Мы вас ждём, мастера всевозможного креатива, беты, будущие бартерные трудяги и радужные махатели помпонами. Только РумБелль, только хардкор! Записаться в команду можно в комментариях к этому посту. Баннер ведёт на него же. Будем очень благодарны, если заберёте баннер к себе в дневник.
ниче так, живенько. но я уверена промо выглядит интереснее чем будет сама серия и ничего такого анфинкабл не случится. раз уж белль в следующих сериях снова притворяется мебелью (+фича этого сезона - дурацкая сумка с дурацким даггером ).
кто-нибудь может разобрать чего там белль говорит в конце второго промо? с даггером. куда ее взять? а то мне чудится что она говорит 'take me to the strip club'
Название: Vivere militare est Автор: fandom Lamberto Bava 2014 (Askramandora) Канон: Пещера золотой розы (Фантагиро) Размер: миди, 6 155 слов Пейринг/Персонажи: Ромуальдо/Фантагиро, Dark!Белль|Human!Румпельштильцхен, Белая фея, Астерия, Безымянный, Белфайер, упоминаются другие Категория: джен, прегет, гет Жанр: AU, драма, романтика, приключения Рейтинг: PG-13 Краткое содержание: Ромуальдо отправляется искать Фантагиро, но, чтобы попасть в другой мир, ему понадобится прибегнуть совсем не к той помощи, на которую он надеялся Примечание/Предупреждения: кроссовер с сериалом «Однажды в сказке» (Once Upon A Time); пост-четвёртый сезон, начало пятого; Ариес отсутствует, некоторые другие персонажи пятого сезона тоже; название в переводе с латыни означает «Жить - значит бороться»
ЧитатьКороль Ромуальдо спешился, привязал коня к ближайшему дереву, вздохнул и обвёл взглядом безмятежный лес. Было тепло, солнечно, где-то поблизости заливалась неизвестная птичка, и в любое другое время Ромуальдо чувствовал бы себя совсем неплохо. Но сейчас он был мрачен и угрюм, нетерпеливо оглядывался и, наконец, громким голосом позвал местную владычицу: — Белая Фея! Покажитесь! Он знал, что Белая Фея вновь обрела своё могущество, утерянное было на какое-то время, и надеялся на её помощь.
Зашуршала листва, из-за деревьев выплыла величественная фигура в белом. — Король Ромуальдо, — низким грудным голосом приветствовала его Белая Фея и слегка склонила голову, остановившись перед гостем. — С чем пожаловали? — Разве вы не знаете? — горько молвил Ромуальдо, пытаясь поймать ее взгляд. — Фантагиро, моя невеста, пропала. Поисковые отряды прочесали всё королевство. Её нигде нет. Что, если её похитили? — Я постараюсь помочь тебе, Ромуальдо, — утешила его Белая Фея — сама она, тем не менее, утратила обычную невозмутимость и выглядела весьма взволнованной. — У меня всегда была особенная связь с принцессой Фантагиро, и, полагаю, я смогу почуять её присутствие, где бы она ни была.
Ромуальдо молча кивнул. Тревога ворочалась у него в сердце, больше всего он боялся, что уже поздно узнавать что-либо. Белая Фея подняла руки и зашептала что-то, от её пальцев распространилось сияние, охватившее всю фигуру волшебницы. Закрыв глаза, беспрестанно шевеля губами, она словно привела в движение весь лес своей магией: трава беспокойно шевелилась, птичка умолкла, и казалось, что даже солнечное сияние померкло. Ромуальдо переминался с ноги на ногу, ждал и мысленно убеждал себя в том, что ничего страшного случиться не могло. Наконец, Белая Фея опустила руки, и сияние исчезло. Морщинка перерезала безупречно чистый лоб волшебницы, когда она медленно заговорила: — Фантагиро в другом мире. Она сражается со злом, Ромуальдо. И ей грозит беда. Некий людоед, именующий себя Безымянным, напал на людей и хочет забрать у них детей, и Фантагиро их защищает.
Ромуальдо ничего не понимал. — Но как же она туда попала?! — он порывисто шагнул к Белой Фее. — Скажите мне всю правду, быть может, я сумею последовать за ней! — Не сумеешь, — горестно качнула та головой, — такое возможно, только если бы у нас был портал в тот мир. Я не смогу открыть такой портал — слишком сильная магия для этого требуется. — А есть тот, кто сможет? — Ромуальдо на мгновение прикрыл глаза. Ему было трудно дышать. Белая Фея задумалась, и наступила тишина. — Не знаю, Ромуальдо, — очень мягко произнесла она. — Не знаю… Ромуальдо с силой ударил кулаком по дереву, заставив своего коня беспокойно встряхнуть гривой и попятиться. — Должен быть способ! Должен! Я найду её, найду! Не говорите, что это невозможно! — Невозможно? — прозвучал вдруг чужой, холодный и насмешливый, голос, и на поляне, где стояли Ромуальдо и Белая Фея, возник третий человек. Женщина в чёрном плаще, с лицом, которое закрывала тень от капюшона. Из-под плаща было видно голубое платье. Судя по голосу, незнакомка была молода — возможно, лет двадцати с небольшим.
Ромуальдо почти физически ощутил, как сильно напряглась Белая Фея. От пришелицы веяло чем-то неприятным, чему Ромуальдо сразу не дал бы определения, однако его конь испуганно заржал, рванулся, пытаясь сорваться с привязи. Пока Ромуальдо успокаивал коня, незваная гостья вновь заговорила: — Невозможно, если не знать, как это делается. — А ты знаешь? — холодно осведомилась Белая Фея. Она была явно знакома с этой женщиной, и, судя по лицу светлой волшебницы, знакомство не принесло ей большого удовольствия. — Знаю. У меня есть то, что нужно королю Ромуальдо, — отозвалась женщина в чёрном плаще. — По странному стечению обстоятельств и мне нужно попасть в тот мир, где… людоед похищает детей.
Последние слова она почти прошипела сквозь стиснутые зубы, и удивлённый Ромуальдо повернулся к ней. Но он не успел ничего сказать. — Ты никогда не оказываешь услуги даром, Тёмная колдунья, — хмуро проговорила Белая Фея, не сводя глаз с собеседницы. Что-то, по её мнению, тут было нечисто, но что именно, угадать пока нельзя. — Верно. У каждой магии есть цена, — в голосе женщины прозвучала мрачная, почти зловещая усмешка. Похоже, и её отношение к Белой Фее было далеко от дружелюбного. Ромуальдо заплатил бы любую цену, и он подошёл к незнакомке, не обращая никакого внимания на предостерегающий взгляд Белой Феи. — Вы сказали, что можете отправить меня в тот мир, где сейчас находится моя невеста? — уточнил он. — Да, — уверенно отозвалась Тёмная колдунья. — Плату я с тебя возьму потом. Пока что, — она склонила голову набок, и взгляд Ромуальдо выловил каштановый локон, выпавший из-под капюшона, — не могу решить, чем тебе расплатиться, рыцарь. — У вас тоже кто-то остался в том мире? — полюбопытствовал король, не слишком-то, впрочем, надеясь на ответ. Он достаточно говорил в своей жизни с феями и волшебниками, чтобы понимать, что свои тайны те обычно прячут за семью печатями. Тёмная колдунья ответила резко и отрывисто: — Не твоё дело. Хочешь попасть к Фантагиро — следуй за мной. Не хочешь — оставайся тут и слушай эту, — она пренебрежительно указала белой, чуть пухловатой рукой на хозяйку леса, — бессильную светлую проповедницу!
Тёмная колдунья неторопливо двинулась прочь с поляны. Ромуальдо отвязал своего коня от дерева, шлёпнул по крупу, и тот побежал прочь — сам найдёт дорогу в родную конюшню. Затем король шагнул следом за Тёмной, но его перехватила Белая Фея: — Ромуальдо, с чего ты взял, что она поможет тебе? Вдруг это ловушка? Я знаю Тёмную колдунью вот уже несколько лет. Она потому и зовётся Тёмной, что не знает границ добра и зла. Ромуальдо осторожно отстранил владычицу леса: — Простите меня, Белая Фея, но я не могу сидеть сложа руки, зная, что Фантагиро сражается с каким-то злодеем. Как бы вы поступили на моём месте?
Белая Фея замешкалась с ответом, но тут женщина в чёрном недовольно бросила через плечо: — Король Ромуальдо, я не намерена ждать, пока ты решишься. Если бы у меня не было видения, что ты окажешься со мной в том мире, я бы и вовсе сюда не пришла. — Видения? — Ромуальдо был изумлён. — Она видит будущее. Кусочками, как мозаику, — вздохнула Белая Фея и отступила назад. — Доброго тебе пути, Ромуальдо. Удачи. — А почему мне удачи не пожелаешь? — насмешливо хмыкнула Тёмная колдунья. — Пойдём, несчастный влюблённый. Надеюсь, что моё видение было неспроста, и толк от тебя будет хоть какой-то. Ромуальдо пошёл за ней, говоря себе, что вступать в перепалку с женщиной ниже достоинства мужчины и рыцаря. Однако был вопрос, который он не мог не задать: — Ты намерена сражаться с людоедом? Он твой враг? — Да, — сухо ответила колдунья. — Будь добр не спрашивать меня, почему. Король Ромуальдо славится в своих владениях как искусный воин и мудрый правитель, а не как несносный любопытный болтун.
После этой реплики Ромуальдо окончательно расхотелось разговаривать с грубиянкой. Он молчал до тех пор, пока они не вышли на дорогу, и тут Тёмная колдунья порылась в складках своего плаща и достала откуда-то белый светящийся предмет, напоминавший… боб. — Волшебный, — пояснила она под удивлённым взглядом своего спутника и небрежно швырнула боб на землю. Несколько мгновений — и на его месте открылся зелёный сияющий портал. — Не струсите прыгать, Ваше Величество? — насмешливо поинтересовалась Тёмная колдунья. Видимо, неоднократно была свидетельницей того, как обычных людей пугает магия. Ромуальдо вместо ответа стиснул зубы и шагнул к порталу. Меч при нём, мужество и решимость спасти невесту — тоже. Пусть этот людоед на своей шкуре испытает и то, и другое, и третье!
Прыжок через портал был словно в ледяную воду. Ромуальдо задохнулся, ему показалось, что он тонет, но в следующее мгновение он свалился на твёрдую землю. Он услышал у себя за спиной, как встала на ноги Тёмная колдунья, и затем портал захлопнулся. Мир, в который они попали, ничем не отличался от их собственного. То же солнце, светившее из-за редких облаков, зелёная трава, тёплый воздух.
Ромуальдо живо поднялся с земли — он нисколько не ушибся — и взглянул на волшебницу. Та спустила капюшон, открыв взору симпатичное круглое лицо с голубыми глазами, обрамлённое копной вьющихся каштановых волос. Поймав взгляд Ромуальдо, молодая женщина сделала нарочито изящный поклон. — Я совсем забыла представиться! Меня зовут Белль. А затем она посмотрела на что-то за плечом Ромуальдо, и её тонкие брови сдвинулись, а на лицо набежала тень. — И мы удивительно вовремя. Там вдалеке, похоже, деревня горит.
***
Фантагиро вбежала в горящую деревню, на ходу выхватывая меч. Прямо у неё на глазах слуги людоеда Безымянного, больше всего походившие на огромные человекообразные овощи, схватили какую-то маленькую девочку и поволокли прочь. — А ну, стойте! — Фантагиро налетела на них, словно вихрь. Один удар, другой — враги выпустили жертву, та с плачем побежала прочь. А слуги Безымянного окружили Фантагиро. Они были вооружены только дубинами, но зато их было четверо против одной, с виду хрупкой девушки. — Так нечестно, — усмехнулась Фантагиро, уворачиваясь от чьей-то взлетевшей в воздух дубины, и с размаху прошлась мечом по ноге одного из противников. Острое лезвие проделало глубокий надрез, из которого засочилась отнюдь не кровь, а что-то чёрное и мерзко пахнущее. Сок?.. — Вы ещё и гнилые! — Фантагиро сбила с ног следующего, подставила подножку третьему и воткнула меч в живот четвёртого. Огромный живой овощ закачался, Фантагиро дёрнула, пытаясь вынуть из него меч, но не тут-то было. Услышав за своей спиной шорох, она резко повернула голову — и увидела, как валится оземь ещё один, непредвиденный, враг. Из руки у него выпал увесистый камень.
А поразил его какой-то рыцарь в доспехах и белом плаще, который сияющими глазами смотрел на Фантагиро. Воительница широко улыбнулась: — Спасибо! И затем, вновь уделив внимание своему мечу, одним рывком выдернула его из тела врага. Слуга Безымянного свалился на землю, а Фантагиро поморщилась — с клинка капал всё тот же гнилой сок. — Фантагиро! — рыцарь бросился к ней и чуть не задушил в объятиях — девушка еле вырвалась. — Наконец-то, я нашёл тебя! Я… — Простите, сударь, вы кто? — растерянно поинтересовалась Фантагиро, отстраняясь и продолжая держать на весу меч. Вот тут-то рыцарь задохнулся и побледнел. — Ты меня не помнишь? Фантагиро с искренним сожалением покачала головой. И затем обратила внимание на то, что крестьянские дома больше не горят — будто чья-то рука искусно потушила пламень, выплеснув на него воду.
А тем временем слуги Безымянного тащили отбивающегося пятилетнего мальчишку прочь из деревни, куда-то в лес. За ними едва поспевал хромой немолодой крестьянин в грязной белой одежде, по лицу у него струилась кровь, но он упрямо ковылял, опираясь на посох. — Мой мальчик! Бэй! — слёзы блестели в глазах несчастного, и, потерпев поражение в попытке отстоять сына, он пытался прибегнуть к бесполезным мольбам: — Пожалуйста, оставьте его! Это мой единственный сын! Дайте мне… поговорить с вашим предводителем! Умоляю вас! — Папа! — мальчик пытался вырваться, укусить державших его, пинался, но ничто не помогало. В полном отчаянии отец подхватил с земли камень и швырнул в одного из врагов, но промахнулся; тот развернулся и кинулся на надоедливого человека, сбил его с ног. Крестьянин неуклюже пытался отбиться посохом… — Что я вижу! Не многовато ли вас тут собралось? — донёсся до них злой женский голос, и слуги Безымянного, крестьянин и его сын увидели молодую темноволосую женщину в чёрном плаще. Она вскинула свои белые руки, из пальцев будто бы сверкнули молнии, и вот уже один живой овощ лежал на земле, другой… третий пустился наутёк, но и его настигла магия грозной незнакомки.
