Все случаи, когда Румпель называет Белль своей женой)

[katalina27]

(утащено с тумблера))

@темы: гифки, Белль, Румпельштильцхен/мистер Голд

---

Дуэт Рейстлина и Такхизис

[Askramandora]

Рейстлин — Румпельштильцхен, Такхизис — Регина, Белль в роли Крисании
В свете событий четвёртого сезона оно ещё актуальнее, по ходу.

@темы: Белль, фанвидео, Румпельштильцхен/мистер Голд

---

Летняя Фандомная Битва-2015

[Golden Beauty]

С вами ваш админ и по совместительству будущий собиратель Румбеллей на Битве
А пока только приношу баннер команды fandom OUaT 2015 и оповещаю сообщество, ежели кто ещё не в курсе, о начале этой самой Битвы!

@темы: ссылки, ФБ

---

Так, тут этого арта не было )))

[Askramandora]

NBC Belle and Rumple by HollyRoseBriar on DeviantArt

@темы: Белль, фанарт, Румпельштильцхен/мистер Голд

---

[-Anhen-]

Нашла клип, залипаю третий день подряд...
Может, и вас впечатлит

@темы: Белль, фанвидео, Румпельштильцхен/мистер Голд

---

[+Lupa+]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[+Lupa+]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[+Lupa+]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[+Lupa+]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Золотой шейд. Часть 2

[Старскрим]

UPD. Плюс глава "Назад и сквозь". Теперь пошли части, которых не было на ЗФБ.

Название: Золотой шейд
Команда: WTF Villains 2015
Автор: Старскрим, Feather in broom
Бета: The Third Alice
Размер: миди в процессе превращения в макси
Канон: Однажды в сказке, Эрагон
Пейринг/Персонажи: Дарза/Румпельштильцхен, Румпельштильцхен/Белль, Гальбаторикс/Дарза, Гальбаторикс/Румпельштильцхен, Морзан, Белоснежка, Белфайр и другие
Категория: джен, преслеш
Жанр: тотал!АУ, приключения
Рейтинг: всё ещё PG-13
Задание: тотал!АУ (Эрагон!АУ для персонажей "Однажды в Сказке")
Краткое содержание: Мятежники-вардены совершили набег на королевскую сокровищницу и похитили главную ценность - три драконьих яйца. Одно удалось вернуть, одно затерялось в просторах Алагейзии, а третье попало в руки безвестному калеке-прядильщику и круто изменило всю его жизнь.

Первые 7 глав

Глава 8. Желание

Всё следующее утро Румпельштильцхен был безутешен. Позолота теперь покрывала почти всё его тело. Белль, которая после заточения с кроликами была ему по колено, это очень нравилось. Она то и дело пыталась устроиться на нём и погреться. Стараясь забраться повыше во время завтрака, она невзначай смахнула хвостом со стола красивую фарфоровую чашку. Посмотрев на отбившийся осколок, на Румпеля, драконица вытянула шею, подцепила зубами посуду за край и поставила на стол, после чего виновато сунула морду хозяину в руки.

— Ах, Белль, — вздохнул Румпельштильцхен. — Что чашка? Посмотри, что ты со мной сделала!

Белль облизнулась.

«Так намного лучше».

Румпель нервно заозирался. Когда Дарза успел прийти?

«Почему ты всё время о нём думаешь?»

Голос зазвучал иначе — ревниво, что ли?

В недоумении Румпельштильцхен перевёл взгляд на драконицу. Та чуть сузила глаза. Точёные ноздри дрожали.

— Это ты сказала? — потрясённо спросил он.

«Я! А ты не ответил».

Румпель откинулся на спинку стула, озадаченный и в некотором смятении. Он не знал, что драконы разговаривают мыслями. Он вообще не знал, что они разговаривают! Несомненно, Белль и раньше проявляла признаки разума… как проявляют собаки или кошки…

«Боишься? Правильно боишься, потому что я тебя сейчас укушу!»

Белль прихватила его за рукав и сделала вид, что оч-чень злится.

«Боюсь, но не тебя, — ответил он мысленно. — А его. Потому и думаю».

Прошелестел неслышный вздох.

«Я понимаю. Ты правильно делаешь. Не доверяй ему. Он мне не нравится».

Румпель только погладил начавший пробиваться гребень. Он никому не доверял, но выбора у него не было.

***

Дарза не пришёл. Напротив, он позвал Румпельштильцхена, мысленно показав тому карту и отметку, куда тот должен был явиться не позже, чем через полчаса. Мол, теперь ты знаешь, как справляться с ловушками, так что нечего тратить моё время на то, чтобы водить тебя за ручку. Дракона оставь — запри в клетке на террасе или пусть в комнатах хозяйничает — дело твоё.

«Не зря он мне не нравился», — заявила бесстыдно подслушавшая разговор Белль, усевшись всеми лапами на столе.

«Слезь со стола. На нём не сидят, а едят», — отозвался Румпель, вспомнив слова Дарзы про воспитание.

«Глупое правило, — вздохнула Белль. — Как же на нём есть, если не сидеть?» Но со стола слезла. «Я не хочу, чтобы ты уходил».

