Tale as old as time ©
Название: Возвращение
Автор: fandom OUaT 2013 (Askramandora)
Бета: fandom OUaT 2013 (Верделит, +Lupa+)
Размер: драббл, 475 слов
Пейринг/Персонажи: мистер Голд/Лейси (Белль)
Категория: гет
Жанр: ангст, hurt/comfort
Рейтинг: PG - вообще в шапке было G, но поцелуй, ЕМНИП, это точно PG
Примечание/Предупреждения: таймлайн начала двадцать второй серии второго сезона
читать дальше
Мир сужается до четырёх небольших слов, простых — и страшных своей простотой, бьющих молоточками в висках, отдающихся в каждом ударе сердца.
«Я во всём виноват».
Люди проходят мимо, спокойно обсуждая то, что через какие-нибудь полчаса лишится смысла. Они ещё не знают. Потом они засуетятся, забегают, будут кричать и искать спасения, которое ему самому больше не нужно.
«Я во всём виноват».
Каждый шаг — рывок сквозь туманную пелену. Ту самую, которую высокопарно называют пустотой в душе. Слова бесполезны, они никогда не передадут потрясения, не отразят в себе чувство так, как должно. Слова – как зеркала, и, как зеркала же, они, разбиваясь, ранят осколками остатки души.
«Я во всём виноват».
Вот и последние несколько шагов. Знакомый тихий звон колокольчиков, тяжёлая неровная поступь по полу, звенящая тишина. Воздух давит на лёгкие, и на несколько мучительных мгновений хочется, чтобы легкомысленный голосок разорвал паузу. Сказал что угодно. Лишь бы отвлечься от этих четырёх слов.
«Я во всём виноват».
Рука цепляется за занавеску ледяными пальцами, медленно отодвигает её. Стоящая у стола девушка отставляет бокал, поворачивается, смотрит с удивлением, склонив голову набок, и готовая кокетливо расцвести улыбка увядает.
— Что случилось, мистер Голд? Вы сами на себя не похожи.
За полшага до неё, до её настороженно расширившихся глаз, он находит в себе силы выплеснуть, вытолкнуть наконец из себя слова-осколки. Куски души.
— Я во всём виноват.
И затем ещё одно усилие, ещё три болезненных удара сердца:
— Мой сын погиб.
Взгляд цепляется за растерянно застывшую фигурку, за опустившиеся руки, бессмысленно отмечают подаренное им лишь вчера ожерелье.
Один день. Когда он был уверен в себе и планировал избавиться от своей погибели. От собственного внука. Как давно это было.
Эта мысль пробегает и теряется где-то вдали. Потому что её ладони ложатся ему на плечи.
Её взгляд исследует скорбные складки на лице, встречается с карими глазами, в которых столько боли, что кажется — вот-вот выплеснется безумием.
В ней что-то дрогнуло, словно сломалась ледяная корка.
— Мне очень жаль. Мне очень-очень-жаль, — вырывается одним неожиданным словом из накрашенных губ.
Как безмолвный ответ слёзы стекают по его щекам, и доселе неведомое чувство больно сжимает ей сердце. Избавиться бы, выпить, забыть, не думать. Но она просто целует его в уголок рта. И ощущает солёный привкус горя.
— Я во всём виноват, — снова шепчет он раздирающим, уходящим куда-то вглубь шёпотом. У него дрожат губы.
С доселе незнакомой, страшной и сладкой тоской она снова целует его. Прижимается всем телом, обвивает руки вокруг обессилевшего мужчины, поддерживая его, разделяя его горе…
И вдруг отстраняется. Смотрит, словно видит впервые. Медленно моргает ресницами, теперь непривычно тяжёлыми от слишком густо намазанной туши.
Протягивает руку, касаясь побелевших пальцев, намертво сомкнувшихся на набалдашнике трости. Выдыхает легко, как облачко:
— Румпель…
Это короткое слово пробивает стену кошмара. Не ранит осколком, но прорастает в иссохшее сердце, почерневшее от бремени вины.
Один потрясённый взгляд. Одно прикосновение к полуобнаженному плечу. И выдох в мягкие, горьковато пахнущие волосы, когда она вновь оказывается совсем близко и начинает рыдать в его объятиях:
– Белль…
Она вернулась.
Название: The Dark Lace
Автор: fandom OUaT 2013 (Askramandora)
Бета: fandom OUaT 2013 (Верделит, +Lupa+)
Гамма: +Lupa+
Размер: драббл, 654 слова
Пейринг/Персонажи: мистер Голд/Лейси
Категория: гет
Жанр: даркфик
Рейтинг: R
Примечание/Предупреждения: по заявке; бладплей, смерть персонажа
читать дальше
Тяжело дыша, он просыпается от кошмарного сна; взмокшие пряди волос прилипают ко лбу и к вискам, сознание не сразу выстраивает полную картину реальности. Какое-то время он лежит без движения, с открытыми глазами, постепенно успокаиваясь и понимая, что это был всего лишь сон. За окном занимается рассвет, постепенно бледнеет небо, темнота и одиночество ночи уходят вместе с последними неприятными воспоминаниями о кошмаре, мутном и непонятном.
Между тем в звенящей тишине спальни раздаётся шорох, кто-то шевелится рядом под одеялом, и на мгновение дрожь пробегает по всему телу, лишь на одно мгновение — потому что в следующее женский голос разрезает воздух:
— Голд.
И затем, после его облегчённого вздоха, вкрадчиво добавляет, сочась ядом:
— Румпельштильцхен.
Что-то холодное прижимается к животу, и он застывает, внезапно осознав, что это.
Девушка подбирается ближе, совершенно голая и горячая — и вот она уже сидит верхом на застывшем, словно парализованном теле Голда и одной рукой распахивает на нём пижаму. Острый клинок в другой руке прочерчивает полосу на его груди, оставляя длинную, стремительно набухающую кровью царапину.