Мальчик, спотыкаясь, побежал к отцу, пытавшемуся встать, женщина же удовлетворённо осмотрела дело своих рук и приблизилась к обоим.
Кое-как, но крестьянин поднялся на ноги и покрепче стиснул посох. Благодарная улыбка появилась на его обветренном лице. Мальчик стоял рядом, с нескрываемым любопытством разглядывая спасительницу большими, карими, как и у отца, глазами. Казалось, он быстро оправился от страха. — Вы спасли моего сына, — голос мужчины слегка подрагивал — он-то ещё не пришёл в себя. — Не знаю, как… как отблагодарить вас! — А никак не надо, — незнакомка хмыкнула, глядя на него ясными голубыми глазами. — Ненавижу этих тварей, его слуг. Да и самого Безымянного тоже. Так что благодарить, право, не за что — я просто мстила. — В любом случае, — неловко улыбнулся крестьянин, — кто бы вы ни были… я никогда не забуду, как вы нам помогли. — Кто бы я ни была, — эхом повторила женщина и вдруг усмехнулась, протягивая ему руку: — Позвольте представиться. Белль. Натруженная ладонь коснулась её нежной кисти, и тут спасительница прибавила, заранее наслаждаясь эффектом, который произведут её слова: — Также известна как Тёмная колдунья.
Рука крестьянина слегка дрогнула, он посерьёзнел, но затем улыбка вновь скользнула по его тонким губам: — Тёмная или светлая — вы спасли моего сына… Белль. Вы желанная гостья в моём доме… если только до него ещё огонь не добрался. Белль смутилась — она привыкла к иному отношению. Обычно простые люди настороженно относились и к белой магии, не говоря уж о чёрной. Чтобы скрыть замешательство, она с деланным равнодушием пожала плечами: — Да уж, гостеприимство и мне, и моему спутнику не помешает. Он тоже где-то здесь, побежал спасать свою любимую. Насчёт дома не беспокойтесь — я потушила пожар. — Вы добрая фея, — с удивлением услышала она — и посмотрела на сказавшего это мальчика. Он ответил взглядом, полным восхищения, и Тёмная колдунья совсем растерялась. — Мой сын, Белфайер, — пользуясь случаем, представил его отец и с любовью погладил мальчика по голове. Белль отвела взгляд — словно это ей что-то напомнило. — А ваше имя? — спросила колдунья неожиданно резким тоном. — Вам трудно будет его запомнить, — вздохнул крестьянин, явно не любивший своё имя. — Румпельштильцхен. Никто из троих не заметил, как из-за дерева в лесу выглядывал непрошеный свидетель. И всё слышал.
***
— Верните Фантагиро воспоминания! Вы дел наделали, вам и исправлять, — Ромуальдо умел быть жёстким, и деревенская ведунья Астерия поёжилась. Она сама стёрла память принцессе из другого мира, чтобы та могла спокойно сражаться, не думая об оставленных родных, о любимом женихе. Сердце Фантагиро было полно тоски, а разве это поможет в борьбе с проклятым Безымянным? О Безымянном Ромуальдо услышал немало. Людоед был ожившей деревянной куклой, его не брали ни огонь, ни холодная сталь, в воде утонуть он также не мог. То есть, Безымянный был практически неуязвим. Однако должно быть что-то, способное его победить! — Вернуть память — дело хитрое, у нас на это времени нет, — пыталась втолковать Астерия упрямому пришельцу из другого мира. — Пусть Фантагиро завершит свою миссию, тогда к ней и вернётся память.
Ромуальдо мрачно качал головой. Любимая была с ним приветлива, но и только. Кто знает, сумеет ли Астерия исправить то, что наделала? Зла у него на эту причудливо одетую, сумасбродную женщину не хватало! Но что поделаешь — остаётся только ждать. И верить, что всё будет хорошо.
Ромуальдо развернулся и пошёл к двери, не слушая, что там ещё бормочет хозяйка про великую миссию и про то, что намерения у неё были исключительно самые лучшие.
Фантагиро ждала его позади дома Астерии — она стояла и всматривалась куда-то вдаль, щуря глаза. Будто хотела разглядеть корабль, на котором Безымянный приплыл в это нищую землю, где и правителя-то не было, а существовал какой-то непонятный общинный строй. Вождём общины, где сейчас находились Фантагиро, Ромуальдо и Тёмная колдунья Белль, была, как ни странно, та самая Астерия. Она же рассказала Ромуальдо, что дети из её народа вызвали при помощи корня желаний великого воителя, который должен был спасти их от людоеда. Так в этом мире появилась Фантагиро — и поведала, что её похитили слуги Чёрной Ведьмы, так что желание детей пришлось весьма кстати; великую воительницу как раз собирались убить. — Что она сказала? — поинтересовалась Фантагиро, развернувшись, когда хмурый Ромуальдо подошёл поближе, не глядя на неё. — Астерия случайно не узнала, как нам победить Безымянного? — Не узнала, — кратко ответил Ромуальдо. Об остальном говорить не хотелось. Слишком было больно, а жаловаться рыцарь не привык. Фантагиро понимающе всмотрелась в его лицо, а затем сочувственно вздохнула и положила Ромуальдо руку на плечо. Солнечная, присущая только ей улыбка озарила лицо воительницы, придав ему то обаяние, за которое Ромуальдо её и полюбил. — Не тревожься, я обязательно всё вспомню! Сейчас главное — победить злодея. Иначе все дети погибнут. И я рада, что не одна в этой борьбе. — Ты никогда не будешь одна, — Ромуальдо перехватил её руку, погладил пальцем свежие мозоли на ладони — как видно, Фантагиро здесь не только воевала со слугами Безымянного, но ещё и трудилась на благо общины. — Я тебя не брошу. И ты вспомнишь — со временем.
Это именно то, что хотела услышать Фантагиро, пусть в последнюю фразу Ромуальдо верил не до конца.
Ему подумалось, что Тёмная колдунья одна могла бы повергнуть Безымянного — надо найти её и предложить вместе напасть на его корабль. Возможно, ей как раз известен способ уничтожить людоеда?
Белль в это время входила в дом Румпельштильцхена. Она окинула быстрым взглядом жилище, ожидая увидеть, как к ней выйдет жена хозяина, однако, судя по всему, женской руки тут не бывало давно. Очевидно, Румпельштильцхен за всем смотрел сам, но ведь мужчина не умеет создать такой порядок в доме, как женщина. В углу стояла прялка — сам ли Румпельштильцхен на ней работал? Тогда он, должно быть, ещё и овец держит, чтобы состригать с них шерсть. — Вы небогато живёте, — заметила Белль после того, как они весьма скромно пообедали, а Белфайер ненадолго отлучился поиграть. — Сами следите за хозяйством, как я погляжу? А где же ваша… супруга? Мать Бэя? Румпельштильцхен, в задумчивости убиравший со стола, вздрогнул и ответил не сразу. — Она… её больше нет. Мы живём вдвоём... я и сын.
Тёмная колдунья взмахнула рукой, убирая грязную посуду со стола куда более лёгким способом, чем это мог сделать хромой крестьянин, и предложила ему присесть. Почему он даже в собственном доме так неуверенно себя ведёт?
Вероятно, её присутствие всё же не так желанно для Румпельштильцхена, как он пытался уверить… — Жена оставила вас? — голос Белль звучал совершенно спокойно — будто они разговаривали о погоде. Вопрос был совершенно бестактный, но Тёмная редко церемонилась с людьми. Ей захотелось спросить — она и спросила. — Сбежала с одним… любителем приключений, — Румпельштильцхен молча сел рядом, избегая взгляда гостьи. Никогда он ни с кем откровенно не говорил про Милу, но отчего-то ему казалось, что Белль захочет — и узнает сама всё, что хочет. Кто их разберёт, этих магов. — Сочувствую, — тихо произнесла колдунья – надо же что-то сказать. — Давно это случилось? — Год тому назад. Бэй думает, что она умерла, — Румпельштильцхен помолчал, прежде чем тяжело добавить, — и так лучше для него.
Белль смотрела на него и думала, что та женщина, должно быть, хотела яркой жизни. А Румпельштильцхен был таким смирным, тихим… и казался очень спокойным.
Хотя кто разберёт, что у него в душе творится. — Мила любила смелых мужчин, — неожиданно для себя проговорил Румпельштильцхен вслух, — а я… с войны сбежал, уже когда Бэй родился. Боялся, что сын будет расти без меня… боялся потерять и его, и Милу… всего боялся. — Я видела, как вы защищали своего сына, — нахмурилась Белль. Ей никогда не нравилось ненужное самобичевание.
Горькая усмешка промелькнула в его чертах и тут же исчезла: — Крыса, загнанная в угол, тоже сопротивляется.
Белль хотела было сказать что-то ещё, но тут кто-то громко и грубо постучал в дверь. Тёмная колдунья мгновенно вскочила, Румпельштильцхен медленно поднялся на ноги, опираясь на свой посох, и судорожно сглотнул — будто этот звук что-то ему напомнил. — Румпельштильцхен! — позвал голос Астерии, и в следующее мгновение, не дожидаясь ответа, ведунья сама открыла дверь.
Внимательно посмотрела на Белль, затем на хозяина дома. — К деревне подошёл слуга Безымянного и оставил письмо для твоей гостьи, — она протянула Белль свиток пергамента, та мгновенно его схватила. Развернула, прочла — и пошатнулась.
Румпельштильцхен неуклюже рванулся к ней — поддержал, хотя чуть было не упал при этом сам. — Что? Что там? — он умел читать, но ведь письмо было адресовано Белль, поэтому Румпельштильцхен не осмеливался туда заглянуть. — Она… она у него, пока живая, и я должна прийти и сдаться, я одна, иначе… — Тёмная колдунья всхлипнула и поспешно закрыла лицо ладонью, словно стыдясь своих чувств.
Астерия поспешила к ней, обняла за плечи, тронутая происходящим. Видно было, что она очень хочет помочь — впрочем, как и всегда, когда с кем-то в деревне случалась беда. — Кто? Кто у него? — Румпельштильцхен успокаивающе гладил Тёмную колдунью по плечу своей жёсткой ладонью. — Моя младшая сестра Аннет, — чуть слышно ответила Белль. — Ваш мир — не первый, где побывал Безымянный. Не первый, где он похищал детей.
***
Поблизости от берега, куда причалил корабль Безымянного, росли негустые леса, и именно там спрятались Ромуальдо и Фантагиро. Оба смотрели из-за деревьев, как Тёмная колдунья Белль поднимается на корабль — она не знала, что они последовали за ней. Безымянный велел Белль явиться одной, но у Фантагиро имелось своё мнение на этот счёт. Они с Ромуальдо проберутся на корабль и освободят захваченных в плен детей, а затем помогут Тёмной.
Ромуальдо, столь же внимательно наблюдавший за Белль, как и его потерявшая память невеста, негромко произнёс: — Вряд ли её сестра ещё жива. Астерия сказала, что Безымянный ест детей сразу. — Белль было невозможно удержать, — вздохнула Фантагиро. — Она отчаянно надеется, что её сестра ещё жива! Хочет надеяться. Кто бы на её месте поступил иначе?
Оба умолкли, а затем Фантагиро вытащила мешочек, который незадолго перед уходом дала ей Белль. Тёмная колдунья приберегла содержимое для Безымянного, но сама, увы, уже воспользоваться этим не могла. Не хотела рисковать жизнью сестры — если та ещё не погибла. А вдруг? Вдруг девочка действительно временно избежала участи, которую Безымянный готовил всем детям на своём треклятом корабле?.. — Надеюсь, пока они заняты Тёмной колдуньей, нам удастся пробраться на корабль, — Фантагиро потихоньку начала подбираться ближе, Ромуальдо был рядом.
Они не видели человека, который стоял сзади, прячась за кустами, и судорожно сжимал посох. От страха он едва мог держаться на ногах, и сам не понимал, что привело его сюда.
Взгляд сына? «Папа, а Белль… что теперь с ней будет?»
«Не знаю, сынок. Мы ничем не сможем ей помочь...»
Ладони Румпельштильцхена были влажными, на лбу тоже выступил пот. Снова судьба подбросила ему что-то большее, чем серая, бесцветная жизнь в деревне. И опять он боялся. Белль спасла его сына и его самого, а он беспомощно отпустил её на верную гибель. За себя ли больше страшился — или из-за того, что сын может остаться сиротой? Лишиться отца, как сам Румпельштильцхен много лет тому назад? Он прекрасно знал, что это такое — расти в одиночестве, когда тебя воспитывают чужие люди. Румпельштильцхен смотрел, как Ромуальдо и Фантагиро подкрадываются к кораблю, и не мог сдвинуться с места. И от этого ему хотелось плакать. Потому что он не мог заставить себя на что-то решиться. Не мог ни уйти, ни последовать за Ромуальдо и Фантагиро. В конце концов, какой от него, хромого и не умеющего сражаться, толк?
…Белль очнулась, не сразу сообразила, где она находится. Койка… чья-то каюта? Корабль? Её руки и ноги были связаны, колдунья ощущала сильную слабость. Примерно так же она чувствовала себя, когда не так давно в неё кинули пыльцой фей. В ноздри заползал отвратительный запах гниющих овощей и плесени, взгляд на несколько мгновений упёрся в потолок, покрытый паутиной. А затем Белль повернула голову.
Безымянный стоял рядом — клоунская улыбка, пепельные длинные локоны, живое лицо над неживым телом. По частям, но это чудовище превращалось в человека. Чем больше съеденных детей, тем больше живой плоти вместо древесины волшебного аполикандра. Поймав взгляд пленницы, Безымянный раздвинул накрашенные губы в неестественном подобии улыбки. Показал Белль небольшой стеклянный флакончик со светящимся порошком внутри. Действительно, пыльца фей. Значит, вот почему она, Тёмная, потеряла сознание и теперь не чувствует в себе волшебства.
