Персонажи: Румпельштильцхен/Белль
Рейтинг: PG-13
Категория: гет, джен
Жанр: ангст, AU
Размер: мини, около 1000 слов
Статус: закончен
Описание: Проклятье уничтожило сказочный мир, как и должно было.
Но и в другой мир так никто и не попал.
Публикация на других ресурсах: с моего разрешения.
читать дальше
My tale is the most bitter truth -
Time pays us but with earth and dust and a dark, silent grave © Nightwish, Bless The Child
Time pays us but with earth and dust and a dark, silent grave © Nightwish, Bless The Child
Румпельштильцхен баюкает Белль в своих объятиях, пока вокруг рушится старый мир.
Пока Проклятье вступает в силу.
Пока Регина где-то вдалеке дико смеется от злобы – ощущение ее радости накрывает монстра с ног до головы. Ухмылка, которую не видит зарывшаяся ему в грудь Белль, торжествующая ухмылка учителя, выпестовавшего комочек зла, затрагивает серые губы. Регина совсем не знает, что она была лишь послушным куском воска в чешуйчатых пальцах Румпельштильцхена. Да ей и не дано этого знать – пока все не закончится.
Счастливым финалом.
Конечно же, счастливым финалом для Румпельштильцхена, Белль и Бэя, который обязательно найдется.
И плевать, что злодеи не живут долго и счастливо – Румпельштильцхен перешагнул все мыслимые и немыслимые границы этой треклятой темной магии, затянувшей его в свой водоворот. А значит – он победит и тут.
Белль перепугана, она прижимается к своему ненаглядному чудовищу, она не знает, как много слез, боли, ненависти и страданий собралось в этом Проклятье, она не знает ничего. Только видит в Румпельштильцхене нечто хорошее и с детской наивностью (и с детским же упрямством) пытается вытащить наружу, на белый свет.
Ну что ж.
В том, ином, мире без магии, он станет человеком, он сможет измениться – тогда уже ничего не надо будет делать. Ничего из того, что Белль именует «плохим». О, Румпельштильцхен сделает все, что угодно, ради сына и ради своей любимой, не побоявшейся принять его чудовищем – конечно же, в будущем это станет легко.
Но это в будущем.
А пока…
Волны магии пронизывают Темный Замок, кажется, что он вот-вот рухнет, и Белль испуганно шепчет, что вот сейчас, вот сейчас все свершится, да? «Правда же, Румпель?»
Румпельштильцхен не отвечает – его утянуло в странное полузабытье, глаза прикрыты, веки подрагивают, он накрепко вцепился в Белль – крики беспорядочно звенят в его ушах, крики, грохот, мольбы, рыдания, темный удушливый смрад щекочет ноздри, и…
Все прекращается в одно мгновение.
Только во рту остается привкус крови и золы.
Крови?! Золы?!
Румпельштильцхен раскрывает глаза и непонимающе смотрит вокруг. Он ошеломлен и не может сложить в слова промелькнувшую мысль.
Зато Белль обретает дар речи:
– Почему мы все еще здесь? Ты же говорил, что…
Она удивленно смотрит на него чистыми, совершенно прозрачными голубыми глазами, но ответа нет, Румпельштильцхен напряженно моргает воспаленными веками и, наконец, выдавливает из себя:
– Не знаю.
Но он уже смутно осознает, как что-то пошло не так, и холодный ужас начинает заползать в душу (точнее, в то, что от нее осталось, и что оживила Белль своим присутствием). Они должны были переместиться в другой мир, помня о том, кто они такие, чтобы затем отыскать Белфайера.
Они остались в Темном Замке.
Румпельштильцхен бросается к двери, как безумный, и распахивает ее, позабыв о магии, обеими руками. Останавливается на пороге, и выпуклые глаза его, кажется, вот-вот выскочат из орбит, дыхание замирает в груди, а холод теперь расползается по всему телу.
Кругом, вместо лесов – только бескрайняя пустыня. Обожженная чьим-то неистовым огнем, пустыня без следов какой-либо растительности. Ни звука, только мертвая бездонная тишина, только молчание.
Куда ни глянь – везде то же самое. Солнце неподвижно стоит в небе, одинокое, ослепительно белое.
И тогда Румпельштильцхен понимает, что он совершил ошибку.
Ошибку в своем Проклятье.