— Ты не можешь противиться обладательнице кинжала, не так ли, Тёмный маг? Ты не можешь мне навредить ни словом, ни делом, ни даже мыслью. Ммм… как давно я мечтала подобраться к источнику твоей власти, твоего могущества!
Она нависает над Голдом, похотливо изгибается, жадно слизывает капельки крови… и в нём смутно вспыхивает воспоминание о недавней близости с этой женщиной, такой страстной и неистовой, такой притягательной — и такой чужой.
— Ты был так наивен, когда доверил мне тайну кинжала, — клинок вспарывает небольшие борозды на груди, вызывая болезненные стоны. — Неужели ты не помнишь, что я люблю причинять страдания, смотреть на чужую боль? Ты же так охотно доставлял мне это удовольствие. Ах да, это же была не твоя боль… а жалких смертных людишек… одним из которых когда-то был и ты, Тёмный.
— Чего ты хочешь? — шепот едва слышно срывается с его губ, он дрожит — и чувствует, какое наслаждение ей приносит его страх. — Повелевать мной? Приказывай… я сделаю всё, что ты хочешь.
— Мм… нет, это слишком просто, мой сентиментальный Тёмный маг, — на сей раз лезвие проходится по его плечу, разрезая пижаму и вызывая очередной стон боли, и кровь медленно стекает с клинка на простыни, ярко выделяясь на светлом хлопке. — Ты уже пресытил меня, надоел мне. Но согласись, что я мастерски разыгрывала влюбленность. Ты даже поверил мне. Поверил, что к тебе вот-вот вернётся твоя… Белль.
Её смешок при этих словах, издевательский, полный презрения, ранит ещё сильнее слов, и страх забывается от острого приступа душевной боли; волной накатывают воспоминания об утраченном.
— Вернись, вернись ко мне, — со слезами выдыхает он, безуспешно пытаясь найти в склонившемся над ним сосредоточенно-жестоком лице нечто уже полузабытое, но все ещё щемяще родное. — Вернись! Я люблю тебя…
— Опять она! — резкое шипение, и снова боль расползается от очередной ранки на руке, у предплечья, возвращая к реальности. — Её нет. Здесь теперь только я, и я бы с удовольствием продлила твои мучения, однако мне не терпится поскорее сделать кое-что. Но сначала…
Она приближает свои недобро улыбающиеся губы к его искажённому мукой лицу, зло впивается поцелуями, ядовитыми, как укус змеи. Ласкает лезвием кинжала его тело, чувствуя, как густая красная жидкость струится, течёт ручейками, и получая невероятное удовольствие от всего этого. Её поцелуи заглушают его стоны, её закрытые глаза не видят муки в других, широко распахнутых. Она трётся бедрами о его живот, пачкаясь в крови, рвано дышит ему в рот, ласкает себя свободной рукой и наконец содрогается от накрывшего её наслаждения.
Когда девушка отрывается от своей жертвы и садится, тяжело дыша, откинув назад мокрые волосы, то видит, что Голд — Румпельштильцхен — мёртв. Улыбка снова медленно и жутко растекается по её бледному лицу, пальцы с силой сжимают рукоятку кинжала. Внезапно почувствовав усталость, она широко зевает и ложится рядом с неподвижным мужчиной на промокшую от его крови постель.
Не обращая внимания на это неудобство, она засыпает безмятежным младенческим сном.
Очередной день в Сторибруке начинает своё неторопливое шествие.
Лучи восходящего солнца пробиваются сквозь занавески, золотят растрепанные каштановые волосы на лбу спящей девушки, вспыхивают бликами на острие кинжала и крадутся к имени, выгравированном на извилистом клинке.
И имя это — Лейси.
Название: Обманчивое счастье
Автор: fandom OUaT 2013 (hao-grey, Askramandora)
Бета: fandom OUaT 2013 (+Lupa+) и анонимный доброжелатель (КП)
Размер: мини, 1 697 слов
Пейринг/Персонажи: мистер Голд (Румпельштильцхен)/Белль, Мо Френч
Категория: гет, джен
Жанр: драма, романс
Рейтинг: R
Краткое содержание: «Она старается. Изо всех сил. Рисует пальцем в воздухе прялку и склонившуюся над ней маленькую фигурку в кожаном камзоле. Но за стенами нарисованной комнаты Белль по-прежнему не доверяет Румпельштильцхену»
Примечание/Предупреждения: насилие (не сексуальное)
читать дальше
Для Белль мучительно купаться в одиночестве.
Стоит зажмуриться, и чудится, будто из душа хлещет не вода, а кровь. Тонкие алые ручейки скользят по волосам, лицу — девушка почти чувствует на губах солёный привкус, — змеятся между грудей, стекают на живот. Белль широко распахивает глаза: нет, это всего лишь кошмар, всё сейчас пройдёт, вот сейчас, прямо сейчас… Но смятение никак не желает уходить, горло сводит судорогой, стены ванной комнаты качаются в клубах пара, надвигаются, удушье не отпускает. Закричать невозможно, а позвать на помощь того, кого любишь больше всех на свете — немыслимо. Белль кое-как выбирается из ванной, хватает полотенце, торопливо заматывается в него и широко распахивает двери. Поток холодного воздуха врывается в лёгкие, испуг постепенно проходит, сердце перестаёт колотиться в ушах. До следующего раза.