Как и тогда, когда не сумела отстоять ту, что была ей дорога. — Где моя сестра? — Белль облизнула сухие губы. Голос её звучал хрипло. — Сестра? — мёртво повторил людоед, подходя ближе. Его оскал казался ещё страшнее.
Белль яростно рванулась, но путы держали крепко. Всё это время она держалась лихорадочной надеждой на то, что сестра, маленькая Аннет, ещё жива. — Сестра, говоришь, — протянул Безымянный, остановившись вплотную к Белль. — Это которая?
Он прекрасно знал, которая. — Говори, что с ней! – Белль почти кричала. — Это был просто предлог. Чтобы заманить тебя на корабль.
В руке у него блеснуло лезвие ножа. Сам Безымянный взрослых людей не ел, но его слуги были бы не прочь отведать свежей плоти Тёмной колдуньи. — Говорят, ты бессмертна, — настолько глумливо, насколько это способна сказать кукла, протянул людоед. — Сейчас проверим, когда я порежу тебя на куски, чтобы скормить своим людям…
Он склонился над Белль и занёс нож. Тёмная колдунья не могла, отказывалась поверить, что Аннет мертва – она снова бешено рванулась, пытаясь разорвать проклятые верёвки. Но слуги Безымянного связали пленницу на совесть. И тогда она невольно закрыла глаза.
Убить Тёмную колдунью и в самом деле можно было только особым кинжалом — любые раны, нанесённые обычным оружием, тут же срастутся обратно. Но зато мучить её враг сумеет бесконечно, уж в этом он себе не откажет.
Тем временем Фантагиро и Ромуальдо пробрались на корабль, заглянули в трюм и обнаружили там связанных детей. — Фантагиро, развяжи их, а я буду смотреть, чтобы нам никто не помешал, — едва Ромуальдо успел произнести эти слова, как невесть откуда взявшийся слуга Безымянного с мечом в руке кинулся на него. Ромуальдо уклонился, выхватил собственное оружие; отбил следующий удар, прыгнул в сторону и полоснул врага клинком по шее, напоминавшей сборчатые капустные листья. Фантагиро тем временем отбивалась от другого. Мешочек, подаренный Белль, был крепко зажат у неё в руке — скорее бы добраться до Безымянного!
И Ромуальдо, и она сама были уверены, что с Белль пока ничего ужасного не случится — она ведь волшебница. Как-нибудь справится, а потом и они оба подоспеют. Сейчас самое важное — освободить детей, пока их не посыпали сахарной пудрой и не побросали в котёл, вариться. Сырой пищи Безымянный не признавал. — Одно я теперь точно знаю, — пробормотал Ромуальдо, свалив очередного неприятеля и ударом ноги в шею отвалив ему гнилую картофельную голову. — Что? — Фантагиро перевела дух и выдернула свой меч, запачканный чёрным соком, из поверженного слуги людоеда. — Я больше в жизни не прикоснусь к овощам, — натянуто усмехнулся Ромуальдо.
Фантагиро, невзирая на всю серьёзность ситуации, не могла не улыбнуться – но тут застывший было на полу враг зашевелился, мощным пинком сбил её с ног. Мешочек с жучками выпал из её руки, и они расползлись вокруг. Времени собирать их не было; Фантагиро и Ромуальдо атаковали новые противники, и принцесса, глядя, как жучки уползают прочь, едва не заплакала от бессильного гнева.
***
Безымянный замер, когда дверь сзади открылась, а затем обернулся. Белль мгновенно распахнула веки, услышав знакомые, неуверенные шаги. Треклятье, только не он! Он же не… — А это у нас кто? — насмешливо протянул Безымянный, вертя в руке нож и с любопытством разглядывая Румпельштильцхена, испуганно озиравшего каюту. Взгляд карих глаз остановился на Тёмной, которая со злостью пыталась выпростать руки из верёвок. Что же теперь делать, соображала Белль, что же теперь…
Румпельштильцхен сделал ещё один шаг вперёд — казалось, что одновременно он хочет и накинуться на Безымянного, и сбежать. — Вот ещё одно блюдо для моих людей. Жестковат будешь, но сойдёт, — деловито произнёс людоед, и Белль, увидев, как он тоже делает шаг к Румпельштильцхену, выкрикнула: — Деревянное бревно, ты же мной собирался заняться, так и займись!
По крайней мере, хоть отвлечь его на пару мгновений.
Как же хромому крестьянину удалось сюда пробраться? Но времени задаваться этим вопросом у Белль не было.
Безымянный, казалось, не знал, кем заняться перво-наперво — то ли мужчиной, то ли женщиной. — Не знаю, как ты сюда пролез, но отсюда тебе путь уже заказан, — наконец, сделал он выбор и уверенно повернулся к Румпельштильцхену. Тот вскинул сжатую в кулак свободную руку, будто бы защищаясь, а затем...
Чёрные древесные жучки набросились на Безымянного. Они жадно вгрызались в аполикандр, и людоед, неуклюже покачнувшись, выронил нож.
Румпельштильцхен не собирался любоваться этим зрелищем. Спотыкаясь, он поспешил к Белль, опустился на колени, отставив посох. Стал распутывать верёвку у молодой женщины на запястьях. — Ноги я сама освобожу, — Белль благодарно улыбнулась своему спасителю и принялась развязывать путы, стягивавшие её лодыжки. Несколько мгновений — и верёвки упали на пол.
Глухой стук сбоку заставил её повернуть голову — Безымянный свалился на пол. Буквально на глазах он разваливался на части, даже живая плоть на его теле превратилась в дерево, и жучки переползли на неё. — Фантагиро и Ромуальдо тоже здесь, они отвлекают слуг Безымянного, — пояснил Румпельштильцхен, равнодушно глянув на то, что творилось с людоедом. — Поэтому я смог… пройти. — Но я же мешочек с волшебными жучками оставляла принцессе, — недоуменно произнесла Белль.
Румпельштильцхен смущённо усмехнулся. — Наверное, кто-то выбил его у неё из руки… я нашёл их ползающими здесь, на корабле, и собрал. Главным было решиться и прийти сюда… чтобы хоть как-то помочь. Я ведь не знал… вдруг всё-таки наткнусь на кого-нибудь… из слуг Безымянного.
Глаза Тёмной колдуньи лукаво блеснули: — На этот раз тебя никто не загонял в угол, верно? Ты сам явился. Преодолел свой страх. Румпельштильцхен обернулся — жучки благополучно превратили Безымянного в разрозненные, объеденные куски дерева. — Сам, — эхом повторил он. — Сам…
…Фантагиро спрятала меч и принялась развязывать детей. Она помнила описание малышки Аннет, сестры Белль. Светловолосая и голубоглазая, в сером платьице. Но дети по большей части были светловолосые и голубоглазые, а одежда у них уже превратилась в какие-то грязные лохмотья, не везде и цвет различишь.
Ромуальдо одного за другим выводил детей с корабля, пока Фантагиро отправилась искать жучков и заодно Безымянного. Вскоре она вернулась, довольная и немного удивлённая. — С Тёмной всё хорошо. Ей помог Румпельштильцхен. Он нашёл наших жучков и напустил их на этого монстра. — Тот самый Румпельштильцхен, который здесь считается деревенским трусом? — Ромуальдо оглянулся на толпу детей, терпеливо ждавших на берегу. Сами они не решались никуда пойти — были слишком запуганы слугами людоеда. — По крайней мере, Астерия говорила, что считается, — принцесса пожала плечами. — А славно мы тут все поработали, Ромуальдо.
Она рассмеялась, и Ромуальдо с трудом подавил желание обнять и поцеловать её — не время, она ещё ничего не вспомнила… Фантагиро, похоже, под влиянием облегчения думала иначе, потому что шагнула к рыцарю и коснулась губами его щеки. Просто, по-дружески и тепло.
Ромуальдо замер, вгляделся в её лицо. Она разбудила в нём дремавшее желание своим невинным поцелуем — и он сгрёб девушку в охапку и сам крепко поцеловал в губы, уже не сдерживая себя.
Когда Фантагиро отстранилась, в глазах её появилось какое-то странное выражение. Она растерянно заморгала, а затем уставилась на Ромуальдо, будто только что его увидела. — Я… послушай, мне кажется, что… — Фантагиро резко умолкла, ей показалось, что у неё кружится голова, и она опёрлась о плечо своего жениха. В голове наперебой, как живые, вставали воспоминания о прошлом.
Весь мир вокруг неё изменился, расцветился совершенно иными красками, а симпатичный, но доселе чужой рыцарь — в один миг стал родным и близким. — Ты всё вспомнила? — Ромуальдо сиял от радости. Ему хотелось по-мальчишески заорать от восторга, подхватить Фантагиро на руки и закружить её. Она вернулась!
Поцелуй… кто бы мог подумать, что для возвращения воспоминаний требуется только поцелуй!
Разве что было в этом поцелуе что-то особенное.
Позже, когда он спросил об этом у Белль, Тёмная колдунья снисходительно объяснила: — Поцелуй истинной любви, король Ромуальдо. Он снимает любые чары…
***
Ни в одной из светловолосых девочек, бывших пленниц Безымянного, Белль не узнала Аннет. …— Людоед напал, когда меня не было дома, — Тёмная говорила очень тихо, и сидевший рядом Румпельштильцхен сочувственно сжал её руку. Он не мог утешить словами, не умел. Но Белль этого и не просила. Она просто рассказывала, безо всякого выражения, монотонно и бесцветно: — Мы с Аннет живём… жили в замке. Аннет никогда не любила моё волшебство, хотя я всё для неё готова была сделать... с его помощью. Ей не нравилось, что я заключаю с людьми сделки. В то утро мы поссорились, и Аннет убежала в лес, погулять, а я отправилась по делам — крестьянин из одного поселения с моей помощью женился, и я собиралась потребовать с него плату за услугу. За Аннет я не боялась — хищники мои леса обходили стороной. И вот…
Голос Белль оборвался, она гулко сглотнула. Румпельштильцхен погладил её пальцы, тихо проговорил: — Если тебе тяжело… не продолжай. Потом расскажешь. — Безымянный появился поблизости на своём летучем корабле, пересекающем миры, — Тёмная колдунья будто бы не слышала. — Он… его слуги схватили всех детей, которых нашли в близлежащей деревне. Аннет услышала крики, увидела из леса, как горят дома… у неё была подруга в этой деревне, они часто играли вместе, пока меня не было. Аннет даже думала, что я не знаю об этом, — Белль слабо, невесело усмехнулась, — считала Мари своей тайной подругой… Наверное, она увидела, как слуги Безымянного схватили Мари. Я… подоспела поздно. Только когда Аннет уже тащили прочь. Убила тех, кто держал её… и тут появился сам Безымянный и бросил в меня пыльцой фей. Я не знала… откуда он её достал, — Белль говорила всё медленнее. — А потом... я выяснила, что он кого-то нанял... и тот попросил пыльцу у Белой Феи. Якобы, чтобы защититься от меня — Тёмной. Безымянный ведь слышал обо мне... боялся, что я ему помешаю, если он появится в моих владениях... Потом, через какое-то время, я пришла к Белой Фее и сказала ей... что, как только смогу, я убью её за её глупость... но так и не убила. Не до неё было.
Никогда она ни с кем не была настолько откровенной. Но сейчас, когда Белль знала, что Аннет больше нет, в ней словно что-то сломалось. Да и человеку, который из благодарности к ней преодолел своё малодушие и пришёл на корабль людоеда, можно, пожалуй, рассказать всё. — После того, как в меня кинули пыльцой... я не могла колдовать. Меня просто отбросили прочь, как куклу, и я только видела, как Аннет уводят… я слышала её крики… Она просила меня помочь…
Белль не выдержала и разрыдалась, а Румпельштильцхен порывисто, думая только о том, чтобы ей стало легче, обнял её за плечи. И гладил по голове, как маленького Бэя, когда мальчику было плохо.
Спустя какое-то время рыдания стихли, Белль поспешно отстранилась и резким, почти сердитым движением вытерла глаза. — Прости. Я, как ребёнок… — Нет-нет, всё хорошо, — Румпельштильцхен и говорил с ней, как с хнычущим сыном — мягко, заботливо. — Тебе нужно было выплакаться. — С тех пор я покоя не знала... ничего не делала, кроме как искала, куда девался Безымянный, как попасть в этот мир и как убить людоеда. Верила, что, может быть, Аннет ещё жива, — Белль закрыла глаза. Она больше не могла плакать. Никакими слезами эту потерю не смоешь — они с Аннет, несмотря на недомолвки и обиды, были близки и нежно любили друг друга.
Прерывая эту молчаливую сцену, в дверь кто-то забарабанил. — Румпельштильцхен! — послышался голос Астерии. — Ромуальдо и Фантагиро хотят отправиться домой при помощи корня желаний, спрашивают, как твоя гостья и не хочет ли она… — Сейчас, — громко крикнул Румпельштильцхен, обрывая её, — сейчас выйдем. Пусть подождут!
Он повернулся к Белль — Тёмная сидела, сложив руки на коленях, и даже не подняла глаз. Будто ждала, что же он скажет... будто от этого что-то могло зависеть. — Тебе пора, Белль, — Румпельштильцхен вздохнул — почему при этих словах ему стало так уныло?
…Ромуальдо ждал, держа в руке корень желаний, Фантагиро стояла рядом. Они обрели друг друга, спасли людей от Безымянного с помощью Тёмной и Румпельштильцхена, и стоявшая неподалёку толпа провожала своих героев. Оставалось только дождаться Белль — и отправляться в путь.
Вскоре колдунья появилась — лицо её было полускрыто капюшоном плаща, в руке она что-то сжимала. Приблизившись к Ромуальдо и Фантагиро, Белль сухо бросила: — Мне ваш корень ни к чему, у меня есть ещё один волшебный боб. — Тогда и мы с Ромуальдо, — слегка оживилась Фантагиро, — могли бы использовать его, а корень желаний оставить Астерии… — Нет, не могли бы, — казалось, женщина в чёрном плаще усмехается. — Потому что за мои услуги всегда надо платить — разве Ромуальдо тебе об этом не сказал?
Фантагиро растерянно осеклась. Ей хотелось подойти к Белль, утешить в потере, но отстранённость и сухой тон Тёмной колдуньи привели воительницу в нерешительность.
