездоровится?
- Не мне. Маме. Она плакала прошлой ночью. Она думала, что я сплю, но я не спал и слышал. У нее все руки в крови.
- Что? – Румпельштильцхена взяла оторопь, которая тут же обратилась в подозрение: не пытается ли Белль использовать сына, чтобы вызвать жалость к себе? Возможно, она прекрасно знала, что Бэй не спит и слышит, как она «плачет». Что до крови, то это, скорее всего, царапина, или пятна от фруктового сока с кухни.
- Слушай, Бэй, я уверен, что с ней все в порядке. Может быть, просто порезалась, когда готовила, такое случается.
И следовало добавить ей дел по дому за этот спектакль, особенно, если она пыталась таким образом настроить против него сына.
- Это не просто ранка, - настаивал Бэй, - Она надевает перчатки, когда ложится спать, но кровь просачивается сквозь них, я сам видел. Ну, пожалуйста, ты должен ей помочь.
Румпельштильцхен едва сдерживал гнев. Своей хитростью Белль очень ловко загнала его в ловушку, из которой он не мог выбраться, не выставив себя перед сыном бессердечным чудовищем (что, собственно, было правдой, о которой Бэю знать не следовало).
- Пойдем, найдем ее, - процедил Румпельштильцхен сквозь зубы, - даже если там простая царапина, я наложу мазь.
Тогда Бэй сам увидит, что весь переполох на пустом месте.
Оставив завтрак незаконченным, они отправились на поиски Белль. Сегодня она должна была отмывать южное крыло. (Румпельштильцхен лично позаботился, чтобы все выглядело так, словно стадо свиней промчалось галопом по залам, повалялось на мраморных полах, пару раз сплясало польку и, стряхнув с себя всю налипшую в хлеву грязь, вывалилось на улицу).
Там Белль и нашлась. Она стояла на коленях рядом с большим (тяжелым) ведром и терла пол щеткой.
- Мадам! – обратился к ней Румпельштильцхен (не имея ни малейшего желания использовать имена), - На пару слов!
Молодая женщина поспешно поднялась, не сумев, однако, скрыть скованности в движениях. Румпельштильцхен не мог не заметить ее бледности (хотя вполне допускал, что причина в страхе перед суровым хозяином) и темных кругов под глазами. Возможно, она действительно устала. Что ж, список изнуряющих обязанностей для того и составлялся, чтобы заставить Белль полностью вымотаться и уйти добровольно.
От ее намокшего бархатного платья несло плесенью. Неужели нельзя было надеть что-то более подходящее, чтобы таскать воду и драить мраморные полы? Но он помнил, какие бальные наряды она носила: легкие шелка, глубокие вырезы и удушающие корсеты. Неужели вся ее остальная одежда такая? Или же, (он нахмурился) с помощью платья, от которого пахло, как из погреба, она рассчитывала вызвать жалость к себе?
- Твой сын сказал, будто ты поранила руки, - заявил он грубо, - Дай-ка взглянуть.
- Это… это пустяки, мой господин, - прошептала Белль.
- Не сомневаюсь. Но все равно хочу удостовериться.
Белль взглянула на Бэя, который стоял чуть поодаль с широко распахнутыми глазами, и шагнула к Румпельштильцхену, повернувшись так, чтобы тот загородил ее от сына.
Теперь ребенок не мог увидеть ее «раны». Очевидно, она не хотела, чтобы обман так быстро раскрылся.
Белль подняла руки в черных кожаных перчатках и принялась неловко стягивать одну.
Румпельштильцхен нетерпеливо закатил глаза. Она явно переигрывала.
- Позволь мне.
Не церемонясь, он стащил перчатку, и уже собирался отпустить едкое замечание, когда увидел под ней еще одну - вязанную. Из белой шерсти. Когда-то белой. Теперь ее покрывали пятна: кое-где алые, кое-где желтоватые с бурыми разводами. Ткань насквозь пропиталась кровью и гноем. Белль заметно побледнела, когда он сдернул первую перчатку, но закусила губу и не проронила ни звука.
На этот раз с осторожностью Румпельштильцхен снял вторую - мокрую на ощупь, несмотря на то, что ладонь была перевязана льняными бинтами. Он принялся их разматывать. Белль охнула от боли и снова закусила губу, не давая вырваться предательскому стону.
Румпельштильцхен видел, чего ей стоило держаться так спокойно и хладнокровно. Все ее силы уходили на то, чтобы не выдать себя даже вздохом. Но в мелких морщинках вокруг ее глаз притаилась боль, плечи напряглись, словно в ожидании нового удара. Румпельштильцхен продолжил разматывать бинты так аккуратно, как только мог. Гной источали водяные волдыри на ладонях, одни лопнули, другие прорвались по краям. Из некоторых ранок сочилась кровь, оставляя на перчатках и повязках те самые красно-бурые пятна. Кожу испещрили тонкие порезы, как от бритвы, которые кровоточили больше всего.
Румпельштильцхен уставился на них в недоумении. Он предвидел появление нарывов в первый день, но они уже должны были исчезнуть, тем более, что повязки и перчатки хорошо защищали руки.