Белль не желает знать, что сказали бы об этом психиатры. Сны о психиатрической лечебнице преследуют её до сих пор. Иногда ей кажется, что она помнит каждый из дней, проведённых там, на вкус. У психушки тоже привкус мокрой соли — холодной, бесцветной. Привкус струйки пота, пролившейся по щеке со лба. Шершавые стены были обиты мягким войлоком, но когда Белль прикасалась к ним, они казались склизкими, пропитанными особо мерзкой, вонючей мазью. Спать приходилось осторожно, чтобы не дотронуться случайно до стены. Белль не раз и не два сваливалась с узкой койки, когда вертелась в ожидании первых солнечных лучей. Медсестра с тонкими губами и высокой причёской каждый вечер вкалывала снотворное, но действовало оно не всегда. Разумеется, Белль не рассказывала об этом своей надзирательнице.
И только солнечные лучи приносили облегчение. Каждый день с утра солнце светило прямо в сетчатое окошко, а потом уходило, оставляя в камере полумрак. Именно в камере: называть место, где её держали, «палатой», Белль просто не в силах. Каждый день… ну, почти. Когда шёл дождь, девушка съёживалась на кровати и раскачивалась, бессмысленно глядя в сторону окошка, пока не приходил санитар с едой.
Солнечные лучи казались Белль дружескими руками, гладящими её по лицу. Она подставлялась под их ласку и изо всех сил пыталась показать, как же рада — улыбалась, пыталась сама погладить неуловимое тепло… И так до тех пор, пока слёзы не начинали чертить на лице солёные дорожки. Снова соль, целая жизнь, полная не сахара, а только соли!
Белль судорожно сглатывает — ну вот, кажется, снова глаза на мокром месте. Так нельзя. Нужно собраться, быть сильной. Ради того, кого она любит.
Любит, да. Но… доверяет ли?
Она молчит о приступах паники. Молчит обо всём, что было с ней в психиатрической клинике. Молчит о собственном недоверии. Лишь просит иногда побыть рядом чуть подольше. Не уходить на работу так рано. Возвращаться побыстрее. Больше ничего. В конце концов, просить Тёмного о раскаянии — это как умолять о милосердии селевой поток.
Нет, он пообещает не поступать плохо. Он часто это обещает: быть хорошим, не убивать, не возвращаться к старому… Янтарное безумие давным-давно ушло из его глаз, он больше не Румпельштильцхен. Он мистер Голд, респектабельный делец, владелец антикварной лавки. Просто временами Белль кажется, что лавка Голда похожа на его душу: в ней собрано столько опасных, непредсказуемых, готовых ударить, но на первый взгляд невинных вещей…
Когда безумие, спрятанное за строгим деловым костюмом, сорвётся с цепи?
Какое из обещаний, данных любимой женщине, мистер Голд нарушит первым?
О, объяснение его поступку найдётся, и не одно. Он всегда умеет находить странные, безупречно логичные и в то же время чудовищно циничные объяснения. Соблюдать букву сделки, извращая её суть.
Как поверить? Как научиться жить с чудовищем?
Как не потерять себя в любви к нему?
Белль устало закрывает глаза. Зря она это — темнота снова наливается красным. Кровь… Её было пролито так много, что хватит, наверное, на озеро. Озеро крови имени Румпельштильцхена.
Девушка почти бежит к окну, распахивает тяжёлые шторы. Как тогда, в замке… Солнечные лучи бьют в лицо, они больше не друзья, они освещают неприглядную правду: Белль влюблена в чудовище. Но их можно попытаться поймать, погладить, успокоить — будто ты снова в клинике и чертишь пальцем в воздухе длинное имя на незнакомом языке. Только вот невозможно вспомнить, что это за язык и что за имя.
— Рум… пель… штильц…
— Дорогая? — раздаётся сзади, и Белль подпрыгивает. Оборачивается с радостной улыбкой на губах.
Он снова пришёл пораньше. Ради неё. Как же хорошо!
Быть счастливой вовсе не трудно. Поменьше глядеть по сторонам, почаще прятать лицо на груди любимого, вдыхать аромат дорогого одеколона, тереться щекой о немного колючий отворот тёмного пиджака…
На небе собираются тучи, и лучи солнца меркнут за ними.
***
— Дорогая, всё в порядке? — дежурный вопрос, но как же светится лицо Белль, когда Румпельштильцхен задаёт его!
Она подходит, немного похожая на кошку: такая же пугливая, свободная и одновременно трогательно-доверчивая. Ради Белль Румпельштильцхен подкармливает почти всех окрестных котов, особое удовольствие получая, когда те трутся об его ноги. Ради Белль он меняется — каждую минуту, каждую секунду… Становится лучше, чем был.
И лишь одна мысль не даёт ему покоя: как следует ли он вымыл трость?
Посмотреть сейчас невозможно: Белль рядом, он обнимает её, гладит по прекрасным, самым лучшим в мире волосам, и сейчас, вот прямо сейчас поцелует.
Её губы — слаще всех тех сладостей, которые Румпельштильцхен пробовал за свою чертовски долгую жизнь. Её руки нежны, объятия чисты и порождают вихрь желаний. Но вот трость…
Сегодня утром мистер Голд побывал у Мо Френча. Жирный слюнявый толстяк, мягко скажем, не обрадовался визитёру. Но сделать ничего не мог.
Улыбка Голда становится по-настоящему довольной, когда он вспоминает распухшее лицо папаши Белль. Папаши, который попытался отнять у Румпельштильцхена единственную любовь. Отослать Белль за границу Сторибрука. Не считаясь с тем, что Белль могла потерять свое имя, личность… и его, Голда.
Такое нельзя забыть. И простить.
Первый удар трости рассекает Мо скулу. Вот тогда-то и брызнула кровь. Второй тяжко падает на затылок, заставляя толстяка рухнуть на колени. А затем Голд бьёт цветочника, не разбирая, куда попадает. Удары сыплются градом, Мо пытается выставить вперёд руку, и Голд с особым удовольствием взмахивает тростью, обрушивая её на жирные, трясущиеся пальцы. Слышится чудесный, очищающий душу хруст мелких костей, толстяк воет, прижимая руку к груди, а Голд от души добавляет несколько ударов по рёбрам. Кажется, там тоже хрустело… красота!