Ромуальдо счёл нужным прервать неловкое молчание: — Что ж, тогда отправляемся, — а сам с тревогой подумал о том, что история с Белль для него лично ещё не кончилась. Тёмная колдунья подняла руку, готовясь небрежно швырнуть боб на землю, но тут раздался нетерпеливый детский крик: — Постойте!
Все обернулись — к пришельцам из другого мира спешил, опираясь на свой вечный посох, Румпельштильцхен, впереди бежал Белфайер. Мальчик кинулся к Белль и, сияя, схватил за руку: — Мы с тобой, добрая фея! — Со мной? — эхом повторила изумлённая Белль.
Румпельштильцхен подошёл, неловко улыбнулся, встав рядом, и тихо, чтобы слышала только Тёмная, пояснил: — Когда-то… моя жена говорила, что мне необязательно быть деревенским трусом… и хорошо бы нам переехать. А после того, что было на корабле, я подумал… новый мир, новая жизнь?..
Белль откинула капюшон назад, Румпельштильцхен встретился взглядом с её глазами — и прочитал в них, что ей нравится такое решение. Она не стала говорить о том, что он теперь и так не деревенский трус, и даже не упомянула о плате за то, что поможет ему переправиться в другой мир вместе с сыном. — Тогда в новый путь, — вот и всё, что сказала Белль, чувствуя, как в груди появляется какое-то непривычное, тёплое ощущение, и бросила свой боб на землю, а Ромуальдо загадал желание.
Эпилог
Ромуальдо знал, что рано или поздно Тёмная колдунья придёт за платой. Но случилось это нескоро. Сначала была свадьба с Фантагиро — наконец-то, после стольких откладываний! — а затем беременность, роды, появившийся на свет младенец. Девочку назвали Каролиной, в честь сестры Фантагиро, и больше всех с ней любил возиться счастливый отец. В один из тихих летних вечеров, когда Ромуальдо уложил младенца в колыбельку, в комнате будто похолодело, стало чуть темнее — как если бы светильники начали гаснуть. Ромуальдо настороженно выпрямился — и увидел Белль.
Тёмная колдунья стояла посреди комнаты, такая же, как Ромуальдо её помнил — в чёрном плаще и голубом платье. — Здравствуй, король Ромуальдо, — знакомо зазвучал женский голос, и Ромуальдо нахмурился. — Ты пришла за платой, верно? — Какая невежливость, мог бы сначала и поздороваться, — укорила его Белль с оттенком насмешки в голосе. — Разумеется, а зачем же ещё мне здесь появляться? Чужому счастью радоваться я не привыкла.
Ромуальдо настороженно смотрел на неё: — И что же тебе нужно? Взгляд Белль переместился на колыбельку, заставив счастливого отца похолодеть. — Знаешь, одно время я собиралась потребовать твоего ребёнка… первенца Фантагиро… Тёмные бесплодны, своё дитя мне никогда не зачать…
Ромуальдо сам не понял, как обнажённый меч очутился у него в руке. Рыцари не угрожают безоружным женщинам, но вот он уже стоял перед колыбелькой, загораживая собой мирно спящую девочку. — Ты её не получишь, — с угрозой заявил Ромуальдо… и услышал в ответ презрительный смех: — Если бы я хотела, то получила бы. Вот как этот меч. Белль слегка шевельнула пальцами — и меч короля, как по волшебству, оказался в её правой руке. — Но дело в том, что есть нынче и другие дети, постарше и уже охотно желающие, чтобы я стала их матерью. Поэтому в качестве платы сойдёт и меч храбреца, — она взвесила клинок в руке. — Тоже неплохая вещь! Прощай, король Ромуальдо. Вряд ли мы ещё увидимся.
И она исчезла. Просто испарилась в воздухе, а Ромуальдо какое-то время стоял, не двигаясь, затем вздохнул. Облегчённо и радостно. Маленькая Каролина, не зная, что над ней только что пронеслась небольшая гроза, продолжала посапывать в своей колыбельке. Тихо, почти беззвучно отворилась дверь — в спальню проскользнула Фантагиро. Она подошла к Ромуальдо, с улыбкой посмотрела на дочь. — Как ты думаешь, Ромуальдо, наша девочка вырастет такой же красивой, как ты? — Во всяком случае, — Ромуальдо обнял жену, думая о том, что ведь прекрасно понял, каких «детей постарше» имела в виду Белль, — она наверняка будет такой же непоседой, как ты!
Алое сердце в ладони дрожащей, Чёрное сердце в груди бьётся чаще, Сомкнуты веки, сомненья убиты, Светлые мысли в их прахе забыты.
читать дальшеНе было шторы, слетевшей с гвоздями, Робких улыбок, касаний руками, Не было чашки с отколотым краем, И поцелуя в пылающем мае.
Не было, нет — только, пальцы сжимая, В зелье сияющий пепел ссыпая, Горько ты плачешь, прощенья моля. Эта расплата — не только твоя.
Разные
Твои глаза горят и плачут, в твоей душе тревожный жар; Но презираешь неудачи, перенесёшь любой удар. Стремясь вперёд, ты умираешь, ползёшь назад и вновь встаёшь; От боли медленно страдаешь и золотую нить прядёшь.
читать дальшеТы изнутри изъеден гнилью, безумный смех в тебе поёт; Она же чай тебе с ванилью В жемчужных пальчиках несёт. Ты отпусти её, недужный, пускай идёт на дым костров, Тебе ведь нежный свет не нужен — лишь чёрно-бархатный покров.
Она вокруг тебя порхает, ты полон ласки допьяна; Она обман не замечает, а ты лишь кубок пьёшь до дна. Обречены непониманьем, и ложной радостью своей; Ты отпусти её вниманье — ведь без тебя она сильней.
All that we see or seem Is but a dream within a dream
Название: Маскарад Оригинальный текст: Masque Night Автор: Kelaine729 Переводчик: _Nirva Бета:Milena Main Категория: гет, джен Жанр: романтика, драма, ангст, AU Рейтинг: PG-13 Персонажи: Румпельштильцхен, Белль, Бэлфаер, Гастон, Морис, ОЖП, ОМП. Предупреждение: смерть персонажа Размер: макси. 98,331 слов, 27 глав. Статус: Перевод в процессе. Краткое содержание: АУ. Каждый вечер в замке владыки Мориса звучит музыка - там празднуют победу в войне с великанами. Для Белль, любовницы сиятельного Гастона, этот бал - пытка. Одна из многих, которые ей пришлось выдержать с тех пор, как ее муж Румпельштильцхен погиб на войне. Она думала, что сможет вынести все, пока однажды владыка Морис не решил продать ее сына Бэлфаера мстительному Темному магу. Публикация на других ресурсах: по запросу. Примечание переводчика : Первый фик по Once, который зацепил до такой степени, что захотелось его перевести, несмотря на размер). Это тщательно выстроенный мир, где героев и события перетасовали так, что получилась новая история. Надеюсь, найдутся желающие ее почитать. (И, надеюсь, что хватит пороха ее закончить))) Разрешение на перевод получено.
Глава I Она чувствует, что медленно сходит с ума. Вокруг кружатся пары, играет музыка. На ней темно - красное платье, оттеняющее бледность кожи. Пышная юбка напоминает розовый бутон, чьи лепестки дрожат при каждом движении. Узкий лиф сверху отделан высоким воротником, застегнутым на драгоценную брошь. Вырез платья настолько глубок, насколько позволяют правила приличия при дворе владыки Мориса. Почти все ее выходные туалеты выбирал Гастон. Лишь черное платье, траурный наряд, который, несмотря на недовольство правителя, она надевает в каждую годовщину cмерти мужа - ее собственный выбор. Темный бархат скрывает ее всю, от шеи до пят. Когда она снова облачится в него через месяц, густая вуаль спрячет лицо, перчатки обтянут руки. И на целый день ее оставят в покое. Она просидит до заката во мраке маленькой часовни. Никому не будет дела до того, плачет она или улыбается, молчит или изливает камням душу.
Ходят слухи о возможной женитьбе Гастона. Она не знает, стоит ли волноваться, ибо помнит, что Гастон обещал, когда ее отдавали ему в «компаньонки». Он верен слову, поэтому она не боится быть брошенной на произвол судьбы. Вначале Морис часто говорил, что если она понесет от Гастона, он заставит того признать ребенка своим законным наследником. Но она бесплодна, ее чрево мертво и пусто, как она сама. Когда-то давно она любила мужчину ( прошло всего семь лет, семь лет, а кажется, что с тех пор минули века). Она вышла за него и родила ему сына.
Морис хмурится, глядя на ее ребенка. Он никого так не презирал в своей жизни, до ее появления при дворе. Обо всем остальном еще можно забыть. Превратить в небыль, в сказку о потерявшейся принцессе, которая выросла среди крестьян, но волею судьбы обрела положенное ей место. Остальное можно было бы даже простить (Владыка Морис именно так и выразился: «простить»), не будь дитя прямым доказательством ее преступления. Она молча кивает, притворяясь, что не понимает, чего Морис хочет от нее. Она скорее согласится на муки и смерть, она раз уже сделала это - прежде чем позволит забрать у себя сына. Так что благородных она кровей или нет, Гастону не нужна жена, которая не в состоянии родить наследника, перечеркнув тем самым свое прошлое.
В бесплодных попытках зачать ребенка проходит два года. Она перестает ждать, да и Гастон с Морисом, похоже, уже лишились надежды. Если Гастон женится, возможно, ей назначат пожизненную пенсию, как хорошим слугам, в которых больше не нуждаются. Тогда она сможет тихо жить в какой-нибудь глуши, где только сны будут приходить к ней ночами. Но что, если он просто бросит ее, вышвырнет вон за ненадобностью после смерти Мориса? Ее передергивает от этой мысли. Она слишком хорошо знает, что тогда случится. Лучше уж смерть, чем отправиться обратно. Но что станет с ее сыном? Несмотря на косые взгляды Мориса, мальчик получает хорошее образование. Она надеется, что в будущем он сможет стать канцеляристом или секретарем при дворе Гастона, позабыв о воинской славе и рыцарских подвигах. Его отец погиб на войне. Она помнит, когда в деревне впервые услышали об ужасной бойне. Новости с фронта шли медленно. Она узнала о смерти мужа, уже год будучи его вдовой. Как она могла желать солдатской доли своему сыну? Впрочем, у нее едва ли будет выбор. Судьбу мальчика решат Гастон или Морис, исходя из своих понятий о достойном будущем для него. Мориса в свое время король произвел из простых рыцарей в вельможи за подвиги в битве. Возможно, он захочет, чтобы мальчик пошел по его стопам. Гастон же, зная, как именно нынешний владыка получил свой титул, может воспрепятствовать этому. Значит, Гастона она должна ублажать, чтобы в будущем он спас ее сына, сына, который однажды все поймет и не простит ей.
И она носит выбранные Гастоном платья, неискренне улыбается, танцует. Позже, когда они останутся одни, она снова натянет на лицо улыбку и начнет танцевать. Или хотя бы попытается. С каждым днем это становится все труднее. Как будто у нее внутри что-то окаменело. Но так нельзя. Она помнит, от чего избавил ее владыка Морис. Она знает, Гастон никогда не полюбит ее сына, но и не станет использовать его против матери. Пусть Морис подарил ее Гастону, нимало не заботясь о ее чувствах, обращался с ней, как с вещью, но вещью дорогой и ценной. Все могло быть гораздо хуже. Так что не ей мечтать о несбыточном. Но она рада, что танец закончен, и у Гастона другая партнерша. Однако, сбежать из бальной залы она не может, пока не потанцует с другими вельможами. К счастью, сегодня тех вполне удовлетворяют фальшивые улыбки и пустые разговоры. Нынче ночь торжества. Никто из гостей не станет просить ее замолвить за него словечко Гастону и не попытается выведать секреты владыки Мориса. Война окончена. Они спасены. Почему же ей кажется, что это уже происходило тысячи раз? Почему только что обретенный мир имеет горький привкус праха и тлена? Наконец она получает позволение удалиться и, сославшись на утомление, направляется в одну из боковых комнат. Ее рука непроизвольно тянется к блестящему золотому медальону на шее. Это подарок Гастона, но у нее есть иная причина носить его не снимая. Она уже собирается открыть медальон, как вдруг осознает, что не одна в комнате, и вздрагивает, чувствуя неправильность происходящего, которую не может объяснить. Неизменная форма этого дня будто уже выбита в камне, поэтому она точно знает, что будет дальше. И совершенно уверена, что никого постороннего здесь быть не должно.