Вот только он приказал Белль разобрать стебли крапивы, чей жгучий сок раздражал раны и не давал им затягиваться, а волокна жалили, как осы, оставляя глубокие царапины.
Но не такие же…
Румпельштильцхен помнил ее руки – потрескавшиеся, все в мозолях от работы на их маленькой делянке. После выполнения его поручений даже такая огрубевшая кожа покраснела бы как от ожога, покрылась бы легкой сыпью и болячками. Достаточно неприятно и изнуряюще, как раз, чтобы заставить Белль, наконец, сбежать обратно в свое теплое, мягкое гнездышко. Мягкое…
Стояла ночь. Очередная праздничная ночь в замке владыки Мориса. Румпельштильцхен тогда еще осторожно исследовал заклятие и попавших под него людей. Он сменил внешность, чтобы проникнуть в бальную залу. (Придворный, чью личину он позаимствовал, спокойно проспал всю ночь в чулане). Выполняя фигуры сложного танца, во время которого партнеры постоянно менялись, он ненадолго оказался рядом с Белль, и вел ее несколько шагов до следующей смены. Ее руки оказались такими мягкими. Как шелк, как розовые лепестки. Таких рук не было у жены бедного ткача.
Он помнил об этом. Даже слишком хорошо, потому что разозлился тогда. Нежность ее кожи привела его в ярость: вот на что она его променяла – на мягкие руки и шелковые платья! Он испепелял Белль взглядом, пока та не начала спотыкаться. Тогда он презрительно толкнул ее к следующему партнеру.
Он знал.
И все равно сделал то... что сделал.
Румпельштильцхен не стал утруждаться подъемом по лестнице, а просто щелкнул пальцами и перенес их всех в облаке лилового дыма к себе в мастерскую.
Он достал корпию и чистые льняные бинты из собственных запасов (его часто призывали отчаявшиеся люди, умоляя спасти своих близких от смертельных ран, а он любил быть готовым ко всему) и заново перевязал Белль руку. Повинуясь движению его пальцев, к стене пододвинулась низкая лавка.
- Сядь, - приказал Румпельштильцхен Белль, – отдыхай, пока можешь.
Подойдя к столу, на котором стоял чайный сервиз (если Бэй и заметил, что это тот самый, из большого зала, где они завтракали, то виду не подал и не спросил, каким образом он тут очутился), Темный наполнил чашку горячим чаем и добавил щепотку толченых трав из причудливого стеклянного сосуда. Потом подул на воду. Иногда его называли драконом, а драконам присущ не только пламень, но и лед. От его дыхания чай сделался приятно теплым.
- Дай маме выпить немного, - сказал маг, обращаясь к Бэю, - только руками пусть не трогает. Он помнил, какую боль вызывают подобные раны при малейшем нажатии. А тепло чашки могло еще больше их разбередить.
Бэй сдержано кивнул и понес чай матери.
- Что это? - спросила Белль подозрительно.
- Чай, - ответил Румпельштильцхен, - в основном. И кое-что от боли. Может вызвать сонливость, но не более. Тело нуждается в воде, когда теряет кровь, - добавил он едко, почти злобно.
- Ну, пожалуйста, мамочка, - прошептал Бэй, протягивая чашку. Он был напуган. Гораздо больше, чем за завтраком, когда просил Румпельштильцхена помочь. Потому что взрослые восприняли его слова всерьез и испугались не меньше. Но мысль, что он делает что-то полезное, немного притупляла чувство собственной беспомощности.
Кажется, Белль тоже это поняла и выдавила улыбку, осветившую ее лицо (по мнению Румпельштильцхена, гораздо более искреннюю, чем те, которыми она одаривала своего любовника во время бала).
- Конечно, милый. Ты мне поможешь?
Между тем маг быстро отмерил и растолок в ступке необходимое количество порошков и трав. Пересыпал все в небольшую миску, добавил немного масла, выжатого из редкого растения и, перемешав смесь серебряной ложкой, поставил на огонь, разведенный одним взмахом руки.
Потом достал хрустальную чашу с множеством блестящих граней, вытряс в нее из склянки щепотку сушеных ледяных цветов и залил их водой. Когда вода засияла чистым холодным светом, Темный удовлетворенно кивнул.
Белль допила чай и теперь тихо сидела, разговаривая с сыном. Улыбка не сходила с ее лица, но была бесконечно усталой и вымученной. А вот Бэй немного повеселел. Румпельштильцхен с неудовольствием подумал, что заставлять Белль неподвижно стоять все время, которое потребуется для следующего этапа лечения, будет как-то… Будет похоже на мелкую месть. Не то, чтоб это сильно его волновало, но…
Щелчок пальцами, и из воздуха соткался еще один стол.
- Ну-ка, в сторону, дорогуши, - сказал Румпельштильцхен, направляя стол к скамейке, где сидела Белль с сыном. Те удивленно вскинули глаза, увидев летящую на них мебель.
Маг принес и поставил перед Белль сияющую чашу.
- Бэй, ты видел в большом зале синюю шляпу, расшитую звездами и полумесяцами? Будь добр, сходи за ней.
Мальчик кивнул и умчался выполнять поручение.