Когда Голд уходил, скулящий Мо Френч валялся на полу в луже собственной крови, от его штанов и ботинок резко пахло мочой. Короткие волосы слиплись, став бурыми. Эдакий кровавый венчик вокруг лысины. Символично.
Мо Френч никогда больше не посмеет причинить зло своей дочери. Никогда. Ни за что.
Вот только трость пришлось наспех споласкивать под шлангом во дворе Френча. И, возможно, всю кровь смыть не удалось. Пиджак Голд поменял, перчатки тоже…
Белль запрокидывает лицо, глядит любимому в глаза, и тот целует её, забывая обо всех невзгодах этого мира.
***
Белль ненавидит, когда вечерами Голд задерживается на работе.
Ожидание кажется густым, как варенье, но далеко не таким сладким. Тени скапливаются в углах, обои темнеют, мебель становится уродливой — словно злая фея заставляет комнату на глазах мрачнеть, и Белль съёживается в большом коричневом кресле, следя за тем, как стрелки настенных часов бегут по своим вечным кругам. Тиканье, нарушающее давящую тишину, тоже изменяется. Теперь оно назойливое и страшное, а Белль некому вытащить из проклятых воспоминаний.
Она старается сама. Изо всех сил. Рисует пальцем в воздухе прялку и склонившуюся над ней маленькую фигурку в кожаном камзоле. Представляет, как свет из несуществующего окна преображается в золотые нити и пронизывает ими всю комнату. И постепенно греется, когда сотканное видение окутывает её плечи невидимым шарфом.
Но за стенами нарисованной комнаты Белль по-прежнему не доверяет своему Румпельштильцхену.
Он сейчас придёт? Ну да, как же. Наверняка убивает кого-нибудь именно в эту самую минуту. Или пытает. Или заключает сделку, последствия которой сделают человека несчастным на всю жизнь.
Тени в углах шепчут всякие гнусности, и Белль зажимает уши. Не видеть, не слышать, не кричать. Хранить своё хрупкое счастье, не задеть его ни одним неосторожным движением, не разбить резким, неуместным всхлипом.
Надколотая чашка — вечный символ её любви. Всегда с трещиной. Всегда с изъяном. И есть ли смысл винить его? Он — Тёмный. Румпельштильцхен. Разве он сам ей не говорил?
Безнадёжность шуршит за окном шинами проезжающего мимо автомобиля, подмигивает из зеркала, злорадно выглядывает кукушкой из часов. Сколько уже? Восемь, девять? Белль потеряла счёт, а стрелки двоятся в глазах. Ничего не попишешь, всё попусту, не стоит и пытаться… Слова толпятся в голове Белль, и за каждым из них прячется маленький злобный демон, готовый укусить побольнее.
Нужно верить Румпельштильцхену… Голду. Она обещала тогда, когда едва не потеряла его из-за собственной глупости, необоснованных страхов, дурацких тревог.
«Дурацких? — хохочут демоны. — Оглянись вокруг, Белль. Твой замок построен из песка, твои надежды как туман над рекой, присмотрись — и они развеются у тебя на глазах. Он чудовище и никогда не изменится. Ну же, взгляни!»
Белль закрывает глаза руками. Нет. Нужно верить. Кто она без веры и любви? И пусть снова за смеженными веками льётся кровь — это лишь иллюзия, не более того. Верить. Надо верить.
Но когда в замке поворачивается ключ, Белль уже почти сдаётся на милость терзающих её демонов.
Она бросается встречать Голда, её воспалённые глаза ищут следы преступления в его улыбке, позе, во всей сутуловатой фигуре — и не находят. Белль замирает, она готова плакать от счастья.
Зыбкого, неповторимого счастья.
Картонный домик страха окончательно рассыпается, когда Голд привлекает её к себе. Он обыденно ласков, в карих глазах уживаются усталость и нежность.
Призраки отступают, выпуская сознание Белль, растворяясь при звуках низкого голоса.
— Извини, немного задержался. Ты скучала без меня?
Банальные слова. Прекрасные слова.
— Да, я очень скучала, — Белль торопливо клюёт Голда в щёку и, как счастливая птичка, почти порхает рядом с ним. А затем крепко прижимается и кладёт голову на плечо любимого, шепча про себя молитвы без слов.
Сегодня ей удалось прожить ещё один день без страшных открытий.
А завтра будет уже легче, Белль в этом уверена.
Когда-нибудь и страхи, и безумные воспоминания испарятся.
Навсегда.
***
Голд смотрит на улыбку Белль и улыбается в ответ. Вот и ещё один нелёгкий день позади.
Где-то там, в подсобке лавки, лежит связанный и избитый до полусмерти мистер Сми.
Где-то там, в полумраке, забыто валяются окровавленные перчатки.
Где-то там, в своем доме, перепуганный Мо Френч глотает комок в горле и клянётся, дрожа всем своим жирным телом, что никогда больше не посмеет подойти к дочери. Он помнит, как полыхнули янтарной, безумной угрозой карие глаза, как хлестала, не останавливаясь, трость.
Румпельштильцхен улыбается в пустоту и бережно прижимает к себе хрупкое, не побоявшееся снова полюбить его существо. Всё растворяется в поцелуе и становится незначительным и ненужным — до завтрашнего дня.
А сейчас для Голда важно лишь дыхание Белль на его губах. Она ничего не знает о том, что он совершил, и не узнает.
Когда-нибудь у них всё будет замечательно.
Навсегда.
