Другая сказка

[rumbelle]

Автор: Askramandora
Персонажи: Голд/Белль, Мо Френч, Гастон, Руби
Рейтинг: PG-13
Категория: гет, джен
Жанр: драма, AU
Размер: мини, около 3 тысяч слов
Статус: закончен
Описание: Белль любит Румпельштильцхена. Но как быть с мистером Голдом? И с остальными? Ведь Белль узнает кое-что новое о своем возлюбленном...
Таймлайн - после 2.04.
Публикация на других ресурсах: только с разрешения автора.
Примечание: закрывала сюжетные дырки, как обычно. И заодно разбила опостылевшую мне давным-давно чашку. )))

Мо Френч стоит на улице, у своего цветочного магазина, и, засунув сжатые кулаки в карманы спортивных брюк, смотрит, как его дочь улыбается монстру. Белль, очевидно, откуда-то возвращается – наверное, из библиотеки, Мо не знает, она сердита на него и не хочет разговаривать. Конечно, ведь отец хотел, чтобы Белль потеряла память, свою личность, свои воспоминания – лишь бы уберечь ее от падения в пропасть. А любовь к Румпельштильцхену – это и есть бездна.
Мистер Голд едва заметно улыбается щебечущей что-то ему на ухо Белль, и Мо кажется, что тот смотрит на девушку взглядом хищника, который никому не позволит отнять у себя добычу. Бывший правитель какого-то сказочного городка не может оторваться от этой картины. Ему наплевать, что кто-то это видит, наплевать, что Голд может обернуться, и улыбка сменится оскалом. Главное только одно – он, Мо, только что выглянул из своего магазина и увидел, как Белль наткнулась на Голда, как они тут же немного смутились – а затем начали разговаривать, жадно разглядывая друг друга. Они не расстались, они планируют встречаться, Белль наверняка вернется в шикарный розовый особняк и будет по ночам прижиматься к мерзкому старому чудовищу, как будто она его жена. Одна мысль заставляет Мо остервенело замотать головой, отступить назад, скрыться в глубине магазина.
Он был неправ, попытавшись отправить Белль за границу. Но все ошибаются, и все за это платят раскаянием. Кроме того, с кем Белль сейчас разговаривает – он ничем не платит, в его глазах плещется сытое самодовольство зверя.
Мо не может удержаться, он снова выглядывает из магазина и видит, что Белль уже ушла, а Голд неторопливо продолжает свой путь – и натыкается на цветочника взглядом. Мо подбирается, чувствуя волнение и потихоньку подкатывающий страх, но взгляд монстра полон абсолютного и ледяного равнодушия. Он смотрит сквозь Мо Френча, и именно это стирает страх и порождает гнев – Мо порывисто делает несколько шагов, и вот он уже стоит на пути у Голда, и времени испугаться и кинуться назад нет.
- Мистер Голд, - это звучит так, будто они все еще в Сторибруке, и ничего не помнят, и все, что Мо должен сделать – это заплатить за аренду магазина.
И тогда Мо поправляется:
- Румпельштильцхен.
- Вы мешаете мне пройти, мистер Френч, - лениво цедит сквозь зубы монстр и делает движение, будто собираясь отодвинуть цветочника в сторону своей тростью.
- Вы держали Белль взаперти, и она ничего о вас не знает. Но сейчас все изменилось. Вам лучше отпустить ее. Она сама не понимает, что делает.
Боже, неужели эти слова вырвались вслух? Никогда еще Мо не чувствовал себя настолько храбрым – и испуганным. Он готов выступить против чудовища еще раз, он готов вынести очередные побои треклятой тростью – лишь бы спасти Белль. Но страх снова начинает появляться – напоминает о себе неприятным привкусом во рту.
Голд смотрит на Мо Френча своим тяжелым взглядом, и на мгновение тому кажется, что темно-карие радужки наливаются золотом и становятся по-звериному желтыми – и злыми.
- Вам лучше не стоять у нас на пути, - Голд (нет, Румпельштильцхен, ему не хватает только грубой золотой кожи, недоброго хихиканья и преувеличенно театральных жестов) не говорит это, а шипит, словно гадюка.
- Я ее отец. Я должен заботиться о ней, - запинаясь, едва произносит Мо – теперь страх еще явнее напоминает о себе, уже начинающейся дрожью в руках.
Румпельштильцхен усмехается – и оттого еще больше похож на себя самого.
- Вы уже о ней позаботились, мистер Френч, - он аккуратно обходит цветочника, как кучу мусора, и идет своим путем, и стук его трости бьет по обнаженному сердцу Мо.
Намек на то, как Белль едва не отправилась за границу, намек на то, какой он, Мо, паршивый отец. Злоба наполняет сердце Френча, он задыхается и смотрит вслед Румпельштильцхену, желая ударить, уничтожить, смести проклятого монстра с лица земли – он не подозревал раньше, что в нем столько ненависти.
Белль, маленькая Белль, которая смеялась и играла у отца на коленях, Белль, которая прибегала к нему «поговорить по душам», Белль, его сокровище, которое он хотел выдать замуж за достойного молодого человека…
Мо кривит губы. И вдруг сардонически усмехается, под стать самому Голду-Румпельштильцхену – кажется, ему есть о чем снова поговорить с Белль. По душам.