Румпельштильцхен начал осторожно снимать с руки Белль только что наложенную повязку. Она уже успела пропитаться кровью и гноем, но свое назначение выполнила, Бэй не заметил ран под ней.
- Спасибо, - тихо сказала Белль, - За это и за то, что не позволили Бэю смотреть.
Губы Румпельштильцхена дрогнули. Она догадалась, почему он отослал мальчика, что ж ума ей не занимать.
- Это я должен тебя благодарить. Или ты даже не поняла, какой замечательный шанс упустила выставить меня перед Бэем в дурном свете? Все,теперь опусти руку в чашу, - добавил он, снимая последний бинт.
От ледяной воды у Белль перехватило дыхание, но постепенно боль начала уходить, и она выдохнула. Румпельштильцхен начал медленно стягивать вторую черную перчатку.
- Я этого не хотел, - внезапно сказал он, смерив Белль свирепым взглядом, чтоб не смела заподозрить его в слабости или сочувствии к ней. – Ты знаешь, что я о тебе думаю, но… этого я не хотел.
Он запнулся. Враг она или нет (скорее - враг. По крайней мере, угроза тому, что он намеревался делать с Бэем, и женщина, способная без колебаний предать своих близких), будучи дельцом, он хорошо чувствовал, что пришло время платить по счетам, поэтому выдавил:
- Прошу прощения.
Кажется, Белль не осознавала, чего стоят слова извинения в устах Темного. Он мог бы с тем же успехом посетовать на погоду.
- Я согласилась на ваши условия, - сказала она просто, морщась от боли, когда он принялся за вторую перчатку, - Вам не за что извиняться.
Румпельштильцхен фыркнул:
- В договоре не было пункта о том, что тебя можно калечить. Ты служанка, а не овца на заклание, – Он начал разматывать бинты, – Как часто ты их меняла?
- В последние дни – примерно каждые два часа. Когда заканчивала уборку и возвращалась на кухню.
И за это время они промокали насквозь.
- А что ты делала с руками? Использовала травы, снадобья?
- Мыла с мылом перед каждой перевязкой. Потом нашла немного сухих трав на кухне и делала примочки. Еще держала в холодной воде перед сном. Кажется, помогало.
Белль еле ворочала языком от усталости, и причиной был не только чай. Вероятно, ночью ее руки горели. Такие раны грозят бессонницей из-за постоянной дергающей боли, это Румпельштильцхен знал прекрасно. А если и удается немного соснуть, то любое движение - словно пытка раскаленным железом.
Последняя повязка спала, и маг внимательнее взглянул на открытую ладонь.
- И ты так терла полы? – спросил он недоверчиво, прежде, чем опустить ее руку в воду.
Белль охнула и отпрянула назад, то ли от страха (или в притворном страхе), то ли из-за укуса обжигающе ледяной воды.
- Вы… вы так приказали.
- К дьяволу приказы, как ты на ногах-то держишься?
Румпельштильцхен помнил адскую боль в колене, когда он его разбил, и мучительную резь и жжение позже, стоило ногу ударить или задеть. Ему пришлось на собственной шкуре узнать, что имеют в виду сказители и знахари, называя боль «красной», когда весь мир словно подергивается кровавой пеленой.
- Перчатки помогают, - пожала плечами Белль.
Румпельштильцхен огрел ее злобным взглядом, заподозрив насмешку.
- Что ж, значит, чтобы избавиться от тебя потребуется нечто большее, чем боль, сегодня ты это ясно показала.
Кровь отлила у Белль от лица.
- Большее? – переспросила она.
Маг нахмурился. Он позволил себе забыться, стать невнимательным к словам. Такое случалось крайне редко. Румпельштильцхен хорошо помнил мельникову дочь и то, как она обвела его вокруг пальца. Но даже тогда он изменил их соглашение не под влиянием момента, а вполне осознанно. И просто не ожидал, что, в конечном счете, благодаря Коре, оно сыграет против него.
- Больше, чем я рассчитывал, дорогуша. Первый раунд за тобой. Но ты ведь понимаешь, что во втором я постараюсь отыграться.
Она печально кивнула.
Румпельштильцхен вздохнул про себя. Это было не похоже на Белль. Она могла соглашаться с ним или нет, но шутки–то всегда понимала. Что с ней не так? Если исключить боль, чудовищный недосып и хозяина - беса, забравшего ее в заколдованный замок.
В этот момент в мастерскую влетел Бэй, сжимающий в руке волшебную шляпу:
- Я принес!
Румпельштильцхен с трудом отвлекся от неприятных мыслей и улыбнулся мальчику (стараясь не показать при этом зубы):
- Уже вернулся? Иди сюда, я объясню, что собираюсь делать…
На самом деле, шляпа была не нужна. За магию пришлось бы платить. В том, что он делал сейчас, содержалась лишь малая толика волшебства.
Прохладная вода успокоила боль, уменьшила припухлость. Если она подействовала быстрее, чем обычная, что ж, не так и велика цена. То же самое с притиранием. Оно бы победило воспаление и заживило поврежденную кожу безо всякого заговора. (Румпельштильцхен почувствовал укол вины: руки Белль всегда были прекрасными, даже загрубевшие от тяжелой работы).