Однако, он здесь - темная фигура, презрительно смотрящая на нее из тени. Человек делает шаг вперед, но его лицо скрыто капюшоном. - Госпожа… Белль? Его голос – высокий и насмешливый, и ее имя в его устах звучит как оскорбление, словно его искупали в сточной канаве. Что ж, к ней не впервые так обращаются. Людское пренебрежение давно перестало ее трогать. - Не госпожа, - отвечает она спокойно, - Я - мадам Белль. - Ах, да. Ручной зверек владыки Мориса? В его словах явное желание укусить, но она не совсем понимает, что имеется в виду – Морис всегда относился к ней только по-отечески. - Мне дали понять, что это Госпожа Розамунда попросила мужа пригласить меня ко двору. – отвечает она по-прежнему безмятежно. Госпожа Розамунда - хворая жена владыки Мориса, которая даже ради сегодняшнего празднества не покинула свои покои. - Вот как? И она так же, как и я, считает вас пустой тратой времени и усилий? Она никогда не видела его при дворе, а простолюдин не позволил бы себе так отзываться о госпоже Розамунде. Возможно, он из дальних земель? Посланец какой-нибудь знатной дамы, которую прочат за Гастона? Это объясняло бы его неприязнь. Ее воспринимают как угрозу? Смешно. Но если он действительно тот, кто она думает, с ее стороны будет некрасиво даже случайно помешать переговорам. К тому же, она давно перестала прислушиваться к тем, кто шепчется за ее спиной. - Вы правы. Я никогда не смогу в достаточной мере отплатить госпоже Розамунде за ее доброту.- говорит Белль, притворяясь, что не поняла смысла сказанного.- И никогда не буду мешать ее планам. Человек смеется жутковатым, визгливым и каким-то нездешним смехом. - Неужели? Я… - Мама! – к ней со всех ног бежит Бэлфаер, - меня попросили передать тебе. Я…, - он резко останавливается, заметив, что она не одна. Белль прижимает сына к себе, отчасти, чтоб приласкать, отчасти, чтобы защитить от злобного незнакомца. Ведь Бэй еще совсем дитя, несмотря на всю свою смелость. Ему только шесть. - Что ты здесь делаешь? Я же давно отправила тебя спать! Бэй опасливо косится на человека в капюшоне, который, к счастью, стоит тихо и абсолютно неподвижно. - Госпожа Розамунда хочет поговорить с тобой, мама. С нами обоими. Белль хмурится. Это необычно. Госпожа Розамунда болеет уже много лет, за это время Белль видела ее лишь дважды. Она надеется, что не произошло ничего плохого. - Возможно, она просто хочет узнать про бал, - подает голос незнакомец. Белль хмурится сильнее. - Бал? У нас давно нет времени на такие развлечения, - произносит она, снова чувствуя какую-то странность. Она уверена, что им нечего праздновать - великаны выигрывают войну. Но ее тревожит призрачный отзвук воспоминаний, красное платье, страшная усталость, как будто все их танцы и веселье лишь прелюдия к этому моменту, застывшая в янтаре. - Разве? Что ж, должно быть времена меняются. - смеется незнакомец и растворяется в тенях. Белль смотрит на свое платье и ее почему-то удивляет, что оно золотое, а не темно-красное. У них давно не было балов, но Гастон хочет, чтобы она всегда выглядела как знатная дама. Увы, слишком многие желали бы забыть, что она вообще имеет отношение к знати. Как и у всех платьев, которые Гастон дарит ей, у этого слишком глубокий вырез на ее вкус. Одно дело появляться в нем на публике, когда она обязана блистать, совсем другое – в покоях госпожи Розамунды, которая относится к ней, как к дочери. Белль хочет сбегать в свою комнату взять шаль, чтобы прикрыть плечи. Но раз сама госпожа Розамунда позвала ее, возможно, времени терять нельзя. Она быстро поворачивается, не выпуская сына из объятий. Она знает, что нужно делать, как будто уже делала это тысячи раз.
*** Госпожа Розамунда полусидит в постели, откинувшись на подушки, подложенные ей под спину. Она бледна, как полотно, словно даже эта расслабленная поза слишком утомительна для нее. Но она так светло улыбается при виде Белль, что та уверена: Розамунда не умрет. Не сегодня. Ее голубые глаза блестят по - прежнему ярко, ее волосы теплого медового цвета также отливают медью. - Моя дорогая госпожа Белль, - говорит она, и когда Белль пытается возразить, останавливает ее. – Разреши мне называть тебя так сегодня. Ты должна носить дворянский титул, знаешь? Твоя мать была моей сестрой, а твой отец был… Твой отец - знатный вельможа. У Белль на языке вертится вопрос, но она так и не решается его задать. - Я… я обещала владыке Морису, что никогда не буду пытаться узнать имя своего отца, моя госпожа. - говорит она, - И не нарушу этой клятвы. Я слишком обязана ему. А если верить сплетням, которые до нее доходят, для Бэя лучше, если она никогда и не узнает.
Розамунда хмурится. - Ты обязана ему гораздо меньше, чем считаешь, моя дорогая. Если бы моя сестра тогда не сбежала, я бы приняла тебя как свою дочь. Скандала бы не случилось, и ты получила бы все права, положенные тебе по рождению. Белль качает головой. Она хочет возразить, что земли и титул передаются по наследству в роду Мориса, но боится ответа, боится, что если слова прозвучат, она не сможет притвориться, будто не расслышала или неправильно их поняла. Ее глаза, ее волосы, ее миниатюрная фигура, все это говорит о родстве с семьей госпожи Розамунды. Но есть что-то в форме ее лица, что напоминает владыку Мориса. - Дай-ка мне взглянуть на твоего сына, - говорит Розамунда и с улыбкой смотрит, как Белль подталкивает к ней Бэя. - Бэлфаер, - произносит госпожа, - Ты дала ему это имя? - Оно в ходу там, откуда родом мой муж - говорит Белль. - Это сильное имя. Мне пришлось выбирать его самой, так как муж был на войне, но думаю, он бы не возражал. - Твой муж. - Повторяет Розамунда. - Знаешь, некоторые не верят в его существование. Белль дотрагивается рукой до медальона. - В таком случае они ошибаются. - Возможно, так было бы даже лучше, - произносит Розамунда. Непохоже, что она пытается переубедить Белль, слишком спокойно звучит ее голос. – Ты же понимаешь, дитя благородных кровей, чей отец неизвестен, это не то же самое, что сын простого крестьянина. - Я знаю,- кивает Белль, - И ради Бэя, я должна была… Если бы она действительно любила Бэя, любила больше, чем бесплотный призрак, разве бы она не сделала это для него? Но… - Я не могу. Бэй - все, что осталось у меня от Румпельштильцхена. А я не могу предать его память . К удивлению Белль( хотя на самом деле она вовсе не удивлена. Как будто их разговор повторяется раз за разом, и она не впервые произносит эти слова), Розамунда не спорит. В ее глазах – сочувствие и усталость. - Я понимаю. Прости, что напомнила. – Она через силу улыбается. - Я рада, что ты вернулась к нам. Жаль мы не смогли дать тебе того, что ты заслуживаешь. Но я счастлива, зная, что дочь Элизы жива. И будет жить. Это то, что я хотела сказать тебе, Белль. Ты будешь жить. Ты и твой сын. Госпожа Розамунда больна, ее мысли путаются. Белль не хочет смущать ее покой жестокой правдой. Но они окружены великанами. Анволия пала. Надежды нет (как нет и балов в честь освобождения и победы) - Ты не веришь мне, правда? – спрашивает Розамунда.- Это не важно. Завтра вечером ты будешь танцевать на празднике в честь окончания войны. И каждый последующий вечер. - Конечно, так хорошо снова начать танцевать, - поддакивает Белль. - Называй меня тетей, - просит Розамунда, - Только сегодня, пожалуйста, зови меня тетей. - Тетя. В таком случае, тетя Розамунда, когда мы разобьем великанов, вы должны прийти и посмотреть, как я танцую. - О, дитя мое, как бы мне этого хотелось! Но у меня есть обязательство. Я должна заплатить… - Моя гос… Тетя? Я не понимаю. - Это волшебство, - говорит Розамунда, - Заклятие. Время остановится. Ничто не сможет пересечь наши границы. Но внутри них все будет так, как должно быть. – Она вздыхает, - Ну, или так, как представляет себе Морис. Я люблю его, несмотря ни на что, но у него плоховато с воображением… - Тетя Розамунда? - Неважно. – снова вздыхает та. В дверь стучат. Владыка Морис застывает на пороге, увидев Белль и Бэйфаера. - Что вы здесь делаете? - Тише, дорогой, - шепчет Розамунда. - Я послала за ними. Она - дочь моей сестры. А он - ее сын. Мне хотелось поговорить с ними сегодня. Неужели ты осудишь меня за это желание? - Нет, конечно, нет. Морис встревожен. Он смотрит на Белль, потом на Розамунду. В глазах - боль, словно его гнетет тяжелое бремя. - Все хорошо, - произносит Розамунда. - Я уже сказала то, что должна была. Белль, дорогая племянница. И Бэлфаер. Знайте, что я люблю вас обоих. Но вам пора идти. Идите, нам с владыкой Морисом нужно закончить наши дела. - Розамунда, - говорит Морис. У него в глазах стоят слезы. Заметив их, Белль переводит взгляд на бледное лицо своей тети. Госпожа хворает уже много лет, но что, если… Ее желание видеть их с Бэлфаером, ее странные слова. Белль боится, что она умирает. - Все хорошо,- повторяет Розамунда,- просто другого пути нет. С улыбкой она берет руку Мориса и прижимает к своим губам. - Я знаю, ты любишь меня. И я не ухожу навсегда. Это мгновение будет повторяться, и повторяться каждый вечер, пока время ходит по кругу. Не понимая, что происходит, Белль хватает Бэлфаера за руку и выскакивает из комнаты. Она оглядывается лишь раз: Владыка Морис больше не сдерживает слез. В его руке длинный кинжал. Дверь захлопывается. Рядом снова стоит тот незнакомец. - Все точно так же, как вы помните, дорогуша? – спрашивает он, и мир опять подергивается дымкой. - Он собирается ее убить, - говорит Белль, - Я… я не понимаю. Я знаю это. Откуда я это знаю? - О, она мертва уже много веков! Наконец-то кто-то заметил. - Нет. Она жива. Когда начнется бал, - в смятении она остановилась. - Скоро должен быть бал…он уже был…ничего этого не случалось. Но я знаю. Как? Он ухмыльнулся: - Потому что все это уже произошло. И еще произойдет. И будет повторяться снова, и снова. Но то, что вы видели там, - он махнул рукой в сторону покоев Розамунды, - не часть круговорота, что бы она не говорила. Заклятье вступило в силу позже. Но она ваша тетя. Ах, нет, простите, она была вашей тетей. Полагаю, поэтому вы проживаете этот момент снова и снова. Вот повезло - то. - Он хихикнул. Она чувствовала исходящую от него злобу. Никто, даже Хордор, когда она унизила его перед всей деревней не испытывал к ней подобной ненависти. - Вы сердитесь на меня, - сказала Белль, понимая, что это слишком мягкое слово для того, что она чувствует в нем. - За что? Что я вам сделала? - Скажем так: вы напоминаете мне кое-кого. У меня когда - то была жена, знаете ли. Ох, о чем это я, конечно, не знаете. И завтра, когда я вернусь, тоже знать не будете. Так вот. Она была милая. Верная. Так я думал. Пока однажды, вернувшись домой, не обнаружил, что она сбежала с другим мужчиной. Конечно, со временем он ей тоже надоел. Или же она просто захотела большего. Когда я ее нашел, она уже обхаживала вельможу. Оцепенение, которое так давно сковывало Белль, исчезает. Будто ей дали пощечину. Она вспоминает : Хордор пришел к ней после того, как в деревне узнали о смерти всех ушедших на войну мужчин, и сообщил, что она уже год, как вдова. Неважно, что она об этом не знала. Время скорби прошло. Она может снова выйти замуж, если хочет. И если не хочет – тоже. Он сказал, что избавится от Бэя - отошлет в сиротский приют в Лонгбурне. Трехмесячного младенца без матери. Для такого малыша -это смертный приговор. Хордор даже не удосужился дождаться ответа, просто схватил ее за плечи и притянул к себе.
У Белль помутилось в голове. Она отбилась от Хордора и вытолкала его на улицу. К несчастью, на глазах у половины жителей. То, что она совершила, считалось преступлением. К тому же, человек, на которого она напала, служил Герцогу и был поставлен следить за порядком в их деревне. Так что Хордор на законных основаниях приговорил ее к двадцати ударам плетью и штрафу в тридцать серебряных монет, которых у нее не было. Должницу, неспособную заплатить, продавали в услужение тому, кто больше даст, и она обязана была работать на своего хозяина как рабыня, пока не выплатит потраченные на нее деньги. Белль была уверена, что Хордор намеревался забрать ее себе. Он даже несколько раз поднимал цену. Но ее купил капитан корабля, недавно прибывшего в гавань. Когда Белль пороли на деревенской площади, он свистел и смеялся. Но, несмотря на то, что моряк вовсю забавлялся с ней сам и время от времени позволял развлечься команде, он оставил с ней Бэя. И, в конце концов, его корабль бросил якорь в Приграничных землях. Перед смертью мать Белль дала ей кольцо и наказала использовать его только в случае крайней необходимости, если она окажется в действительно отчаянном положении без всякой надежды. Тогда кольцо следовало послать правителю Приграничных земель и его жене. Белль до сих пор помнила леденящий ужас ожидания: окажется ли мать права, принесет ли кольцо долгожданное избавление.
В чем-то ожидания оправдались. Владыка Морис освободил ее и забрал к себе. Или не освободил. Но его двор оказался гораздо лучшим местом, чем то, откуда она прибыла. Да и Гастон был неплохим человеком, лучше капитана Джонса. Не склонным к жестокости. Он никогда не бил Белль, не заставлял приходить к нему, если той нездоровилось, и вряд ли был способен отдать ее кому-то из своих людей просто для развлечения, как кость собаке. Но он несколько раз пытался уговорить ее отослать Бэя. Не в приют, где бы мальчик голодал. Гастон был выше этого. Он предлагал отдать его в обучение к достойному человеку, в родовитую приемную семью, обещая обеспечить ему безбедное существование. Возможно, так и следовало поступить. Возможно, как говорил Гастон, она стояла на пути Бэлфаера к лучшей жизни, жизни, где он мог бы стать кем-то большим, чем просто побочным сыном рыцарской содержанки. И, вероятно, Гастон был прав, считая, что только себялюбие не позволяет ей отпустить ребенка. Жгучая потребность защищать Бэлфаера, каждый день доказывать, что мать любит его и не бросит, что бы ни случилось, казалось, была для Белль единственной причиной продолжать существование. Забрали бы сына, и она бы просто легла на землю, не в силах даже дышать. Она привыкла к оскорблениям. Даже те, кто расточали ей комплименты, просили об услуге и мило улыбались в лицо, за спиной рассказывали скабрезные истории. Постыдная тайна госпожи Элизы. – говорили они. - Сама родилась в навозной куче и позволила себя обрюхатить крестьянской свинье, которую, поди, в грязи и нашла. Белль не обращала внимания. Но слова странного человека почему-то пробрали куда сильнее. Однако, холод и пустота уже очень глубоко проникли в ее существо. - Так что же вы сделали, когда нашли ее? – спросила Белль почти бесстрастно, выказав лишь вежливое любопытство. Он осклабился, показав ряд острых гнилых клыков. - Наказал ее, дорогуша, что ж еще? Потом перевел взгляд на Бэлфаера, и его ухмылка исчезла. - Уходя, она забрала с собой мое величайшее сокровище. Как я мог ее простить? Отголоски боли и гнева исчезли, оставив Белль лишь бесконечную усталость. - Полагаю, не могли,- согласилась она. Мир снова утратил четкость. Мы победили, напомнила она себе. Великаны разбиты. Земли владыки Мориса в безопасности. Навсегда. На завтра назначен бал в честь освобождения. Если это было освобождение. Белль устало берет Бэлфаера за руку. -Тебе давно пора в постель! Она должна быть счастлива. Все хорошо, все опасности позади. Но знание не приносит успокоения. Она чувствует, что уже тысячу раз проживала этот момент, как будто пресловутое освобождение – всего лишь очередная ловушка. Она чувствует, что медленно сходит с ума.