Автор: fandom OUaT 2013 (Askramandora)
Бета: fandom OUaT 2013 (Верделит, +Lupa+)
Размер: драббл, 475 слов
Пейринг/Персонажи: мистер Голд/Лейси (Белль)
Категория: гет
Жанр: ангст, hurt/comfort
Рейтинг: PG - вообще в шапке было G, но поцелуй, ЕМНИП, это точно PG
Примечание/Предупреждения: таймлайн начала двадцать второй серии второго сезона
читать дальше
Мир сужается до четырёх небольших слов, простых — и страшных своей простотой, бьющих молоточками в висках, отдающихся в каждом ударе сердца.
«Я во всём виноват».
Люди проходят мимо, спокойно обсуждая то, что через какие-нибудь полчаса лишится смысла. Они ещё не знают. Потом они засуетятся, забегают, будут кричать и искать спасения, которое ему самому больше не нужно.
«Я во всём виноват».
Каждый шаг — рывок сквозь туманную пелену. Ту самую, которую высокопарно называют пустотой в душе. Слова бесполезны, они никогда не передадут потрясения, не отразят в себе чувство так, как должно. Слова – как зеркала, и, как зеркала же, они, разбиваясь, ранят осколками остатки души.
«Я во всём виноват».
Вот и последние несколько шагов. Знакомый тихий звон колокольчиков, тяжёлая неровная поступь по полу, звенящая тишина. Воздух давит на лёгкие, и на несколько мучительных мгновений хочется, чтобы легкомысленный голосок разорвал паузу. Сказал что угодно. Лишь бы отвлечься от этих четырёх слов.
«Я во всём виноват».
Рука цепляется за занавеску ледяными пальцами, медленно отодвигает её. Стоящая у стола девушка отставляет бокал, поворачивается, смотрит с удивлением, склонив голову набок, и готовая кокетливо расцвести улыбка увядает.
— Что случилось, мистер Голд? Вы сами на себя не похожи.
За полшага до неё, до её настороженно расширившихся глаз, он находит в себе силы выплеснуть, вытолкнуть наконец из себя слова-осколки. Куски души.
— Я во всём виноват.
И затем ещё одно усилие, ещё три болезненных удара сердца:
— Мой сын погиб.
Взгляд цепляется за растерянно застывшую фигурку, за опустившиеся руки, бессмысленно отмечают подаренное им лишь вчера ожерелье.
Один день. Когда он был уверен в себе и планировал избавиться от своей погибели. От собственного внука. Как давно это было.
Эта мысль пробегает и теряется где-то вдали. Потому что её ладони ложатся ему на плечи.
Её взгляд исследует скорбные складки на лице, встречается с карими глазами, в которых столько боли, что кажется — вот-вот выплеснется безумием.
В ней что-то дрогнуло, словно сломалась ледяная корка.
— Мне очень жаль. Мне очень-очень-жаль, — вырывается одним неожиданным словом из накрашенных губ.
Как безмолвный ответ слёзы стекают по его щекам, и доселе неведомое чувство больно сжимает ей сердце. Избавиться бы, выпить, забыть, не думать. Но она просто целует его в уголок рта. И ощущает солёный привкус горя.
— Я во всём виноват, — снова шепчет он раздирающим, уходящим куда-то вглубь шёпотом. У него дрожат губы.
С доселе незнакомой, страшной и сладкой тоской она снова целует его. Прижимается всем телом, обвивает руки вокруг обессилевшего мужчины, поддерживая его, разделяя его горе…
И вдруг отстраняется. Смотрит, словно видит впервые. Медленно моргает ресницами, теперь непривычно тяжёлыми от слишком густо намазанной туши.
Протягивает руку, касаясь побелевших пальцев, намертво сомкнувшихся на набалдашнике трости. Выдыхает легко, как облачко:
— Румпель…
Это короткое слово пробивает стену кошмара. Не ранит осколком, но прорастает в иссохшее сердце, почерневшее от бремени вины.
Один потрясённый взгляд. Одно прикосновение к полуобнаженному плечу. И выдох в мягкие, горьковато пахнущие волосы, когда она вновь оказывается совсем близко и начинает рыдать в его объятиях:
– Белль…
Она вернулась.
Название: The Dark Lace
Автор: fandom OUaT 2013 (Askramandora)
Бета: fandom OUaT 2013 (Верделит, +Lupa+)
Гамма: +Lupa+
Размер: драббл, 654 слова
Пейринг/Персонажи: мистер Голд/Лейси
Категория: гет
Жанр: даркфик
Рейтинг: R
Примечание/Предупреждения: по заявке; бладплей, смерть персонажа
читать дальше
Тяжело дыша, он просыпается от кошмарного сна; взмокшие пряди волос прилипают ко лбу и к вискам, сознание не сразу выстраивает полную картину реальности. Какое-то время он лежит без движения, с открытыми глазами, постепенно успокаиваясь и понимая, что это был всего лишь сон. За окном занимается рассвет, постепенно бледнеет небо, темнота и одиночество ночи уходят вместе с последними неприятными воспоминаниями о кошмаре, мутном и непонятном.
Между тем в звенящей тишине спальни раздаётся шорох, кто-то шевелится рядом под одеялом, и на мгновение дрожь пробегает по всему телу, лишь на одно мгновение — потому что в следующее женский голос разрезает воздух:
— Голд.
И затем, после его облегчённого вздоха, вкрадчиво добавляет, сочась ядом:
— Румпельштильцхен.
Что-то холодное прижимается к животу, и он застывает, внезапно осознав, что это.
Девушка подбирается ближе, совершенно голая и горячая — и вот она уже сидит верхом на застывшем, словно парализованном теле Голда и одной рукой распахивает на нём пижаму. Острый клинок в другой руке прочерчивает полосу на его груди, оставляя длинную, стремительно набухающую кровью царапину.