***

- Куда ты меня ведешь?
Белль нервно комкает в руках носовой платок, голубой, как и ее платье, не достающее до колен – ей чем-то нравится одежда этого мира. Наверное, тем, что в ней легко, не нужно заботиться о длинном подоле, о тяжелых юбках. Может быть, так Белль чувствует себя свободнее. Как будто бросает вызов старому миру.
Мо Френч толкает дверь больницы, и дочь неохотно следует за ним. Он молчит – только один раз неуклюже извинился, но Белль лишь сжала губы в тонкую линию. Ей нужно время, чтобы простить, но Мо и не требует, чтобы она сейчас бросилась к нему в объятия. Он понимает свою ошибку. Чудовищную ошибку – иногда люди могут вести себя даже хуже, чем Румпельштильцхен.
Жаль, что Белль не понимает – у него это было наваждение, приступ паники при мысли о дочери в лапах Темного, а у Румпельштильцхена все подчинено жестокому и холодному расчету. Каждый чудовищный поступок.
В больнице Белль начинает нервничать еще больше, она спрашивает, зачем ее сюда привели, хочет уйти, и Мо почти насильно подводит ее к молодому человеку в инвалидном кресле.
Тот поворачивает голову, и у Белль перехватывает дыхание.
Но только на минуту.
- Здравствуй, Белль, - он неуверенно улыбается – такой непохожий на себя прежнего, грубого и напористого рыцаря.
- Гастон, - она вместо приветствия смотрит ему на ноги.
Он отводит глаза, прячет их; Мо отвечает дочери – холодно и резко:
- Это сделал твой любимый монстр. Гастон рассказал, как подъехал к замку и вызвал Румпельштильцхена на бой. Тот превратил его в розу. И подарил тебе, так говорит Гастон. А потом ты отрезала у розы кончик и поставила ее в вазу. Все это время роза находилась в замке – волшебная, она так и не увяла. А потом очутилась в Сторибруке и снова получила человеческий облик. Теперь ты понимаешь, Белль? Понимаешь, какое чудовище ты полюбила?
Белль стоит, оцепенев, и голос отца, последние его фразы доносятся как сквозь вату. Вздрогнув, Белль дико смотрит на Гастона – обеспокоенный, молодой человек трогает ее за руку.
- Белль, с тобой все хорошо?
- Все хорошо, - эхом повторяет девушка и идет к выходу – она сама не понимает, что делает, пока не оказывается у двери. За спиной что-то неразборчиво говорит и приближается отец, и Белль дергает ручку двери – только не оставаться тут, не отвечать ему, поскорее сбежать, найти место, где она будет совсем одна.
…Городской парк пустынен, вдалеке играют чьи-то дети. Как в тумане, вспоминается – Румпельштильцхен любит детей, он бы хотел мальчика или девочку. Белль садится на скамейку и смотрит перед собой, спохватывается, что все еще держит в руках носовой платок.
На нем чьи-то слезы. Неужели ее?
Это прекрасное воспоминание – как Румпельштильцхен с робкой улыбкой, расцветившей его черты, протянул ей розу. Белль не забыла удивленной радости, с которой взяла неожиданный подарок. Какой изящный поклон был у Румпельштильцхена, как светились его нечеловеческие глаза. Он был прекрасен в своей любви.
Белль закусила губу, чувствуя вкус крови, изо всех сил сдерживая истерику. Все было опоганено, разрушено, затоптано в грязь.
Она должна была ударить Румпельштильцхена этой розой по лицу.
Она бы никогда не смогла. Даже если бы знала правду.
- Белль, - отец, оказывается, шел за ней. Он садится рядом и неуклюже обнимает дочь за подрагивающие от рыданий плечи. И Белль не отстраняется. Ей слишком плохо. Она уже почти простила отца – в конце концов, она прощает все Румпельштильцхену, почему бы не прощать и родному отцу?
- Белль, тебе нельзя жить с ним. Он тебя погубит. Или он сам, или его враги, - очень тихо и очень болезненно произносит Мо, приглаживая волосы Белль – вспоминая, как они жили вместе в маленьком уютном замке, когда-то, в другой жизни.
Белль не знает, что на это ответить.
- Ты не знаешь, скольким людям он сделал больно. Скольких убил, или превратил во что-то.
Если бы Белль была другой, она бы ответила «а мне все равно», но это не так – и она может только молча и бессильно плакать.
- Он избил меня тростью до полусмерти, еще когда Проклятье не было снято со Сторибрука.
Белль резко отстраняется. Смотрит блестящими, полными муки глазами.
- За что?
Она знает – ни Румпельштильцхен, ни мистер Голд просто так не причинит никому вреда. Ему нужен повод.
Мо невесело усмехается.
- За то, что я украл надбитую чашку.