Простые чары помогут ранам затягиваться быстрее, не допустят нарывов и инфекции. Вот и все. Он мог бы вылечить Белль одним прикосновением. Он исцелял раны и похуже. Гораздо хуже. Но…
Румпельштильцхен не рассчитывал, что она окажется в его замке, и не собирался отводить ей место в своей жизни. Только все его планы пошли прахом, и он понятия не имел, что из этого выйдет. Обычно, предлагая магическую помощь, он заранее знал цену и устанавливал такие условия, чтобы получить оплату сполна. Но что-то ему подсказывало, что с Белль все будет только больше запутываться. Причем быстро.
Кроме того, Румпельштильцхен достаточно хорошо разбирался в законах магии, чтобы понимать: то, что он сейчас делает и есть его плата. Пусть сама Белль его не волновала, пусть в не столь далекие времена он бы с радостью забрал сердце предательницы и, смеясь, раздавил прямо у нее на глазах..., но Бэй любил ее.
Быть может, она была никчемней и злокозненней его собственного отца, но Румпельштильцхену начинало казаться, что она действительно искренне любит своего ребенка в ответ. Насколько способна.
Он проявил небрежность, причинив больше вреда, чем намеревался. Ошибка, которая могла стоить ему доверия сына из-за его, Румпельштильцхена, беспечности. Поэтому он считал, что расплачивается заслуженно: временем, вниманием, редкими ингредиентами для зелий, которые будет очень трудно восполнить.
Он взял шляпу, перевернул острой тульей вниз и подул на край, как дул на чашку с чаем. Огонек под миской погас, кипящее снадобье остыло и загустело на глазах, сила шляпы удалила все следы темной магии из варева.
Румпльштильцхен поставил миску рядом с хрустальной чашей, принес еще корпии, бинтов и свежее полотенце. Потом поднял и осмотрел ту руку Белль, которую она отмачивала дольше. Опухоль спала, водяные волдыри уменьшились и выглядели менее устрашающе, чем каких-нибудь пять минут назад: словно они уже пару дней как лопнули и начали подсыхать. Порезы затянулись, превратившись в тонкие розовые полоски.
Но Бэй все равно вскрикнул, увидев их:
- Мама! Тебе больно?
Белль улыбнулась ему. Устало, но вполне искренне, решил Румпльштильцхен.
- Нет, боль прошла. Все уже зажило.
Маг фыркнул:
- Ничего еще не зажило. Пока. Но скоро заживет. Подойди ближе, Бэй, я хочу, чтобы ты научился это делать…
Он насухо вытер руку Белль и щедро намазал приготовленным снадобьем.
- Нельзя скупиться, - предупредил он, - лучше наложить больше, чем потом пожалеть.
Он тщательно втер мазь в кожу у основания ее пальцев и вокруг каждого ногтя. Нежные участки между подушечками и ногтями было легко пропустить, но именно они оказывались наиболее уязвимыми, особенно, если ранки нагнаивались.
Румпльштильцхен показал Бэю, как перевязывать ладонь и каждый палец в отдельности, как бинтовать их вместе.
Потом он взялся за вторую руку Белль. Вскоре повязки скрыли ее раны с глаз мальчика.
- Возвращайся к себе в комнату и отдохни, - сказал Румпльштильцхен резко. - Очевидно, придется изменить список твоих обязанностей. Мне нужно подумать над ним. Ты можешь пока поспать. – Он хотел, было, добавить глумливое «а то на тебя смотреть страшно», просто чтобы не забывала свое место, но, заметив, что Бэй вслушивается в каждое слово, придержал язык.
- Я пришлю еще чаю. Выпей немного перед сном. Бэй, поможет тебе с этим. И с пуговицами на платье. Оставишь его мне, я посмотрю, можно ли избавиться от вони.
- У…у меня больше нет ничего подходящего, - сказала Белль.
То есть ничего, что она могла бы надеть самостоятельно, без помощи пяти служанок, затягивающих ее в корсет, способный переломать ребра. На что знати все эти чудовищные приспособления? Белль всегда была стройной. Зачем рисковать треснувшими костями и поврежденными органами, только чтобы выглядеть плоской доской на грани голодной смерти?
- Я обеспечу тебя одеждой. Какие цвета ты предпочитаешь?
Румпльштильцхен вспомнил синее платье, которое Белль носила в прежние времена, и ее алый бальный наряд.
- Черный. Пожалуйста. Если… если можно.
- Черный. - Он уставился на нее с удивлением. - Почему?
Белль закусила губу и опустила глаза, будто стыдясь чего-то:
- Я… я в трауре.
- Траур…, - секунду Румпльштильцхен размышлял над загадкой. Потом до него дошло. – Ах, да, - протянул он с издевкой, - триста лет. Полагаю, твой муженек давно кормит червей. Что, только сейчас поняла? Или ты имеешь в виду госпожу Розамунду? Так она мертва еще дольше.
- Да… нет… пожалуйста. Если вас не затруднит…
- О, да какие трудности, - наклонившись к самому ее уху, чтобы Бэй не мог услышать, он прошипел:
- Лицемерие всегда меня умиляло.