Белль берет себя в руки и поднимается, чтобы традиционно поприветствовать гостей перед началом бала. В груди неприятно теснит, как ни пытается она успокоиться. Они празднуют освобождение. Она может быть смертельно пьяна, нести ужасную чушь – сегодня ей будут восторженно внимать несмотря ни на что. Но назавтра припомнят каждое слово. Ее речь разберут по косточкам и вывернут наизнанку. Гастон и Морис не забудут, если Белль их опозорит. Она натягивает на лицо радушную улыбку и поднимает золотой кубок, собираясь произнести заготовленный тост. Но стоит ей раскрыть рот, как по залу разносится насмешливое визгливое хихиканье. Резкий звук сбивает Белль, заученные слова выветриваются из головы, она запинается и краснеет.
Толпа поворачивается к источнику странного смеха. Прямо на притолоке над главным входом, подперев голову рукой, вальяжно разлеглось какое-то странное создание. Как оно там оказалось? Балка достаточно широкая, но Белль не представляет, как на ней можно удержаться, да еще в такой позе. Стол владыки Мориса расположен как раз напротив дверей. Почему же никто ничего не заметил? Это невозможно. Но еще хуже то, что Белль уже очень давно чувствует, как рвется вокруг нее ткань бытия… И хотя та расходилась годами, столетиями, она может помнить об этом лишь один единственный день. Теперь Белль видит, как нити разрываются окончательно. В прорехи с ревом врывается неизвестное – темное и пугающее. Загадочное существо снова хихикает. Нечеловечески пронзительно. Оно или он, Белль не уверена, одет в странную обтягивающую одежду из драконьей кожи, которая выглядывает из-под плаща с капюшоном. Его тело похоже на человеческое, но сам он человеком не кажется.
- И это ваш распорядитель бала, владыка Морис? Куда катится мир… Существо садится и свешивает вниз ноги, как ребенок, которому вздумалось попинать стену пятками. Потом, оттолкнувшись руками, спрыгивает на пол - легко и по-кошачьи ловко. Люди инстинктивно расступаются, освобождая ему дорогу. По проходу он идет медленно, но в каждом его шаге сквозит веселое самодовольство, излучаемая им угроза соперничает с сумасшедшим задором. Не обращая внимания на Белль, он вскакивает на помост, где стоит стол высшей знати, и вычурно раскланивается перед правителем. - Владыка Морис, позвольте мне представиться. Он выпрямляется, картинным жестом сбрасывая плащ. И тот вращается в воздухе, как накидка бродячего фокусника. Но тварь, явившаяся взору гостей, не нуждается в эффектных выходах, чтобы заставить толпу отпрянуть с потрясенным вздохом. Белль, стоящей на самом краю помоста, некуда отступать, кроме как вниз. Она остается на месте. Он похож на мужчину. Но его неровная чешуйчатая кожа напоминает толстую шкуру тролля или чудовищного зверя, именуемого крокодилом (она видела таких в книгах). Он обводит толпу желто-карими глазами рептилии. Его пальцы заканчиваются длинными загнутыми когтями. Его губы растягиваются в радостной полубезумной улыбке, обнажающей гнилые клыки. Отброшенный легким движением кисти плащ вспыхивает огнем и исчезает, не оставив даже пепла.
- Я - Темный,- напыщенно произносит существо.- И я пришел, чтобы спасти вас от заклятия. Гастон встает при этих словах, но Морис продолжает сидеть, мрачно глядя в стол. - Ты опоздал, демон. Мы победили без твоей помощи! - возвещает рыцарь. - Ну, ну, я бы не назвал это «победой». Помните, как все было? Почему враги отступили? Кто спас ваши ничтожные жизни? Что было после? Помните? Нет? Тогда позвольте я расскажу. Полагаю, некоторые из вас заметили отсутствие бедной, хворой госпожи Розамунды? Боюсь, ее здесь нет, потому что ее здоровье… как бы это сказать… внезапно закончилось смертью, - он принял насмешливо - скорбную позу. - Но не стоит плакать, дети мои. Она отдала жизнь, чтобы спасти всех вас. Жаль, у нее плоховато получилось, не правда ли, владыка Морис? Лицо Мориса казалось изваянным из камня. Он медленно кивнул. - Это так. Розамунда умерла, чтобы спасти нас. - Да, да, мои соболезнования. Собственно поэтому мне пришло в голову избавить вас от последствий ее благих намерений. Гастон перевел взгляд с Мориса на Темного. - Избавить…? В каком смысле? Великаны повержены. Не так ли, мой господин? – обратился он к Морису. Но ответил ему Темный: - Мне кажется, «повержены» в данном случае неподходящее слово. Я бы сказал: «сдохли от старости». Знаете, это длинная и скучная история, но за несколько веков до моего рождения семья госпожи Розамунды стала хранительницей древнего магического знания, заклятия, другими словами. С его помощью можно изменить страну, заключить ее во времени, закрыть границы для всех посторонних. Собственно, это Розамунда и сделала. Но из исключительной доброты и благородства, - произнес он с издевкой, - она не стала перекраивать ваш мир, чтобы создать новый. Все, разрушенное великанами восстановилось само собой, ваши амбары ломятся от зерна, а кладовые - от снеди. Никто не ложится спать голодным, не дрожит за свою жизнь. Но время все еще держит вас в ловушке. Сегодня вы празднуйте победу над великанами так же как и прошлым вечером, и позапрошлым, и каждый вечер в течение… скажем так: дольше, чем вы можете себе представить.
Белль видит недоверие на лицах окружающих, но каждое слово отдается в ней эхом непреложной правды. Она помнит слова госпожи Розамунды, произнесенный накануне… накануне? Как она могла их забыть? Ты и твой сын будете жить. И что-то вспыхивает у нее в голове. Она вспоминает, что видела там этого нечеловека. Нет, не там. И не прошлой ночью. Но она уже встречалась с ним, даже разговаривала. Она помнит, что он ненавидит ее, но все еще не может понять за что.
Гастон начинает что-то говорить. Она смотрит на него, и ей становится тошно. Вчера, когда они впервые узнали, что выживут, он позвал ее отпраздновать победу вместе. Он был пьян, но не настолько, чтобы не взять желаемое. Она вспоминает, с каким трудом выносила его прикосновения, привычно заставляла себя естественно улыбаться и делала все, что он просил, стараясь не поддаваться растущему внутри отчаянию. Не такой он и мерзкий. Ей есть с чем сравнивать. Но пьяный рыцарь груб, и Белль с трудом вспоминает времена, когда жаждала мужских прикосновений. Она не презирает себя за связь с Гастоном. Не должна презирать. Но сколько же раз она проживала этот момент? И сколько еще проживет? И сможет ли, зная правду?
Бэй – шепчет она ставшее талисманом имя. Ради Бэя она должна выдержать. Должна выжить. Потому что его жизнь всегда зависела от ее. Гастон не успевает даже открыть рот, как его прерывает владыка Морис: - То, что говорит это существо, правда. Розамунда отдала жизнь, чтобы наложить заклятие и спасти всех нас. Один и тот же день повторяется раз за разом. Я думаю, уже много лет. – Он покосился на Темного, - Но даже если бы я знал, как снять чары, что дальше…? Великаны все еще у наших границ. До заклятия наши дома лежали в руинах, запасы хлеба иссякали. Как мы выживем без них? - А вот для этого вам нужен я! - заявил Темный. – Я могу вас спасти. Защитить ваше маленькое государство. То, что заклятие восстановило, таким и останется. У вас будет еда, кров и остальные блага. Великаны больше не вернутся. Я также помогу вам встать на ноги и сладить с будущими врагами… но не бесплатно. Белль поняла. Увидела в опущенном взгляде Мориса, в жестокой улыбке Темного, следящего за ней краем глаза. Все это: эффектное появление, позёрство, всего лишь спектакль. Морис с существом уже обо всем договорились. А представление – чтобы объяснить невеждам, что им надлежит делать в меняющемся мире.
И Темный ненавидит ее и хочет навредить. Он знает, она поняла это в ночь их первой встречи, знает, как можно причинить ей боль. Ее жизнь, ее смерть – ничто. Только одно ей дорого, она позволяет себе дорожить лишь одним, с тех пор, как узнала, что значит быть проданной Киллиану Джонсу… Белль уже едва справляется с растущей паникой, когда двери главного входа вдруг распахиваются, пропуская двух стражников. Между ними зажата маленькая фигурка - маленький мальчик, которого волокут вперед так грубо и быстро, что он вынужден бежать, чтобы поспеть. - Нет, - шепчет Белль. Она бросает взгляд на Гастона и замечает, как тот, несмотря на удивление, кивает, осознав собственную выгоду. Пусть она всегда держала обещание и не спрашивала имени своего отца, Бэлфаер – преграда на пути Гастона к трону. Она смотрит на владыку Мориса. На его лице сожаление, даже грусть, но он уже сделал свой выбор. Еще хуже то, что они с Гастоном обмениваются понимающими взглядами. Владыка тоже хочет избавиться от Бэя. - Нет!- кричит Белль, тщетно пытаясь найти слова, которые заставят его передумать, - Мой господин, вы не можете…. - Боюсь, дорогуша, скоро вы поймете, что еще как может. – смеется Темный и направляет длинный когтистый палец на мальчика. - Отдайте мне… его. - Мама? – звенит испуганный детский голос. Стражники толкают ребенка на помост, ближе к демону, который его сторговал, но Белль бросается между ними и отчаянно прижимает Бэя к себе. – Нет, вы его не получите. У Мориса нет никаких прав на него. Он мой сын, и я вам его не отдам! - О, значит, вы предпочитаете, чтобы все эти люди вечно страдали только потому, что не можете оторвать его от своей юбки? – продолжает глумиться Темный. – Пусть все горит огнем, лишь бы вам было хорошо? - Достопочтимый господин, - обращается к твари Гастон, быстрыми шагами направляясь к Белль, - Простите ее. В конце концов, она всего лишь женщина. Ей бесполезно объяснять, что некоторые вещи необходимы для блага общества… Милая. - Он осторожно, но крепко берет ее за плечи и пытается оттащить от Бэя. - Знаешь, он прав - это к лучшему. Белль сопротивляется, не выпуская сына из рук. - Нет, пожалуйста! Он мой, ты не можешь… - Она судорожно пытается придумать, что еще сказать, что посулить, лишь бы Гастон отступился... Все напрасно – они с Морисом хотят отделаться от Бэя. Всегда хотели. Мальчик прижимается к ней еще крепче. - Мама, - шепчет он, - О чем они говорят? Куда хотят меня забрать? Не бросай меня, мама! Не бросай меня. От Гастона с Морисом помощи ждать бесполезно. Есть лишь один человек, к которому она может обратиться. И Белль поворачивается к Темному. - Я не брошу его, - заявляет она твердо, - забираете его - берите и меня. - Ну и что прикажете с вами делать? – досадливо морщится существо. Брезгливое презрение в его голосе должно бы усыпить страхи Белль, но от самого вопроса – и ответа, который давали на него мужчины все эти годы после смерти ее мужа, становится тошно и холодно внутри. Увы, она слишком хорошо знает, на что способны обычные люди. А что ответит демон? Что он намерен делать с ней, с ее сыном? Зачем ему понадобился маленький ребенок?
Некоторые возможные причины Белль страшно даже представить. Если существо и согласится взять ее с собой, как защитить от него Бэя? Она просто сменит одну кабалу на другую. Но как иначе? Бросить собственное дитя? Что бы Темный не задумал, как бы беспомощна и бесправна Белль ни была, она не оставит Бэя с ним один на один, даже если иначе помочь не сможет. - Делайте, что хотите. Только не забирайте у меня сына. - Белль…, - раздраженно начинает Гастон, но понимая, что слова на упрямицу не подействуют, переводит все внимание на Темного. – Госпожа принадлежит мне. Она - моя компаньонка, как мы здесь говорим. Тварь хихикает. - Как будто меня это интересует! Я здесь не в поисках любви, – он снова рассмеялся, явно не в силах долго сохранять серьезное выражение. - Если «госпожа» отправится со мной, ей придется драить мои лестницы и стирать белье. Больше она ни на что не годится. - Ты его слышала, Белль, - говорит Гастон, - Я это запрещаю. Ты же не можешь серьезно… - в его голосе - лишь унылое недовольство смертельно уставшего человека. Он обращается с ней как с неразумным ребенком, словно жизнь Бэя не более, чем игрушка, а она - балованное дитя, которое никак не хочет убирать свои куклы. - Никто не будет решать мою судьбу за меня, Гастон, - отвечает Белль ледяным тоном, каким королева ставит на место зазнавшегося простолюдина. Но это все ложь. Она думает о Хордоре, о Джонсе, о Морисе и Гастоне, о всех тех, кто творил с ее жизнью, что хотел. Но она всегда сама решала, как поступить. Если ее поставят перед прежним выбором… Белль не уверена, что у нее хватит сил сделать то же, что и раньше. Но она будет молиться, чтобы хватило. Жребий брошен. Белль смотрит существу, Темному, прямо в глаза и нетерпящим возражений тоном заявляет: - Я пойду с вами. - Учтите, дорогуша, это навсегда, - не отступает тот. Белль готова кричать. На него. На Гастона. На Мориса, который способен безо всякого сожаления пожертвовать ее сыном. Но это не поможет Бэю. - Значит, я уйду с вами навсегда. Еще мгновение тварь таращится на нее, сведя брови. Потом лицо Темного приобретает радостно - жестокое выражение, делая его похожим на кота, который вдруг обнаружил, что посторонний предмет, застрявший в зубах, на самом деле жирная мышь. - Идет! - со смехом возвещает он. - Белль, не надо. Пожалуйста, Белль. Ты не уйдешь с этим… чудовищем! - неожиданно подает голос владыка Морис. Она смотрит на правителя с удивлением. Тот будто только сейчас начал понимать, что происходит, что она предложила, и на что согласился Темный, и выглядит по - настоящему расстроенным. Неужели ему не все равно, что с ней будет? Неужели слухи правдивы? Она знает, что Морис никогда не любил Бэлфаера, не больше чем мула, родившегося у племенной кобылы, даже меньше, потому что кобыла не стала бы цепляться за своего жеребенка, пресекая все попытки его забрать. И не защищала бы союз, от которого он родился. Но… что если Морису дорога она? Хоть немного. И что ей от того? Неужели, он правда думал, что если забрать Бэя, она просто смирится с потерей и станет жить дальше? Как будто память о сыне и любимом муже сотрется сама собой, стоит Морису найти правильный магический способ очистить Белль от навозной грязи ее прошлого. Это неважно, напоминает она себе. Больше ничто не имеет значения. - Мой господин, Гастон, я уже все решила. Темный кивает, не отводя от нее жестокого, жадного взгляда. - А знаете, она права. Сделка состоялась. Ах, да! Добро пожаловать в ваш новый прекрасный мир. Наслаждайтесь! Он щелкает пальцами, и двор владыки Мориса исчезает в облаке лилового дыма.