— Ты не можешь противиться обладательнице кинжала, не так ли, Тёмный маг? Ты не можешь мне навредить ни словом, ни делом, ни даже мыслью. Ммм… как давно я мечтала подобраться к источнику твоей власти, твоего могущества!
Она нависает над Голдом, похотливо изгибается, жадно слизывает капельки крови… и в нём смутно вспыхивает воспоминание о недавней близости с этой женщиной, такой страстной и неистовой, такой притягательной — и такой чужой.
— Ты был так наивен, когда доверил мне тайну кинжала, — клинок вспарывает небольшие борозды на груди, вызывая болезненные стоны. — Неужели ты не помнишь, что я люблю причинять страдания, смотреть на чужую боль? Ты же так охотно доставлял мне это удовольствие. Ах да, это же была не твоя боль… а жалких смертных людишек… одним из которых когда-то был и ты, Тёмный.
— Чего ты хочешь? — шепот едва слышно срывается с его губ, он дрожит — и чувствует, какое наслаждение ей приносит его страх. — Повелевать мной? Приказывай… я сделаю всё, что ты хочешь.
— Мм… нет, это слишком просто, мой сентиментальный Тёмный маг, — на сей раз лезвие проходится по его плечу, разрезая пижаму и вызывая очередной стон боли, и кровь медленно стекает с клинка на простыни, ярко выделяясь на светлом хлопке. — Ты уже пресытил меня, надоел мне. Но согласись, что я мастерски разыгрывала влюбленность. Ты даже поверил мне. Поверил, что к тебе вот-вот вернётся твоя… Белль.
Её смешок при этих словах, издевательский, полный презрения, ранит ещё сильнее слов, и страх забывается от острого приступа душевной боли; волной накатывают воспоминания об утраченном.
— Вернись, вернись ко мне, — со слезами выдыхает он, безуспешно пытаясь найти в склонившемся над ним сосредоточенно-жестоком лице нечто уже полузабытое, но все ещё щемяще родное. — Вернись! Я люблю тебя…
— Опять она! — резкое шипение, и снова боль расползается от очередной ранки на руке, у предплечья, возвращая к реальности. — Её нет. Здесь теперь только я, и я бы с удовольствием продлила твои мучения, однако мне не терпится поскорее сделать кое-что. Но сначала…
Она приближает свои недобро улыбающиеся губы к его искажённому мукой лицу, зло впивается поцелуями, ядовитыми, как укус змеи. Ласкает лезвием кинжала его тело, чувствуя, как густая красная жидкость струится, течёт ручейками, и получая невероятное удовольствие от всего этого. Её поцелуи заглушают его стоны, её закрытые глаза не видят муки в других, широко распахнутых. Она трётся бедрами о его живот, пачкаясь в крови, рвано дышит ему в рот, ласкает себя свободной рукой и наконец содрогается от накрывшего её наслаждения.
Когда девушка отрывается от своей жертвы и садится, тяжело дыша, откинув назад мокрые волосы, то видит, что Голд — Румпельштильцхен — мёртв. Улыбка снова медленно и жутко растекается по её бледному лицу, пальцы с силой сжимают рукоятку кинжала. Внезапно почувствовав усталость, она широко зевает и ложится рядом с неподвижным мужчиной на промокшую от его крови постель.
Не обращая внимания на это неудобство, она засыпает безмятежным младенческим сном.
Очередной день в Сторибруке начинает своё неторопливое шествие.
Лучи восходящего солнца пробиваются сквозь занавески, золотят растрепанные каштановые волосы на лбу спящей девушки, вспыхивают бликами на острие кинжала и крадутся к имени, выгравированном на извилистом клинке.
И имя это — Лейси.
Название: Обманчивое счастье
Автор: fandom OUaT 2013 (hao-grey, Askramandora)
Бета: fandom OUaT 2013 (+Lupa+) и анонимный доброжелатель (КП)
Размер: мини, 1 697 слов
Пейринг/Персонажи: мистер Голд (Румпельштильцхен)/Белль, Мо Френч
Категория: гет, джен
Жанр: драма, романс
Рейтинг: R
Краткое содержание: «Она старается. Изо всех сил. Рисует пальцем в воздухе прялку и склонившуюся над ней маленькую фигурку в кожаном камзоле. Но за стенами нарисованной комнаты Белль по-прежнему не доверяет Румпельштильцхену»
Примечание/Предупреждения: насилие (не сексуальное)
читать дальше
Для Белль мучительно купаться в одиночестве.
Стоит зажмуриться, и чудится, будто из душа хлещет не вода, а кровь. Тонкие алые ручейки скользят по волосам, лицу — девушка почти чувствует на губах солёный привкус, — змеятся между грудей, стекают на живот. Белль широко распахивает глаза: нет, это всего лишь кошмар, всё сейчас пройдёт, вот сейчас, прямо сейчас… Но смятение никак не желает уходить, горло сводит судорогой, стены ванной комнаты качаются в клубах пара, надвигаются, удушье не отпускает. Закричать невозможно, а позвать на помощь того, кого любишь больше всех на свете — немыслимо. Белль кое-как выбирается из ванной, хватает полотенце, торопливо заматывается в него и широко распахивает двери. Поток холодного воздуха врывается в лёгкие, испуг постепенно проходит, сердце перестаёт колотиться в ушах. До следующего раза.