И исчез в клубах сиреневого дыма, чтобы снова появиться в большом зале. Завтрак давно остыл. Румпльштильцхен поглядел на вареное яйцо (Вареное. Не в корзинке, не яичница. Потому что с такими руками много не сделаешь)
Он помнил маленький островок на краю света в сотнях лиг от Аграбы. Помнил шумный город и убогий кабак под раскидистым деревом, где вполне сносно кормили. Неплохое местечко, тем более, что забраться еще дальше он все равно не мог.
Но прежде, чем отправиться туда, он отослал в комнаты Бэя чай, немного хлеба и фруктов. Ведь мальчик так и не успел позавтракать. А на обратном пути, он раздобудет какую–нибудь теплую одежду. Черную.
Глава VI NEW
Если бы…
Белль поднялась засветло, как делала каждое утро с момента приезда в замок. Разница была лишь в том, что сегодня она чувствовала себя хорошо отдохнувшей и не боялась, вернее, не так боялась того, что принесет ей день. Она согнула и разогнула пальцы, но повязки не причиняли рукам боли. Пусть Темный сказал, что не отступится, Белль привыкла ценить редкие моменты благополучия, которые дарила ей жизнь, как бы кратки они ни были.
Она направилась к сундуку с вещами. Темный забрал бархатное платье, пообещав новую одежду, но Белль уже смирилась с мыслью, что придется обойтись той, что есть. Все подаренные Гастоном платья были ужасны, тонкий шелк и кружево совершенно не подходили для стылых залов Темного замка.
Однако, на крышке сундука ее ждала аккуратная стопка новой одежды: три черных платья, чулки, нижние сорочки – все, что могло понадобиться. Даже черная шаль и две пары весьма практичных туфель.
Быстро, стараясь не разбудить Бэя, Белль оделась.
Пуговиц и завязок, к счастью, оказалось немного, но, застегиваясь, она обнаружила, что кончики пальцев до сих пор немного саднят. Так бывает, когда пытаешься открутить тугую крышку с банки - еще не больно, но если приложить больше усилий, то можно пожалеть.
Фасон платья показался ей странным. Конечно, за три века (Неужели действительно прошло три века? Владыка Морис в это верил, но как охватить такую пропасть времени?) мода изменилась. Главное, что оно было ладно скроено, хорошо сидело и обещало долго прослужить благодаря, плотной ткани, как нельзя лучше подходящей для тяжелой работы.
Белль вдруг почувствовала приступ страха: Гастон наряжал ее как куклу, Джонс до этого… хуже, чем куклу…
Она надела медальон и вцепилась в него так крепко, что еще незажившей руке стало больно. Но это платье скрывало ее так же, как и бархатное, ничего не выставляя напоказ. Она могла больше не колдовать над прической, пытаясь с ее помощью что-то спрятать (Как с Гастоном, который предпочитал, чтобы «компаньонка» распускала волосы, приходя к нему), – вполне хватало простой косы с вплетенной черной лентой.
Неважно. Темный ею не интересовался в этом качестве. Белль утешалась мыслью, что он, возможно, даже не мужчина. Чем бы маг ни был, он, похоже, находил ее вид (бледная кожа, ни чешуи, ни клыков) отталкивающим.
Белль вышла в коридор и хотела уже отправиться на поиски хозяина, но остановилась. Темный сказал, что замок покажет ей дорогу, так и не объяснив, что для этого надо делать. Белль огляделась по сторонам в поисках какой-нибудь подсказки.
- Эмм, - сказала она, наконец, обращаясь к стенам, - Мне нужно найти Темного. Можете помочь?
Свечи, освещающие коридор, в одном направлении потускнели, в другом – стали ярче. Белль сглотнула.
До этого она видела только, как волшебство творит сам маг, щелкая пальцами или взмахивая рукой. Конечно, в отличие от мгновенного перемещения из бальной залы владыки Мориса в замок Темного, назвать мерцающие свечи чудом было сложно, но это первый раз, когда Белль видела, как магия действует сама по себе, в ответ на ее слова.
Решив, что дорогу указывает более яркий свет (довольно сомнительная догадка, раз искать придется Темного), она последовала за ним.
Сначала Белль подумала, что ее ведут в мастерскую, расположенную в угловой башне, но внезапно огоньки свернули. Она шла и шла, вверх и вниз по лестницам, из коридора в коридор, и уже начала подозревать, что это и есть начало обещанного второго раунда, когда увидела впереди приоткрытую дверь. После нее не горела ни одна свеча.
Она собиралась постучать, но при ее приближении дверь распахнулась настежь сама собой.