***

- Выпей. Это помогает, - Руби ободряюще треплет подругу по плечу и ставит перед ней небольшой стаканчик с виски.
Белль едва заметно качает головой - нет, ей не поможет. Картины стоят перед глазами, сменяются одна другой - издевательски улыбающийся Румпельштильцхен с розой в руке, связанный отец с кляпом во рту, трость, безжалостно колотящая его в бок (Мо рассказал обо всем в подробностях). Белль снова помнит на вкус тот эпизод с цветком, но теперь это уже другой вкус, клубника сменилась кровью, и ее пальцы вздрагивают - они отрезали Гастону ноги.
- Трудно любить чудовище, не так ли? - Руби обнимает подругу за плечи, выйдя из-за стойки, и чувствует, как дрожит Белль. После бесконечного водоворота дней в психушке, после всего, что пришлось пережить, выйдя из нее - Белль вдруг хочется вернуться обратно, спрятаться, убежать. Но это лишь на несколько мгновений - она тут же выпрямляется, поворачивает голову к Руби, спокойно смотрит в исполненные сочувствия черты - делает вид, что спокойно.
- Еще труднее быть чудовищем, верно? - вопросом на вопрос откликается Белль и видит, как что-то дрогнуло в лице Руби. Девушка-оборотень резко отстраняется, бессмысленно смотрит на стойку, чертит на ней узоры длинным пальцем.
- Верно. Никто не знает этого лучше, чем я - никто из них. Ни Снежка, ни Дэвид, ни гномы... только я. И еще бабушка. Знаешь, а она ведь готова была меня пристрелить из лука, там, в лесу, - Руби опирается на стойку, и теперь руки у нее заметно дрожат. - Я убила своего жениха. Я убивала людей, сама об этом не зная. Может быть, Темный не может жить иначе? В нем есть что-то, что не позволит ему стать другим - никогда?
Белль закрывает глаза, и снова перед ней блестящее, позолоченное лицо, обрамленное серо-каштановыми кукольными кудрями - Румпельштильцхен сидит в кресле, откинувшись на спинку, и смотрит, как ножницы в руках его смотрительницы с хрустом отсекают кончик розы.
- Но ты же другая, ты смогла измениться, - она почти кричит, не открывая глаз, чтобы не видеть, как жалость опять просыпается во взгляде подруги. - Почему он не может?!
- Потому что не хочет, - услышав это, Белль, наконец, распахивает веки и видит, как Руби хватает со стойки стаканчик и выпивает его. У нее резкие, размашистые, неженские жесты.
- Откуда ты знаешь? В нем есть добро, есть, я знаю, он же любит меня, - лепечет Белль, и теперь уже она не может удержаться от слез - они текут сами собой, и Руби мгновенно прячет ее у себя в объятиях, готовая утешить, она совсем не монстр.
- Я знаю, что любит. Ты бы видела его лицо, когда он искал тебя. Сначала я не хотела ему помогать - но потом Голд... Румпельштильцхен упомянул о зимних вещах, которые он тебе дал. Я поняла, что он заботится о тебе, - Руби глубоко вздыхает, и зарывшаяся в ее волосы Белль слабо всхлипывает. Так приятно слышать, что Румпельштильцхен действительно о ней беспокоился - и думать, что это не озабоченность монстра, у которого украли любимую игрушку.
Руби отстраняет Белль и пристально смотрит в лицо девушки, положив той руки на плечи. И старается говорить как можно убедительнее:
- Да, он любит тебя, но еще он любит свою магию, которая делает его сильным и могущественным. Он столько лет жил Темным. Зло вросло в него, пустило корни. А вы с ним вместе, как ты говорила, прожили только несколько месяцев там, в прошлом, - Руби делает небольшую паузу, - и здесь пару недель. Я не уверена, что в этой борьбе за его душу победишь ты, Белль. Тебе нужно выбирать.
Белль дергает плечом, заставляя Руби поспешно убрать руки, отступает и сгребает в руку простую голубую сумочку, которая лежала на стойке. Во всех ее движениях заметна крайняя нервозность, и Руби раздосадована на саму себя - похоже, она была слишком жестока, слишком резка, Белль наверняка обиделась.
Руби машинально проводит ладонью по лбу, делает шаг вперед, пытается взять Белль за руку - но та ускользает к двери, стуча высокими каблучками (Румпельштильцхен подарил ей эти туфли, он был так душераздирающе добр в тот день).
- Белль, прости, если я что-то не так сказала, - слыша эти полные огорчения слова за спиной, Белль оборачивается, выжимает из себя улыбку и ответ:
- Все в порядке, Руби. Ты сказала правду.
Дверь за ней с шумом захлопывается, и наступает тишина. Руби со вздохом возвращается за стойку - непросто говорить с подругой о том, кого боится и не любит весь город. О, конечно же, никто не говорит об этом Белль в лицо, но за спиной у нее судачат предостаточно, обсуждая глупую девчонку, околдованную чудовищем.
Думая об этом, Руби прячет пустые стаканы, обходит столики и убирает посуду - Белль появилась в кафе сразу после закрытия. Да, действительно, трудно быть чудовищем, но, даже несмотря на это, не всякое чудовище желает превратиться обратно в человека...