Белль не желает знать, что сказали бы об этом психиатры. Сны о психиатрической лечебнице преследуют её до сих пор. Иногда ей кажется, что она помнит каждый из дней, проведённых там, на вкус. У психушки тоже привкус мокрой соли — холодной, бесцветной. Привкус струйки пота, пролившейся по щеке со лба. Шершавые стены были обиты мягким войлоком, но когда Белль прикасалась к ним, они казались склизкими, пропитанными особо мерзкой, вонючей мазью. Спать приходилось осторожно, чтобы не дотронуться случайно до стены. Белль не раз и не два сваливалась с узкой койки, когда вертелась в ожидании первых солнечных лучей. Медсестра с тонкими губами и высокой причёской каждый вечер вкалывала снотворное, но действовало оно не всегда. Разумеется, Белль не рассказывала об этом своей надзирательнице.
И только солнечные лучи приносили облегчение. Каждый день с утра солнце светило прямо в сетчатое окошко, а потом уходило, оставляя в камере полумрак. Именно в камере: называть место, где её держали, «палатой», Белль просто не в силах. Каждый день… ну, почти. Когда шёл дождь, девушка съёживалась на кровати и раскачивалась, бессмысленно глядя в сторону окошка, пока не приходил санитар с едой.
Солнечные лучи казались Белль дружескими руками, гладящими её по лицу. Она подставлялась под их ласку и изо всех сил пыталась показать, как же рада — улыбалась, пыталась сама погладить неуловимое тепло… И так до тех пор, пока слёзы не начинали чертить на лице солёные дорожки. Снова соль, целая жизнь, полная не сахара, а только соли!
Белль судорожно сглатывает — ну вот, кажется, снова глаза на мокром месте. Так нельзя. Нужно собраться, быть сильной. Ради того, кого она любит.
Любит, да. Но… доверяет ли?
Она молчит о приступах паники. Молчит обо всём, что было с ней в психиатрической клинике. Молчит о собственном недоверии. Лишь просит иногда побыть рядом чуть подольше. Не уходить на работу так рано. Возвращаться побыстрее. Больше ничего. В конце концов, просить Тёмного о раскаянии — это как умолять о милосердии селевой поток.
Нет, он пообещает не поступать плохо. Он часто это обещает: быть хорошим, не убивать, не возвращаться к старому… Янтарное безумие давным-давно ушло из его глаз, он больше не Румпельштильцхен. Он мистер Голд, респектабельный делец, владелец антикварной лавки. Просто временами Белль кажется, что лавка Голда похожа на его душу: в ней собрано столько опасных, непредсказуемых, готовых ударить, но на первый взгляд невинных вещей…
Когда безумие, спрятанное за строгим деловым костюмом, сорвётся с цепи?
Какое из обещаний, данных любимой женщине, мистер Голд нарушит первым?
О, объяснение его поступку найдётся, и не одно. Он всегда умеет находить странные, безупречно логичные и в то же время чудовищно циничные объяснения. Соблюдать букву сделки, извращая её суть.
Как поверить? Как научиться жить с чудовищем?
Как не потерять себя в любви к нему?
Белль устало закрывает глаза. Зря она это — темнота снова наливается красным. Кровь… Её было пролито так много, что хватит, наверное, на озеро. Озеро крови имени Румпельштильцхена.
Девушка почти бежит к окну, распахивает тяжёлые шторы. Как тогда, в замке… Солнечные лучи бьют в лицо, они больше не друзья, они освещают неприглядную правду: Белль влюблена в чудовище. Но их можно попытаться поймать, погладить, успокоить — будто ты снова в клинике и чертишь пальцем в воздухе длинное имя на незнакомом языке. Только вот невозможно вспомнить, что это за язык и что за имя.
— Рум… пель… штильц…
— Дорогая? — раздаётся сзади, и Белль подпрыгивает. Оборачивается с радостной улыбкой на губах.
Он снова пришёл пораньше. Ради неё. Как же хорошо!
Быть счастливой вовсе не трудно. Поменьше глядеть по сторонам, почаще прятать лицо на груди любимого, вдыхать аромат дорогого одеколона, тереться щекой о немного колючий отворот тёмного пиджака…
На небе собираются тучи, и лучи солнца меркнут за ними.
***
— Дорогая, всё в порядке? — дежурный вопрос, но как же светится лицо Белль, когда Румпельштильцхен задаёт его!
Она подходит, немного похожая на кошку: такая же пугливая, свободная и одновременно трогательно-доверчивая. Ради Белль Румпельштильцхен подкармливает почти всех окрестных котов, особое удовольствие получая, когда те трутся об его ноги. Ради Белль он меняется — каждую минуту, каждую секунду… Становится лучше, чем был.
И лишь одна мысль не даёт ему покоя: как следует ли он вымыл трость?
Посмотреть сейчас невозможно: Белль рядом, он обнимает её, гладит по прекрасным, самым лучшим в мире волосам, и сейчас, вот прямо сейчас поцелует.
Её губы — слаще всех тех сладостей, которые Румпельштильцхен пробовал за свою чертовски долгую жизнь. Её руки нежны, объятия чисты и порождают вихрь желаний. Но вот трость…
Сегодня утром мистер Голд побывал у Мо Френча. Жирный слюнявый толстяк, мягко скажем, не обрадовался визитёру. Но сделать ничего не мог.
Улыбка Голда становится по-настоящему довольной, когда он вспоминает распухшее лицо папаши Белль. Папаши, который попытался отнять у Румпельштильцхена единственную любовь. Отослать Белль за границу Сторибрука. Не считаясь с тем, что Белль могла потерять свое имя, личность… и его, Голда.
Такое нельзя забыть. И простить.
Первый удар трости рассекает Мо скулу. Вот тогда-то и брызнула кровь. Второй тяжко падает на затылок, заставляя толстяка рухнуть на колени. А затем Голд бьёт цветочника, не разбирая, куда попадает. Удары сыплются градом, Мо пытается выставить вперёд руку, и Голд с особым удовольствием взмахивает тростью, обрушивая её на жирные, трясущиеся пальцы. Слышится чудесный, очищающий душу хруст мелких костей, толстяк воет, прижимая руку к груди, а Голд от души добавляет несколько ударов по рёбрам. Кажется, там тоже хрустело… красота!