Белль заглянула внутрь и увидела маленькую комнатку, похожую на мансарду в замке Мориса. Она была заставлена сундуками, ящиками, аккуратными стопками всевозможных коробок и мебелью, покрытой чехлами от пыли. Темный стоял у окна в дальнем углу комнаты перед большим кедровым сундуком с откинутой крышкой. В руках он держал тряпичную куклу – простую и грубо сделанную. В родной деревне Белль каждая маленькая девочка хранила такую под подушкой. У нее были густые волосы из коричневой пряжи и ярко-голубые нарисованные глаза. Платье из простого полотна веселого желтого цвета походило на затейливый бальный наряд, но бальный наряд, каким его мог представлять тот, кто никогда не видел настоящего. Конечно, Гастону не пришло бы в голову подарить компаньонке подобное платье, будь оно хоть шелковым, хоть золотым. Узкий, расшитый лиф слишком сильно открывал плечи и спину (и недостаточно грудь, подумала Белль мрачно).
Темный смотрел на куклу отрешенно и печально. Вдруг он повернулся. Блеснули желтые прожилки в его змеиных глазах.
- Что ты здесь делаешь? – спросил он с угрозой в голосе.
- Вы… вы посылали за мной, - едва выговорила Белль, отступая назад, - Вы сказали, чтобы я пришла… свечи показали дорогу. Я… я, простите, не надо было…
Лицо мага приняло брезгливое выражение.
- Хватит лепетать. Это неважно. Ты застала меня врасплох.
Он снова взглянул на куклу и рявкнул:
- Ну? Что молчишь? Ты же умираешь от любопытства. Спрашивай.
Но вопросы, действительно готовые сорваться у Белль с языка, только что разбежались перед лицом его гнева.
Она опустила взгляд, отчаянно пытаясь придумать, что сказать. Он когда-то упоминал жену…
- У вас была дочь?
В глазах мага появилась та же тоска, какую чувствовала Белль при мысли о Румпельштильцхене.
- Нет, - ответил он, поворачиваясь к сундуку. Белль решила было, что Темный собирается положить куклу на место и тем самым закончить разговор, но через мгновение он продолжил:
- Она была мне как дочь. Ее мать овдовела и после смерти мужа пришла в нашу деревню… В те времена я жил в деревне. Это случилось через год после… после того, как моя жена сбежала. – Он повертел куклу в руках, - У вдовы случались припадки. При пожаре, в котором погиб ее муж, ей на голову упала горящая балка. Когда начинался приступ, она ничего не соображала, просто смотрела в пространство. Как-то во время одного из них Моррейн, ее дочь, ушла и заблудилась. Ей тогда и года не было. Я нашел ее плачущей у себя на пороге. И с тех пор стал заботиться об обеих. – Он убрал куклу в сундук и захлопнул крышку, - Они давным-давно умерли. Я не смог их спасти.
Белль сжала медальон.
- И с тех пор… вы совершенно один? – в порыве чувств она протянула руку и положила ему на плечо, - Мне жаль. Я… я знаю, каково это – терять любимых.
Глаза мага злобно блеснули, и Белль подумала, что он собирается скинуть ее руку. Но он лишь кивнул, проглотив свой гнев. Ей даже показалось, что в его взгляде промелькнуло нечто похожее на сочувствие.
- Твоя тетя умерла, чтобы спасти тебя. Это слабое утешение, но хорошо, когда есть хотя бы такое. Держись за него, - добавил он.
Госпожа Розамунда. Белль стало стыдно. О тете она даже не вспоминала. Странно, что Темному вздумалось упомянуть ее, а не Румпельштильцхена. Но к тому времени, как госпожа Розамунда сделала…то, что сделала ради их спасения, Румпельштильцхен был уже семь лет как в могиле. Его нога никогда не ступала на паркет бальной залы в замке Мориса, и его тень или отзвук, или что там осталось от Розамунды, с чем она разговаривала каждый вечер в течение трех веков, никогда не попадались на глаза Темному.
Белль так и не знала, каким же образом супруга владыки остановила великанов.
- Я все-таки не понимаю, - сказала она, - Что такое госпожа Розамунда сделала, чтобы спасти нас? Зачем…
- Белль сглотнула, прежде чем продолжить, - Я видела владыку Мориса с кинжалом у ее постели и слышала, что она ему говорила. Он убил ее, ведь так? Но почему?
А, - сказал маг, со злорадно-веселым огоньком в глазах, – Длинная история…, - он огляделся. Белль показалось, что эта комната не столько склад старых вещей, сколько место, где Темный прячет свои воспоминания. - … которую не стоит рассказывать здесь.
И повел Белль прочь по коридору. Дверь тихонько захлопнулась у них за спиной.
- Семья Розамунды многие годы была хранительницей знаний и артефактов старой магии. В том числе и проклятия, очень древнего и страшного. Попади оно в руках кого-то более… изобретательного, чем владыка Морис, все могло закончиться гораздо хуже. Он мог отправить Пограничные земли в другой мир, если бы захотел. Изменить все, что пожелает, в своей маленькой стране, переделать на свой лад, даже исправить многие несправедливости и уладить споры. Но, полагаю, ему просто не хватило воображения, чтобы до такого додуматься. Хотя, возможно, это и к лучшему – за любое волшебство приходится платить, дорогуша. А заклятие и так обошлось недешево.