***

Нога за ногу по вечерним улицам. Зажигаются фонари, светится неоновая вывеска «Кроличьей норы», из бара выглядывает пьяный посетитель и жадно провожает Белль взглядом.
Белль сжимает свою сумочку в руке и думает о том, что сегодня вечером у них с Румпельштильцхеном свидание. В его собственном доме.
Так они договорились. Днем.
Когда она еще не знала, что…
Белль зажимает себе свободной рукой рот, чтобы не выкрикнуть это вслух. Не закричать, как ей больно.
В голову лезут воспоминания – вот она, только что выпущенная из психушки, бредет следом за приятным, но едва знакомым человеком по лесу. Ее обдает какой-то воздушной волной, и она резко останавливается. Смотрит вслед торопящемуся человеку с тростью в руке. Как она сразу не поняла, кто он? Ведь это же так просто. Хотелось смеяться и повторять его имя, но Белль только мягко позвала: «Постой», а затем «Румпельштильцхен… постой».
Теперь он не был притворно веселым чудовищем с выпуклыми, блестящими, как драгоценные камни, глазами. Румпельштильцхен превратился в человека – хромого, старого, с усталыми темно-карими глазами и сдержанными манерами. Он одевался по-другому, двигался по-другому, говорил совсем иначе – это не ее Румпельштильцхен, но Белль была готова принять его любым.
Нога за ногу по серому асфальту. Сумерки все гуще.
Боже, как она обрадовалась, когда после поцелуя в нем ничего не изменилось. Значит, он уже перестал быть чудовищем, решила тогда Белль, уютно пряча голову на груди возлюбленного. Все хорошо, они останутся вместе, навсегда, Румпельштильцхен изменился, он теперь человек – и они могут целоваться, сколько угодно.
А затем она узнала, что он вызвал какого-то монстра для расправы с Региной.
И уже не помнит – ей было так же больно, как сейчас? Или не хочет помнить...
Едва не поскользнувшись, Белль судорожно хватается за столб. Глупость какая, так ведь и ногу подвернуть можно. «С вами все в порядке, мисс?» - «Да, спасибо, все хорошо, хорошо», - невнятное бормотание и поспешный уход. Случайный прохожий – они никогда не встречались раньше.
«Я думала, ты изменился», - всплывают в ее голове собственные горькие слова. И вовсе не потому, что они с Румпельштильцхеном – теперь Голдом – провели час вместе. Совсем не поэтому.
Ее обманули человеческая внешность и возможность поцелуя.
Но за ними – как выяснилось – пряталось все то же. Злое, коварное, подлое… нет, она не может так думать о нем, он заботился о ней, утешал после ночных кошмаров, когда она просыпалась и кричала: «Заберите меня, заберите из этой камеры», у него такие нежные руки и добрые, печальные глаза.
Белль останавливается и смотрит на розовый особняк – она пришла. Окна еще не горят светом – Голд задержался на работе? Заключает сделку, кого-нибудь обманывает? Бьет своей тростью... превращает во что-нибудь?
Ключ выпадает из дрогнувшей руки, и Белль ищет его на земле. Ищет и плачет.
Он держал ее взаперти, боясь, что она узнает что-нибудь ужасное о нем, или сбежит, покинет его, как первая жена – Белль интуитивно догадывалась, что именно так неведомая женщина и поступила. Он так боялся потерять ее, Белль.
«Я лишился всех тех, кого любил».
Белль находит ключ и поднимается, зажав его в руке, по ступенькам особняка.
«Я не хочу потерять тебя снова…»