Когда Голд уходил, скулящий Мо Френч валялся на полу в луже собственной крови, от его штанов и ботинок резко пахло мочой. Короткие волосы слиплись, став бурыми. Эдакий кровавый венчик вокруг лысины. Символично.
Мо Френч никогда больше не посмеет причинить зло своей дочери. Никогда. Ни за что.
Вот только трость пришлось наспех споласкивать под шлангом во дворе Френча. И, возможно, всю кровь смыть не удалось. Пиджак Голд поменял, перчатки тоже…
Белль запрокидывает лицо, глядит любимому в глаза, и тот целует её, забывая обо всех невзгодах этого мира.
***
Белль ненавидит, когда вечерами Голд задерживается на работе.
Ожидание кажется густым, как варенье, но далеко не таким сладким. Тени скапливаются в углах, обои темнеют, мебель становится уродливой — словно злая фея заставляет комнату на глазах мрачнеть, и Белль съёживается в большом коричневом кресле, следя за тем, как стрелки настенных часов бегут по своим вечным кругам. Тиканье, нарушающее давящую тишину, тоже изменяется. Теперь оно назойливое и страшное, а Белль некому вытащить из проклятых воспоминаний.
Она старается сама. Изо всех сил. Рисует пальцем в воздухе прялку и склонившуюся над ней маленькую фигурку в кожаном камзоле. Представляет, как свет из несуществующего окна преображается в золотые нити и пронизывает ими всю комнату. И постепенно греется, когда сотканное видение окутывает её плечи невидимым шарфом.
Но за стенами нарисованной комнаты Белль по-прежнему не доверяет своему Румпельштильцхену.
Он сейчас придёт? Ну да, как же. Наверняка убивает кого-нибудь именно в эту самую минуту. Или пытает. Или заключает сделку, последствия которой сделают человека несчастным на всю жизнь.
Тени в углах шепчут всякие гнусности, и Белль зажимает уши. Не видеть, не слышать, не кричать. Хранить своё хрупкое счастье, не задеть его ни одним неосторожным движением, не разбить резким, неуместным всхлипом.
Надколотая чашка — вечный символ её любви. Всегда с трещиной. Всегда с изъяном. И есть ли смысл винить его? Он — Тёмный. Румпельштильцхен. Разве он сам ей не говорил?
Безнадёжность шуршит за окном шинами проезжающего мимо автомобиля, подмигивает из зеркала, злорадно выглядывает кукушкой из часов. Сколько уже? Восемь, девять? Белль потеряла счёт, а стрелки двоятся в глазах. Ничего не попишешь, всё попусту, не стоит и пытаться… Слова толпятся в голове Белль, и за каждым из них прячется маленький злобный демон, готовый укусить побольнее.
Нужно верить Румпельштильцхену… Голду. Она обещала тогда, когда едва не потеряла его из-за собственной глупости, необоснованных страхов, дурацких тревог.
«Дурацких? — хохочут демоны. — Оглянись вокруг, Белль. Твой замок построен из песка, твои надежды как туман над рекой, присмотрись — и они развеются у тебя на глазах. Он чудовище и никогда не изменится. Ну же, взгляни!»
Белль закрывает глаза руками. Нет. Нужно верить. Кто она без веры и любви? И пусть снова за смеженными веками льётся кровь — это лишь иллюзия, не более того. Верить. Надо верить.
Но когда в замке поворачивается ключ, Белль уже почти сдаётся на милость терзающих её демонов.
Она бросается встречать Голда, её воспалённые глаза ищут следы преступления в его улыбке, позе, во всей сутуловатой фигуре — и не находят. Белль замирает, она готова плакать от счастья.
Зыбкого, неповторимого счастья.
Картонный домик страха окончательно рассыпается, когда Голд привлекает её к себе. Он обыденно ласков, в карих глазах уживаются усталость и нежность.
Призраки отступают, выпуская сознание Белль, растворяясь при звуках низкого голоса.
— Извини, немного задержался. Ты скучала без меня?
Банальные слова. Прекрасные слова.
— Да, я очень скучала, — Белль торопливо клюёт Голда в щёку и, как счастливая птичка, почти порхает рядом с ним. А затем крепко прижимается и кладёт голову на плечо любимого, шепча про себя молитвы без слов.
Сегодня ей удалось прожить ещё один день без страшных открытий.
А завтра будет уже легче, Белль в этом уверена.
Когда-нибудь и страхи, и безумные воспоминания испарятся.
Навсегда.
***
Голд смотрит на улыбку Белль и улыбается в ответ. Вот и ещё один нелёгкий день позади.
Где-то там, в подсобке лавки, лежит связанный и избитый до полусмерти мистер Сми.
Где-то там, в полумраке, забыто валяются окровавленные перчатки.
Где-то там, в своем доме, перепуганный Мо Френч глотает комок в горле и клянётся, дрожа всем своим жирным телом, что никогда больше не посмеет подойти к дочери. Он помнит, как полыхнули янтарной, безумной угрозой карие глаза, как хлестала, не останавливаясь, трость.
Румпельштильцхен улыбается в пустоту и бережно прижимает к себе хрупкое, не побоявшееся снова полюбить его существо. Всё растворяется в поцелуе и становится незначительным и ненужным — до завтрашнего дня.
А сейчас для Голда важно лишь дыхание Белль на его губах. Она ничего не знает о том, что он совершил, и не узнает.
Когда-нибудь у них всё будет замечательно.
Навсегда.
@темы: Белль, Лейси, фанфикшен, Румпельштильцхен/мистер Голд