Оно дало вам пищу, новые, надежные дома, все условия для безоблачного существования. Но остановило во времени, заставив вечно проживать один и тот же день в одном и том же месте. Попытайся кто-нибудь покинуть Пограничные земли, с ним случилось бы что-то… весьма неприятное. Это все-таки проклятие. Но и проникнуть вовнутрь никто не мог, как бы ни старался. Те, кто старались, вроде великанов, что ж… скажем так: нехорошие вещи происходят с плохими людьми. Если, конечно, эти люди – не я. Пришлось попотеть, но в конце концов, лазейка нашлась.
Но за спокойствие и достаток, которые даровало вам заклятие, наложившему его пришлось заплатить высокую цену – сердце самого любимого человека. Поэтому Морис убил свою жену. Без ее сердца ничего бы не получилось.
Розамунда сама велела ему это сделать, поняла Белль. Она слышала, что госпожа говорила Морису. Розамунда долго, тяжело болела и знала, что ее конец близок. Но Белль все равно содрогнулась при мысли, что Морис смог заставить себя совершить столь ужасный поступок.
Она взглянула на Темного. Он с такой легкостью говорил о смерти, словно речь шла о забавной шутке, сыгранной с Морисом и его подданными.
- Вы так много знаете о заклятии, потому что… сами приложили к нему руку?
Ее догадка рассмешила Темного даже больше, чем смерть госпожи Розамунды:
- О, я появился гораздо позже, дорогуша! Когда я наткнулся на ваше маленькое королевство, заклятье уже несколько веков как действовало. И потребовалось немало времени, только чтобы найти в нем слабые места. На создание такого даже у меня ушли бы столетия.
Ухмылка вдруг сползла с его губ.
- К тому же, цена слишком высока. Людей с подходящими сердцами давно нет, а если бы такие и нашлись, я вряд ли смог бы их убить, даже ради спасения целого королевства.
Перед ними распахнулись тяжелые двустворчатые двери.
- А, - сказал Темный, - Вот то, что я хотел тебе показать.
Они вошли в большую круглую комнату (Белль решила, что это верхушка башни), полную книг. Такого количества ей не доводилось видеть ни разу. Некоторые были расставлены аккуратно, другие - беспорядочно засунуты в шкафы или сложены грудами на полках. Стопки книг громоздились на столах, стульях и даже на полу.
- Вот тебе новое поручение. Ты видишь, что здесь творится. Будешь хранителем библиотеки. Разбери и расставь все по порядку. Стирай пыль. Да, и если понадобятся еще полки, говори мне. Полагаю, чтобы правильно расположить книги, тебе придется сначала их просмотреть. Можешь не спешить. Что толку распихивать тома как попало, если потом будет невозможно ничего найти.
- Я… я…, - Белль огляделась, тщетно силясь поверить в то, что ей предлагают. Книги, множество книг, которые Темный разрешил читать, как угодно долго. Откуда он вообще узнал о ее любви к книгам? Пока она жила в замке Мориса, помимо Бэя, чтение было ее единственной отдушиной.
Что если, подумала Белль со страхом, неожиданная щедрость Темного как-то связана с обещанным вторым раундом и его желанием избавиться от нее? Но он смотрел на нее чуть ли не с робостью, будто сомневался, понравился ли ей подарок.
- Спасибо. Спасибо вам! Обещаю хорошо заботиться о них.
Маг кивнул и снова посуровел:
- Будешь готовить и подавать завтраки как прежде, но я бы хотел, чтобы ты присоединилась к нам с Бэем за столом. Тогда я хотя бы смогу за тобой приглядывать. Будешь приносить чай и исполнять другие мои поручения. И Бэй. Я хочу, чтобы ты смотрела за Бэем. Я собираюсь и дальше давать ему уроки, так что часть времени он будет проводить со мной. Но если у меня дела, мальчик – на твоей ответственности. Ясно?
В последние дни Бэлль удавалось проводить с сыном какие-то жалкие минуты вечерами, когда она сама едва на ногах держалась от усталости, и этот подарок значил для нее куда больше, чем книги.
- Спасибо, - повторила Белль, постаравшись вложить всю свою благодарность в одно слово. – Я знаю, сколько вы делаете для меня.
Ничего лучше она придумать не смогла, а этого казалось недостаточно.
- Спасибо!
Темный поморщился:
- Я просто стараюсь быть практичным, дорогуша. Я мог бы нанять еще слуг, чтоб присматривали за ребенком, но ты пока сойдешь. Кстати, нужно сменить повязки и взглянуть на твои руки. Потом тебе лучше заняться завтраком. Бэй скоро проснется и захочет есть, а мне совершенно не охота иметь дело с сонным и голодным шестилетним сорванцом. Думаю, тебе тоже.
Белль с трудом верилось в удачу. Именно о такой жизни она мечтала. Даже если это - всего лишь затишье перед следующей битвой в войне, развязанной против нее Темным, она сумеет насладиться каждым мгновением счастья. Пусть это ловушка, она добровольно позволит ей захлопнуться и не воспользуется выходом, которого, впрочем, не видит. Если маг хотел ее поймать, что ж, значит, победа уже за ним.
Но позже, вытаскивая из печи противень с булочками, Белль задумалась о том, что Темный рассказал ей про госпожу Розамунду. Владыке Морису ничто не стоило перекроить страну, по собственному желанию. Он даже изменил память подданных так, что те просто поверили, будто война с великанами выиграна.