Роковую ошибку.
Белль растерянно, столбом застывает рядом, а затем с недоумением поворачивается к своему любимому чудовищу:
– Что… что все это значит, Румпель? Почему… что случилось?
– Ошибка, – голос Румпельштильцхена звучит на одной невыразительной ноте. Как будто он оживший мертвец. Руки его безвольно висят вдоль тела, глаза пусты, словно у куклы. – Ошибка… Этот мир… мы не перенеслись… но этот мир… погиб.
Белль не сразу понимает его, но одно это застывшее лицо заставляет ее замереть, бессмысленно схватившись за оборку своего невинно-голубого платья. Значит, так везде? И тогда…
Невидимый обруч с силой сдавливает ей горло, она пытается спросить, но только пищит, пищит чуть слышно:
– И… все жители этого мира?..
Слова застревают, они слишком страшны, чтобы Белль могла произнести их вслух.
– Да, – все тем же голосом отвечает Румпельштильцхен.
– А… как же… почему и мы не…
Кривая судорога пробегает по лицу Румпельштильцхена – все так же недобро отрешенному.
– Проклятье не тронуло своего создателя. Ошибка, – монотонно звучат слова, растворяясь в жарком воздухе.
Белль сама не понимает, как она очутилась на земле. Ноги просто отказали ей.
Солнце нависает в небе, круглое и равнодушное, и лучик щекочет шею Белль, золотит прядку волос в абсолютной тишине.
Румпельштильцхен мертво смотрит перед собой.
– Я не найду сына?.. – медленно и очень ровно произносит он, и эта фраза возвращает обоих к реальности.
Реальности, в которой нет никого, кроме них двоих.
Во всем мире.
Жесткую щеку Румпельштильцхена обжигает яростный удар. Как будто Белль вложила в него все силы, которые у нее еще оставались. И, зачем-то поднеся руку к лицу, встретившись с Белль глазами, монстр понимает, почему она его ударила.
– Ты убил их! Ты уничтожил весь мир! И ты еще… да как ты… – и она снова бьет, наотмашь, и острые ногти режут серую бескровную кожу Румпельштильцхена. По лицу Белль, как ливень, хлещут слезы, а она ударяет кулаком уже в грудь чудовища, но он по-прежнему не отстраняется – и не в силах сказать ни слова.
Капелька крови выступает на его верхней губе – темной, нечистой крови. И смешивается с одинокой, вместившей в себя всю горечь и отчаяние слезой.
Белль смотрит на него, и теперь в ее глазах только ненависть. Раньше она и не подозревала, что любовь может превратиться в ненависть от одной только фразы. Но теперь между ней и Румпельштильцхеном навсегда раскинулся этот мертвый, заполненный вечным молчанием мир. Она знает, что навсегда.
Есть вещи, которые нельзя простить.
***
Сумасшедший маг целыми днями прядет золото из соломы, целыми днями верит в то, что когда-нибудь найдется средство вернуть сына. А пока нужно прясть и прясть без конца, чтобы забыться, и лишь темная магия держит его живым, иначе бы он давным-давно рассыпался в прах. Он безумно улыбается, он не ощущает ничего, кроме нетерпения и досады, его красные глаза пусты. Кожа на его лице покрыта рваными темно-багровыми ранами, которые никогда не заживут, но он не знает, откуда они взялись. Он не в состоянии говорить – от дикого крика голос сорван, и теперь маг может лишь шептать. Он не помнит, что с ним произошло и почему он здесь один, но твердо убежден – когда-нибудь его ждет счастливый финал.
Ведь он совсем не злодей.
Он не хотел им быть.
***
Сумасшедшая принцесса в своей спальне может только сидеть, обняв колени руками, и смотреть в окно, пока не устанут глаза. Тогда она прикрывает веки – но видит все ту же бесплодную, выжженную чьим-то горем и болью пустыню. Принцесса не знает, почему она до сих пор жива – наверное, чьим-то волшебством. Лучше об этом не думать – при слове «волшебство» она снова начнет кричать надрывно, на одной ноте, как это было вчера. Не думать. Не чувствовать.
Просто сидеть, обняв колени руками. Спать, уткнувшись в мокрую – постоянно мокрую – подушку.
И верить, что когда-нибудь у нее будет счастливый конец.
Потому что она знает, помнит – она кого-то любила.