* Название главы: «Чаша доброты» - «The cup of kindness», отсылка к «Auld lang syne» Р. Бернса. Призыв выпить за старые добрые времена и воссоединение друзей.
For auld lang syne, my dear, for auld lang syne, we'll take a cup of kindness yet, for auld lang syne.
Дым рассеялся. Бальная зала исчезла, они стояли в круглом вестибюле рядом с огромными тяжелыми дверями, запертыми крепче, чем ворота в замке владыки Мориса в разгар войны с великанами. Белль пробрала дрожь. Где бы они не находились, здесь было гораздо холоднее, чем в Приграничных землях, и шелковое бальное платье не могло ее согреть. Бэй, одетый лишь в ночную сорочку, крепче прижался к матери. - Добро пожаловать в мой замок. - Темный отвесил им насмешливый поклон, картинно взмахнув рукой. Сын еще сильнее вцепился Белль в юбку.
- М-мама? – прошептал он, - что происходит? Лицо беса смягчилось. Он присел на корточки, и его глаза оказались на одном уровне с испуганными глазами мальчишки. - Я немного волшебник, мастер Бэлфаер, - сказал Темный. Резкие нотки полностью исчезли из его голоса. - И перенес тебя к себе домой. Ты понял, о чем мы говорили с владыкой Морисом? - Т-ты хотел забрать меня у мамы. Маг бросил на Белль недобрый взгляд. - Не совсем. - Его лицо снова приобрело дружелюбное, почти заискивающее выражение. – Тебе сколько лет? Семь? - Шесть, - ответил Бэй. - Семь мне исполнится только зимой. - Что ж, ты довольно рослый для своего возраста. Знаешь тех юных пажей, которые служат при дворе владыки Мориса? Бэй нерешительно кивнул. Пропасть между шестью и семью годами для маленького ребенка была шире крепостного рва, а пажи – сыновья рыцарей и вельмож смотрели свысока на всех остальных детей в замке. - Мальчиков посылают учиться на пажей в семь, правильно? Это очень важная работа. У меня не такой большой двор, как у владыки Мориса, но я гораздо могущественнее него. Чтоб ты знал, меня даже короли просят об одолжениях.
И его было сложно упрекнуть в бахвальстве. Все равно что назвать хвастуном дракона, утверждающего, что он больше ящерицы. - Я решил, что пора взять к себе на службу хотя бы одного мальчика. Но, заметь, не первого попавшегося. Мне нужен был кто-то особенный. И за это я согласился заплатить владыке Морису очень высокую цену, любую, какую пожелает, чтобы он отпустил тебя ко мне в услужение.
Маг снова смерил Белль сердитым взглядом: - В таких случаях здравомыслящие матери обычно не вцепляются в своих детей, как клещи. - Обычно матери отпускают своих сыновей служить при тех дворах, где у них есть друзья или родственники, – сказала Белль ровно. – И мальчикам по семь, а не по шесть лет. - Его день рождения достаточно скоро, полагаю, к этому времени вас здесь уже не будет. А пока, позвольте показать вам ваши комнаты. - А можно… можно нам с мамой вместе? – спросил Бэй. - Пожалуйста. Несмотря на явное неудовольствие, Темный согласился. - Что ж, либо так, либо подземелье. Я не ждал вас обоих. Комнаты приготовлены только для мальчика. - Спасибо, - тихо сказал Бэй, дрожа от холода в нетопленной комнате. Одним взмахом руки маг сотворил из воздуха синий халат и такие же тапочки. - Это для вас, мастер Бэлфаер. Не хочу, чтобы вы простудились.
Благодарно кивнув, Бэй оделся, и они с Белль последовали за Темным в глубину дома. Кругом ярко горели факелы и свечи, десятки свечей – гораздо больше, чем освещали Бальную залу владыки Мориса во время рождественского пира в первую зиму пребывания у него Белль, когда великаны еще не начали отрезать торговые пути, а золото текло рекой. Словно в насмешку над собственным именем, Темный постарался, чтобы в каждом коридоре было светло, как днем. Но все окна у них на пути скрывались за тяжелыми, плотными портьерами.
Они прошли через просторную комнату, похожую на зал приемов. Казалось, ее создали для того, чтобы поражать воображение гостей неиссякаемым богатством хозяина. Искусно вытканные гобелены на стенах чередовались с картинами, которые потрясли Белль живостью образов. Кругом, словно трофеи, были расставлены странные предметы. Некоторые из них, такие, как золотая, инкрустированная самоцветами чаша, явно имели большую ценность. Другие же, вроде чуднОй остроконечной шляпы расшитой звездами и полумесяцами, могли впечатлить разве что колдунов и ведьм. Но у длинного стола, за которым запросто расселось бы два десятка гостей, стоял лишь один стул. Что еще необычнее, в углу примостилась самая обыкновенная прялка, готовая к работе. Судя по размерам колеса, за ней вполне можно было стоять. Деревенские женщины считали прялки с большими колесами чересчур мудреными. По крайней мере, в Пограничье ими пользовались только мастера-прядильщики, такие, как муж Белль. И ее вновь кольнула тоска по нему, привычная, хоть и нежданная. Темный вел их по бесконечным коридорам и лестницам, пока, наконец, все трое не остановились у больших дубовых дверей. Маг взмахнул рукой, и те распахнулись, явив взорам просторную детскую комнату. Все шкафы в ней ломились от разнообразных игрушек. Ими же были доверху наполнены три открытых сундука у окна. Полки на противоположной стене оказались заставлены книгами и странными приборами из стекла и металла. Белль узнала два из них: подзорную трубу, какими обычно пользовались на кораблях, и устройство для определения широты по звездам - секстант. Ей приходилось видеть подобные вещи не только у Джонса, но и в замке Мориса, во время войны солдаты нуждались в них не меньше моряков, но ее все равно пробрала дрожь.
В отличие от других комнат, мимо которых они проходили, эта была теплой и уютной. В камине весело плясал огонь, толстый пушистый ковер, как те, что купцы привозили из Аграбы, покрывал мраморный пол. Темный пару секунд с явным удовлетворением изучал застывшее в немом изумлении лицо Бэя, прежде чем распахнуть следующую дверь.
За ней оказалась спальня. Большую ее часть занимала кровать с балдахином, расшитым золотыми фигурками рыцарей и драконов. На полках раскрытых гардеробов аккуратными стопками была разложена одежда, достойная инфанта. За другой, узкой дверью в углу Белль разглядела большую ванну. У изножья кровати стояли два сундука. Темный поморщился, словно при виде дохлой крысы.
- В них ваши вещи из замка Мориса, - пояснил он и щелкнул пальцами. Из-под кровати немедленно выдвинулась низкая, узкая лежанка. - Для вас, мадам. - Он хорошо запомнил, как еще в замке Мориса она сама попросила обращаться к ней, отвергнув дворянский титул. - Мальчик не должен на ней спать, вам ясно? - Конечно, мой господин,- покорно кивнула Белль. Что ж, если он намеревался относиться к ней, как к прислуге, то это и к лучшему. Вряд ли ему нужно было что-то большее. Не от нее. Но зачем Темному Бэй? Ей неоднократно доводилось слышать рассказы о ведьмах, пожирающих детские сердца, и колдунах, использующих кровь младенцев. Но существовало множество других, более страшных, хоть и банальных историй о людях, которые обращались с детьми хуже, чем с ней обращался Джонс. Однако Белль могла поклясться, что существо иногда смотрит на Бэя чуть ли не с нежностью. - Мастер Бэлфаер, у вас был трудный день, длинной в целых три века. Вам пора отдыхать. – Маг повернулся к Белль, и его глаза потемнели. – Мадам, как только ребенок заснет, жду вас в большом зале. Там я объясню вам ваши обязанности. - Мой господин, - Белль присела в реверансе, склонив голову. Кажется, он собирался добавить что-то унизительное, но взглянув на Бэя, лишь коротко кивнул и вышел из комнаты. - Мама?
Белль наклонилась к сыну. Он выглядел растерянным и напуганным. Что сказать ему? Попросить не бояться уродливого существа, с неясными намерениями? Поделиться собственными страхами, напугав его еще больше? Что тогда этот Темный с ней сделает? И Белль заставила себя улыбнуться, спрятав смятение и проглотив лживые обещания. - Он прав, день был слишком длинным. Тебе давным-давно пора спать. Бэй так и оставался в ночной сорочке. Стражники владыки Мориса подняли его из постели и приволокли в бальную залу, даже не дав времени как следует одеться. Как? - думала Белль, - как у Мориса поднялась рука? Даже если… даже если… Неважно, напомнила она себе. Что сделано, то сделано. Владыка отослал Бэя прочь, и она отправилась следом. Добровольно. Белль открыла сундук и нашла вещи сына. Даже одеяло, которое она связала, будучи на сносях, и без которого он до сих пор не мог спать. Считать ли хорошим знаком то, что Темный озаботился захватить и его? Достаточно ли этого, чтобы начать надеяться на лучшее?
Белль аккуратно подоткнула вокруг Бэя одеяло, потрепанное и выцветшее после шести лет горячей детской любви, и тот крепко прижал к себе его краешек. - Закрывай глазки, Бэй, - сказала она, проведя рукой по его кудрям,- я расскажу тебе историю. О чем ты хотел бы послушать? - О папе. Белль улыбнулась. - Хорошо. Когда-то давным-давно жил - был на свете ткач. Самый лучший ткач всего Пограничья. И был он добрым и смелым… Бэй улыбался, слушая знакомую сказку про ткача, который как-то повстречал на ярмарке крестьянскую девушку, и они жили долго и счастливо. Вскоре он, успокоенный, заснул. Белль поднялась и уже направилась к дверям, но передумала. Больше ей не нужно было носить выбранные Гастоном платья. Не нужно танцевать, прикрывать фальшивой улыбкой ложь. Она могла снова начать надеяться. Она должна быть благодарной. Владыка Морис часто напоминал Белль, что она должна быть благодарной. За то, что он ответил на ее зов о помощи. За то, что приютил. За то, что отдав Гастону, обеспечил ей место при дворе. Белль достала из сундука черное платье. Хоть и сшитое из дорогого бархата, оно имело строгий силуэт и скрывало ее всю: от шеи до запястий и щиколоток. Оно было теплым и своей простотой как нельзя лучше подходило для служанки. Кроме того, она выбирала его сама. Белль сняла бальный наряд, аккуратно сложила и убрала в сундук (в гардеробах не оказалось места для ее вещей). Потом, еще раз напомнив себе быть мужественной, отправилась искать своего нового хозяина.
***
Пока Темный перечислял ее обязанности, Белль заваривала чай. Маг расхаживал кругами, то приближаясь, то удаляясь, и это вызывало неприятное чувство, что за ней исподтишка следят. Джонс тоже так делал. Она помнила, как он наклонялся над ней, пока она работала, и смеялся всякий раз, когда замечал ее страх. Называл своей пугливой кобылицей, схватив одной рукой за горло. Он произносил слова вкрадчиво и нежно, когда угрожал или рассказывал вещи, от которых у Белль ползли по спине мурашки.
Но она выжила. Они с Бэем оба выжили. Они и это переживут. Как - нибудь.
Выполнить все поручения, которые дал ей Темный, казалось почти невозможным, но Белль лишь молча кивнула, соглашаясь. Она взглянула на свои руки. За время, проведенное при дворе, они стали слишком нежными и мягкими. Нетрудно было представить, во что они превратятся назавтра. Неважно. Она могла выполнить все, что он приказывает, а руки просто приобретут со временем прежние мозоли. Но гнев Темного стал почти осязаемым. Чем покорнее и смиреннее старалась быть Белль, тем сильнее росла его злоба, пока он не добавлял в список новую обязанность.
- И будешь ошкуривать детей, за которыми я охочусь ради кожи. Белль в ужасе уронила поднос с чаем.
Бэй… Нет, нет, он не может… он не станет… Существо скалилось так, что она могла пересчитать все его клыки. Наконец, вдоволь насладившись ее страхом, Темный произнес:
- Это была шутка. Я не серьезно.