***

Руки Белль двигаются, словно независимо от нее самой. Она заваривает чай и, когда он готов, пробует. Кажется, еще пара мгновений – окружающая обстановка растает, как дым, и Белль обнаружит себя в голубом платье посреди огромной кухни Темного Замка. Дверь распахнется от небрежного жеста облепленной золотыми крошками руки – и Румпельштильцхен быстро, словно куда-то очень торопится, войдет внутрь.
Это ощущение так сильно, что Белль почти чувствует изменения вокруг. Она бессмысленно смотрит на надколотую чашку в своих руках – ту самую, из-за которой чуть не был насмерть забит ее отец. Слышит стук двери и шаги – но они не те, не слышно стука каблуков, как будто Румпельштильцхен сменил свои замечательные сапоги со шнуровкой на что-то другое. Зато палка… трость… та, что…
- Белль, ты уже пришла? – голос низкий и добрый, а пронзительные смешки звучат только у девушки в ушах.
Видение рассыпается, брызнув фарфоровыми осколками – Белль роняет чашку.
Голд стоит в дверном проеме и растерянно смотрит, опираясь на трость. Он, как всегда, выглядит безукоризненно – и Белль отрешенно вспоминает, какими непривычными его серые костюмы казались ей вначале. Она-то привыкла к насмешливому монстру в коричневой коже и шелковых рубашках с пышными рукавами.
Что за ерунда лезет ей в голову, пока она на коленях собирает осколки растреклятой чашки!
- Белль, милая, - Голд оказывается рядом гораздо ближе, чем можно было подумать, глядя на его хромоту, и осторожно опускается рядом на колени – значит, он заметил?
- Белль, что-то случилось?
Она перехватывает обеспокоенный взгляд, устремленный на останки талисмана – ему, конечно же, жаль не чашку. Румпельштильцхен так суеверен, он думает, что вместе с фарфором можно разбить чувства. И Белль не просто так уронила чашку.
У нее дрожат руки, но голос – нет.
- Скажи, у тебя ведь одна душа? Как в ней могут жить два разных существа?
Голд непонимающе смотрит на нее, хмуря брови. Ему неудобно стоять на коленях, но Белль и не думает подниматься с пола. Есть что-то удивительно забавное в том, чтобы объясняться в такой позе, над осколками чашки – почти столь же забавное, как резать ноги розе.
- Твой отец, - наконец, очень медленно и очень сдержанно произносит Румпельштильцхен, и тут-то уже Белль не выдерживает и начинает смеяться – да так, что по щекам текут слезы.
- Ты бил его, потому что он хотел отнять у тебя единственную память обо мне? Или потому, что поверил, будто он меня прогнал и отдал на растерзание кому-то? Ты способен верить только плохому? – слова прорываются – и теперь без удержу. – Ты подарил мне розу, еще не зная, что я не люблю Гастона! Ты… ты…