Раз он мог исказить воспоминания, переписать с чистого листа… Он мог бы подарить Белль новую жизнь. Исполнить волю Розамунды, создав реальность, где Белль выросла их дочерью. Морис этого не сделал.
Изменилось ли бы что-то, стань она не любовницей, а законной женой Гастона? Глубоко в сердце Белль знала: да, изменилось бы. К лучшему. Гастон – не Джонс, он никогда не обращался с ней жестоко, не как капитан. Но в мире Гастона существовали правила: любовница была обязана ублажать своего господина, супруга – вызывать уважение подданных. Репутация жены отражалась на муже. От нее бы просто требовали исполнения долга, остальное рыцаря не интересовало.
Действительно, по сравнению с Джонсом, игры Гастона казались почти невинными. И он никогда не смеялся над ее болью
«Брось притворяться, милая», - слышался Белль шепот Джонса – «Тебе же это нравится. Ты упиваешься каждым мгновением. Как и все женщины…»
Джонс. Морис мог позволить ей забыть о Джонсе. Сотворить мир, где Гастон признал бы Бэлфаера своим сыном и наследником, мир, где ей не пришлось бы каждую минуту бороться за благополучие собственного ребенка.
Она закрыла глаза, пытаясь прогнать прочь думы и воспоминания. Владыка, как сказала госпожа Розамунда, страдал отсутствием воображения.
Темный разделял ее мнение. Скорее всего, идея полностью переделать мир просто не пришла Морису в голову. К тому же, его внимание отвлекала армия великанов у ворот. Что за дело ему было до какой-то несчастной девчонки, которую и так считали выскочкой, слишком высоко взлетевшей для своего сомнительного происхождения? По словам Темного, избирательная слепота владыки Мориса принесла больше пользы, чем вреда, ведь чем значительнее изменения, тем выше цена.
И с чего Морис должен был о ней помнить? Некоторые слухи ходили, но они оставались слухами. Белль обещала никогда не спрашивать, никогда не показывать, что подозревает, кто на самом деле ее отец.
Люди шептались, что у них с Морисом одинаковые подбородки и, что когда Розамунда заболела, владыка начал проводить гораздо больше времени со свояченицей, чем с женой. Но стоило ли обращать внимание на пустые разговоры? Хоть Розамунда и клялась, что назвала бы Белль дочерью, не сбеги Элиза из замка, это было до того, как все трое ее сыновей погибли на войне, когда побочная дочь владыки еще не имела никаких прав на наследство. Морис мог бы просто удочерить ее, чтобы сохранить родовое имя жены, не упоминая об отцовстве.
Конечно, если бы Белль вырастила Розамунда, Морису не пришлось бы беспокоиться о Бэе, полубезродном крестьянском отпрыске, возможно, с собственными притязаниями, ребенке, которого он с такой охотой продал демону, лишь бы не позволить ему со временем преградить Гастону путь к трону и наследству.
То, что демон отнесется к мальчику хорошо и, кажется, даже полюбит его, Морис знать не мог, как бы не хотела Белль верить в обратное. И… теперь это уже не имело значения. Что бы ни произошло на самом деле, сейчас у нее полный рот забот. И хозяин, который позволил ей носить траур, хоть поначалу и поднял на смех .
Белль подумала о кукле. Несмотря на насмешки, Темный, кажется, понимал, каково это – терять любимых. Даже если не верил в искренность ее горя. Но чувства Белль тоже не имели значения. Не сейчас, когда впереди ее ждал очередной хлопотный день.
И никогда раньше.
@темы: переводы, Белль, фанфикшен, Румпельштильцхен/мистер Голд
Еще главу добавила)
Ушла переводить следующую )
Nika_polaris, Это тот редкий случай, когда меня на слезу раза 3 пробило)
Ууууу, чудесно-чудесно!!!
Зря только вы Белль в 5-й главе несколько раз служанкой назвали, это настолько глаз зацепило, что я в оригинал сходила
несколько-это два. Скрипя, да, но не нащла другого способа выкрутиться.( Придумаете что-то лучше, чем Она и
Белль -с удовольствием заменю, ибо мосК вывихнула уже.
Белль -с удовольствием заменю, ибо мосК вывихнула уже.
Есть ещё "та" =) А вообще, разве это проблема? "Она", "та" и "Белль". Я, правда, следуя стопам фикбука, ещё называю её (о ужас!) девушкой. Иногда смотрительницей. Но здесь она не в столь почётном статусе, вроде бы.
Тэкс. избавилась от обоих служанок. Ыыыых, вот что значит пробуксовка мозга ночью)
Так действительно лучше, от "служанки" уж больно специфический образ в голове возникает.
Сама-то, помню, в одном переводе "брюнетом" грешила, классический слэшный вариант
Меня в фиках и переводах обычно раздражает, когда пишут "мужчина")
Сама-то, помню, в одном переводе "брюнетом" грешила, классический слэшный вариант
Не знаю насчет именно слэшного, но они любят по поводу и без повода по цвету волос или глаз называть)
И.О. служанки