Белль облизала пересохшие губы. Следовала поднять упавший сервиз, вытереть с пола чай и посмеяться шутке или хотя бы притвориться, что она смешна. Нужно было быть терпеливой. Ждать, выполнять все, что он потребует. Так было с Гастоном. Так (ее грудь сдавило) было с Джонсом. Нет. - Что вам нужно от него? – спросила Белль чуть слышно. Темный уставился на нее с любопытством, притворяясь, что не понял смысла вопроса. - Что ты хочешь сказать, милочка? - Мой сын, – несмотря на все усилия, Белль не удалось скрыть дрожь в голосе. – Зачем он вам? Что вы хотите с ним сделать? Маг уселся на стул. - Все, что пожелаю, дорогуша, - ответил он, - А что? Думаешь, мне помешать? - Нет… нет. Вы не можете. Я не… Он рассмеялся. - Что «я не…»? Не позволишь мне? Попытаешься встать у меня на пути? Я слегка удивлен. Думал, ты будешь мне благодарна. Доступная уличная женщина, а посмотри, чего ты достигла. Живешь в огромном замке, служишь величайшему владыке. Разве не об этом ты мечтала? Неужели ты и вправду решила, что я поверю, будто мальчик тебя волнует? Хочешь увидеть его, наконец? Действительно разглядеть, представить, как все могло бы быть, не появись я? Хочешь? Вспомни, как это было. Ты смотришь на него, крошечного, беспомощного, только твоего. Огромные глаза, полные слез, взывают к тебе, – насмешливые, притворно-сладкие нотки исчезли из его голоса, и он начал резать, как нож, - Отнимают твои деньги, твое время. Отбирают надежду когда-нибудь зажить в свое удовольствие. Голая, розовая, извивающаяся личинка, готовая вечно пожирать твои мечты. Сколько ему сейчас? Неужели тебе не хочется от него избавиться? Я давал тебе шанс. Почему же ты им не воспользовалась? Надеешься кого-то впечатлить своей фальшивой материнской любовью? Полагаешь, что болван, который заплатил за твои услуги, поверит и в этот спектакль? Как ты…
- Довольно!
Только почувствовав жжение в ладони, Белль поняла, что дала ему пощечину. Она застыла от ужаса, переводя взгляд с Темного на собственную руку. Семь лет. Прошло семь лет и три столетия с тех пор, как дав волю боли и гневу, она обрекла их с Бэем на ад. Она думала, что усвоила урок и убила в себе все, что могли задеть слова. Белль смотрела на Темного, гадая, что он теперь сделает с ней. Темный смотрел прямо в ее расширенные от ужаса зрачки. Потом отвел глаза.
- Убери чай, - бросил он, усиленно разглядывая один из настенных гобеленов, где был изображен единорог, прикованный к дереву. Белль начала торопливо подбирать с пола чашки и ставить обратно на поднос. Подняв очередную, она едва не вскрикнула – край оказался отбит. Видимо, Темный услышал.
- Что? - рявкнул он. - О, нет. - вырвалось у Белль. Ненужные слова. Она уже сказала слишком много, сделала слишком много. Но ответить пришлось: - Мне очень жаль, но, боюсь, она… она надкололась, - Белль подняла чашку выше, - Тут… тут почти незаметно. Несколько мгновений маг смотрел на нее, словно силясь понять, о чем вообще идет речь, потом снова отвернулся.
- Это просто чашка.
Секунды текли. Дрожащими руками Белль расставляла чайный сервиз на подносе.
- Что ты знаешь о магии? - спросил вдруг Темный. Она едва не выронила злополучный поднос во второй раз. - Почти ничего. Конечно, она умела заговаривать бородавки и помнила несколько приносящих удачу заклинаний, но не более того. – Ничего о настоящей магии, такой, как ваша.
Он кивнул.
- За любое волшебство надо платить, - в его голосе больше не было насмешки, только усталость. - Когда люди приходят ко мне, чтобы заключить сделку, я сразу называю им цену. Они ноют и жалуются, но я не делаю тайны из условий, каждый может их прочитать. И всегда соблюдаю уговор. Всегда. Я нарушил его лишь однажды. – Темный остановился. Немного подождав, Белль неуверенно спросила: - Как это случилось? - Я дал обещание защищать кое-кого. И не смог его выполнить. А за неудачи тоже приходится расплачиваться. И цена моей…, - На мгновение он поймал ее взгляд, словно ища в нем что-то, и снова отвел глаза. - Ребенок. Очень необычный ребенок, которого я должен был найти и… взять под опеку. Заботиться о нем, как о собственном. Этот ребенок – твой сын. - Я… я не понимаю, почему Бэй? Я люблю его, но что делает его таким особенным для вас?
- Иногда магия ставит странные условия. Твой сын – он ни простолюдин, ни вельможа. Маленький мальчик едва семи лет отроду, но при этом древний старик, которому больше трех веков. Ты даже не представляешь, насколько он уникален. И… Я намерен выполнить свое обязательство. Позаботиться о нем. Любить его, насколько смогу, – маг поморщился. - Хотя любовь – не самая сильная моя сторона. Но я постараюсь воспитать его как… собственного сына. Если этого ты боишься, не стоит. Можешь доверить его мне. Его взгляд снова посуровел.
- Но ты мне не нужна. Я не желаю тебя здесь видеть. Воспользуйся шансом, уйди. Я дам тебе золота, самоцветов, всего, что душа пожелает. Просто оставь мальчика и исчезни. Белль поверила ему. Быть может, он зачаровал ее намеренно. А может, она научилась смиряться с тем, что была не в силах изменить. Но какое имело значение, лжет он или нет. - Нет, - прошептала она, - Спасибо, но нет. Я не могу оставить его. Темный вздохнул.
- Что ж, тогда завтра с утра примешься за работу. И я не желаю выслушивать никаких жалоб, ясно? Белль кивнула. - Хорошо, ты свободна. Если нужно, можешь вернуться к мальчику. Это все.
Перелистывала тут свой дневник и внезапно нашла старый-старый пост, еще времен второго сезона, о Белль и Румпельштильцхене. Ну, думаю, чего ему валяться без дела? Вдруг кому-то здесь это будет интересно обсудить. Так что вот, немного ностальгии по прошлому.
Я немного ниже уже писала о том, какое двойственное впечатление произвел на меня сериал Once Upon a Time. Но, кажется, еще не упоминала, что стала смотреть его именно из-за Румпельштильцхена и Белль. Спасибо тому прекрасному человеку, который поучаствовал в флешмобе "о любимых ОТП". В том списке одна из пар была Румпель/Белль. И на вопрос, когда автор поста начал шипперить эту пару, он выложил очень красивую серию гифок из сериала - тот самый момент, когда Белль падает, а Румпельштильцхен ее подхватывает. Вдохновившись, я решила посмотреть сериал. Ну, что тут сказать. Все свои многочисленные "фи" сценаристам я уже высказывала - в том самом посте. При желании можно его найти. А сейчас речь совершенно о другом. О чем-то гораздо более приятном. Я всегда любила историю о Красавице и Чудовище, много раз ее пересматривала. Да ради Бога, кому не нравится, если персонажи проходят долгий путь от первоначальной неприязни к последующей любви? К тому же, мне всегда нравилась Белль. В общем, ничего удивительного. И тут я нахожу эту историю, перевернутую с ног на голову. Во-первых, Белль была отдана Румпельштильцхену как плата за сделку - он обещал помочь ее отцу выиграть сражение. Разумеется, все переполошились, полагая (довольно логично), что Румпель хочет обесчестить юную деву. Но и тут нас ждет внезапный поворот - он заявляет, что в любви не нуждается. А нуждается в служанке для своего дворца. Там, видите ли, грязно. А самому убраться статус не позволяет. Так сказать, noblis oblige Короче говоря, Белль, желая сделать что-нибудь храброе - а заодно и избавиться от нелюбимого жениха Гастона, - соглашается на это условие. И вот тут-то и начинается... Мне безумно нравится, как Румпель старается быть милым с Белль, идти на какие-то уступки, но при этом старательно делает вид, что он не он и вообще так случайно вышло. Но Белль-то девушка проницательная, и тут же кидается его обнимать, смущая бедняжку. Ну еще бы - все стараются убить Темного Властелина, завладеть его силами, обвинить во всех смертных грехах. А тут вдруг раз - и обниматься лезут. Поневоле впадешь в ступор. Не то чтобы при этом Румпельштильцхен переставал быть собой - коварным и не особо стесняющимся в выборе средств самодовольным мерзавцем. Например, когда Гастон заявляется к нему с требованием выйти на честный бой и сразиться за Белль, Румпель только закатывает глаза и превращает рыцаря в розу. После чего дарит ее ничего не подозревающей Белль. Такая она, романтика. Что мне здесь нравится, так это отсутствие иллюзий. Ни о каком прекрасном принце и речи идти не может - даже в человеческом виде Румпель, прямо скажем, не красавец Хотя чего уж там..., не сказочный принц. Он остается самим собой. И именно таким его и полюбила Белль. И это я даже не говорю о его прелестном характере У Румпельштильцхена очень мало близких людей, что заставляет его с удвоенной силой любить тех немногих, что все же есть. Он готов защищать их до последней капли крови, несмотря ни на что. В какой-то степени даже меняться ради них, стараться быть лучше. Именно поэтому я не понимаю тех, кто кричит, что Кора - единственная истинная возлюбленная Румпельштильцхена. Как он может любить ее, если с такой легкостью позволяет ей умереть - и даже способствует этому? В их отношениях была страсть и обоюдная любовь к власти. А больше ничего. Кстати, о чувстве юмора. Оно у Румпельштильцхена весьма своеобразное. Стоит вспомнить хотя бы, из-за чего Белль уронила чашку. Румпель перечислял ей новые обязанности, и Белль вежливо кивала каждый раз, разливая чай. Выглядело это примерно так: Р: Ты будешь стирать. Б: Да. Р: И убираться в замке. Б: Да. Р: И снимать кожу с младенцев, которых я приношу. Б: роняет чашку Р: Ну, вообще-то это была шутка Все в духе Румпельштильцхена) Тут как с романтикой - на любителя. Во втором сезоне, на мой взгляд, их отношения здорово испортили. Поначалу все было чудесно - и взгляд Голда, когда он видит Белль и боится поверить в то, что она жива. И то, как он дарит ей ключ он библиотеки. Как спасает от отца, вознамерившегося стереть ей память (Как бы вы думали, из-за кого?). Как они сидят в кафе, и все на них пялятся. Как она прощается с ним, отправляющимся на поиски сына... Но потом сценаристы, очевидно, решили, что чего-то не хватает. И устроили Белль небольшую амнезию. Не стану спорить, сама сцена потери памяти (и предыдущие) великолепны, наконец я дождалась достойного накала страстей и остроты момента. Но что начинается потом...Без слез не взглянешь. Однако и этого сценаристам показалось мало. Они решили, что Регина давно не делала никому гадостей. Поэтому наша Злая Королева пришла к Белль и подкинула ей ложную память. Теперь Белль вообразила себя вульгарно одевающейся, вульгарно ведущей себя ( если не сказать больше) и злой. В таком виде она пребывает до последней серии, когда ей абсолютно левым образом, быстро и без нервов возвращают память. В конце все вообще смазанно. Я упоминала потрясающую логичность сериала? Короче говоря, расстройств хватало. Но все же этот сериал подарил мне такую прекрасную пару...Что я вынуждена поблагодарить его. Но все равно настойчиво попросить сменить сценаристов во избежание такого же треша впоследствии
I can kill demons. I can crash cars. Things are looking up! (с)
Огромнейшие румбелльские спойлеры с предпремьеры; не входить, если не хотите узнать ВСЕ!Rumbelle: First scene they are in the car, starting their honeymoon, Belle says go do it, I’ll wait for you here, Rumple goes to Neal’s grave and talks to him, says that once Bae was small he was scared and came to him because of storm and he felt safe and he felt like he was doing something right, but the dagger changed him, he became consumed by the power, even now he lied to Belle, he says he wants to be a man Bae died for and do right by him and swears to do that until the end of his days. He goes back to Belle, they go to some house Belle saw when she was hiking, it’s beautiful abandoned house, they enter, Rumple freezes Belle, goes to her bag exchanges fake dagger with the real one saying we’re going to start this right, unfreezes, they walk to other room, before leaving the room there’s little box on the table with stars painted on it that Rumple notices, they walk into main hall, Rumple says they didn’t have their first dance. He clicks his fingers music starts playing and they are dressed in their Belle and the Beast costumes where you have seen them in the promo, they dance and then cuts to other scenes. Later on there’s a scene of Belle in bed, assuming after their wedding night and Rumple does magic with the dagger over box and a hat appears which looks like Mickey’s hat, which looks magical (Fantasia hat?)
I can kill demons. I can crash cars. Things are looking up! (с)
Выдержки из нового интервью Адама и Эдди:
TVF: I know we’ll also be meeting Belle’s mother this season…
EK: We’re going to meet Belle’s mom briefly at first but we’re going to meet her in a flashback. We’ve seen Belle when Rumple met her. We’ve seen Belle post-Rumple but we’ve never really seen her pre-Rumple so that’s what we’re going to kind of show. We’re going to see a flashback to Belle pre-Rumple that will lead up to that and kind of explain where she gets her love of books. We’re going to see where Belle got the idea of wanting to be a hero.
TVF: Will the Rumpbelle relationship will be a little shaky because of certain secrets that might come out?
AH: I wouldn’t necessarily use “shaky” as the adjective. What I would say is that all relationships are going to face challenges. In fact, I would say that the marriage we saw at the end of season three was a real marriage based on real love. The fact that there is a dark secret behind it is troubling but their love is strong at the start of it and that secret and maybe some other things will provide challenges.
(Если кратко: по первому пункту - еще раз подтвердили, что мы таки увидим в этом сезоне маму Белль, узнаем, откуда у Белль взялась любовь к книгам и желание стать героем. По второму - что-то типа того, что не стоит называть отношения в румбелле "пошатнувшимися" из-за секретов Румпеля, потому что это настоящий брак, основанный на настоящий любви, а все отношения должны проходить через испытания. В общем, как-то настолько оптимистично, а-ля "милые бранятся - только тешатся", что мне аж страшно ).
I can kill demons. I can crash cars. Things are looking up! (с)
Спойлерные сводки с полей:
Снимали сцену с Белль и Анной, по виду флэшбечную (Белль носила некий зеленый наряд с капюшоном). Снимали сцену с Голдом и Белль, плюс с персонажем Элизабет Митчелл отдельно. Снимали сцену с Голдом и персонажем Митчелл (в современной одежде), плюс Белль снималась в сказочном наряде отдельно.
Еще есть закадровое фото Эмили, по виду - все-таки в современной одежде, но трудно сказать - тут какие-то любопытные узоры по поясу... тыц! Ну и Роберт в костюмчике - бонусом. тыц!
I can kill demons. I can crash cars. Things are looking up! (с)
Если вдруг кто еще не видел - наконец-то мировому сообществу представили маму Белль, Колетт, aka актрису Фрэнсис О`Коннор.
Как водится, мировое сообщество уже активно спекулирует, кто она, что она, жива ли, мертва, с кем еще из персонажей состоит в родстве и в каких отношениях - с Румпельштильцхеном.