Она готова замолотить кулачками по его груди, как в дурацких любовных романчиках, но Голд резко притягивает ее к себе – и Белль слышит, как его трость падает и перекатывается на полу несколько раз. Звук затихает, а она, Белль, плачет в объятиях у человека, который никогда не должен был становиться чудовищем.
- Я говорил тебе, - неразборчиво шепчет он в ответ на ее рыдания. – Предупреждал. Помнишь?
О да, она помнит. Помнит, как положила руки на его плечи и уверенно заявила, что она должна остаться именно потому, что ее любимый – монстр. Как будто она способна встать между ним и миром, когда это необходимо. Когда необходимо уберечь – и помочь.
Уберечь кого? И помочь кому?
- Все говорили тебе, что ты должна бежать от меня?
Белль не может утвердительно кивнуть, но и не отрицает. Молчание – все же знак согласия. Иногда.
- Они были правы. Логически ты так и должна поступить. И ты все еще можешь уйти. Не возобновлять отношений. Ты еще будешь счастлива… с кем-то другим.
Кажется, что каждое слово отрывает по кусочку от его сердца. Белль это чувствует, понимает – и содрогается всем телом.
Логически. По всем законам сказки.
И жизни.
Белль отстраняется, помогает Голду встать и встает сама. Он подбирает свою трость привычным движением – будто ронял ее так уже много раз.
Белль не может и не хочет смотреть на нее.
- Логически, - повторяет она с горькой улыбкой. – Разумно. Правильно. Так?
- Так, - Голд устало опускает плечи и старательно изучает взглядом осколки чашки, которые они с Белль так и не подобрали.
- А разве любовь рассуждает? – тихо спрашивает Белль.
Он молчит, и теперь уже его молчание – знак согласия.
- Любовь только верит, - Белль отступает назад, берет веник и совок и сметает останки талисмана в мусорное ведро, а Голд ничего не делает, чтобы ей помешать. Он только думает, что может поправить последствия своих поступков. Может завтра же пойти и излечить Гастона, если это необходимо. Но ведь дело не в этом.
- Мне больше ничего не остается, - доносится до него шепот Белль, и, подняв глаза, Румпельштильцхен видит, как девушка берет чайник и льет заварку на дно новой – абсолютно целой чашки.
Символ новой эры. И в эту самую минуту все становится ясным.
- У меня оставались только пустое сердце и надбитая чашка, - Голд сам не замечает, как произнес это вслух.
Белль молча доливает заварку кипятком и протягивает ему чай.
Решение принято - и останется неизменным.
- Теперь все будет по-другому.