«Я тоже, — солгал Румпельштильцхен. На самом деле он очень хотел узнать, как избавиться от этого странного оттенка кожи. — Но выбирать не приходится. Будь хорошей девочкой».

«Буду, если принесёшь мне ещё пару таких вкусных кроликов, как вчера. Можно живых».

Провожая его к двери, она всё время облизывалась.

***

Румпельштильцхен опасался идти в таком виде по коридорам. Как и смотреть на себя в зеркало. Цвет лица даже издалека и в тени нельзя было принять за человеческий. А вдруг, столкнувшись с ним в коридорах, кто-нибудь из прислуги испугается, поднимет крик, его снова приволокут в тронный зал, а что он может сказать королю? Что пытался стать Всадником, а стал монстром?

Он старался идти так быстро, как только позволяли ноги, горбясь, пряча лицо в волосах. Надеялся, что шейд, увидев такое безобразие, перестанет ухмыляться и поможет вернуть всё, как было. Но звезда, под которой он родился, не одарила его везением. Сначала он едва не попал в ловушку, забыв за тяжёлыми мыслями о препятствиях — только трость и спасла. А потом столкнулся не с кем-нибудь, а с самим королём. Шёл Гальбаторикс по своим делам или решил проверить, отчего сработал смертоносный механизм — но пути их с Румпельштильцхеном пересеклись, и тому даже некуда было свернуть.

Прядильщик отступил и прижался к стене, изобразив низкий поклон и ожидая, пока монарх пройдёт мимо. Тот, однако, не прошёл: остановился, потом приблизился почти вплотную. Пальцы с длинными закрученными когтями («Как он с такими держит меч?») взяли Румпельштильцхена за подбородок и потянули вверх, заставив распрямиться и поднять голову. Король навис над ним, нос к носу, тёмные глаза чуть расширились, разглядывая открывшееся лицо. Румпельштильцхен зажмурился, ожидая худшего…

— Два дня тому ко мне пришёл невзрачный простолюдин, — начал Гальбаторикс равнодушным голосом — и закончил куда довольней: — А теперь, смотри-ка, сам почти как дракон!

Его дыхание касалось кожи, заставляло подрагивать мелкие волоски и ощущалось почти как прикосновение. Удивлённый, Румпельштильцхен поднял веки. Чёрные глаза короля смотрели без насмешки. Более того, в них чувствовался голод, почти такой же, как тогда, в тронном зале, когда Гальбаторикс смотрел на Белль.

— Он прекрасен, не правда ли, мой король? — прошелестел Дарза, возникая из теней, и Гальбаторикс неохотно отступил, не добавив ни слова. — Совсем скоро я сделаю то, что вы просили. Но сейчас нам пора, — взяв Румпельштильцхена за плечо, шейд повёл его прочь.

Уже в помещении для занятий магией, лишённом мебели и украшений, прядильщик вырвал руку из его пальцев и шагнул в сторону, сгорбившись сильнее, чем прежде. Дарза посмотрел на него снисходительно.

— Боишься?

Румпельштильцхен кивнул. Да, он боялся. Боялся короля с его взглядом, шейда с его словами о скором преображении, странного отношения их обоих — и Белль — к своему уродству. Дарза прошёл в центр комнаты:

— Это хорошо. Гальбаторикс любит, когда его боятся.

Румпельштильцхен вскинулся. Страх страху рознь. Он жил в унижении, но в последние два дня, несмотря на разговоры об изменившемся статусе, его унижали — без причины, без повода — особенно часто. Это рождало… злость.

— Стыдиться не стоит, — продолжал Дарза, — мы все страшимся его. Но делай это красиво! То, как ты показываешь свой ужас сейчас, омерзительно. Твой страх должен дразнить, будить желание, как острые пряности…

Не сдержав этой рвущейся наружу злости, Румпельштильцхен бросил:

— Ты уверен, что обучаешь меня быть Всадником, а не?.. — и осёкся под взглядом шейда. Всё-таки о таких вещах не говорят. Особенно тем, кто намного могущественней.

— Не шлюхой? — Дарза не рассердился, напротив, рассмеялся — так, что на рассечённых губах выступили капли крови. — Не избегай называть вещи своими именами — в этом сила мага. О нет, ты должен быть куда более соблазнителен! Шейда должны возжелать демоны — а они не солдаты, не портовые грузчики и даже не короли. И куда более переборчивы. Кстати, об истинных именах. Проходи ко мне — и начнём.

Значит, его всё-таки сделают шейдом.

Румпельштильцхен почувствовал, как сердце ухнуло вниз.

Глава 9. Назад и сквозь

Румпельштильцхен уже усвоил, что об обыденности и собственных привычках можно забыть, но каждый новый день убеждал его в тщетности попыток предугадать, что ждёт на этот раз.

- Нагз рейза, - послышалось негромкое. Кажется, этих слов он вчера не слышал, отметил сквозь сон. Разве что вторую часть... не важно, потом вспомнит, когда проснётся. Тут по телу проползло нечто прохладное; судя по ощущениям, это была не Белль, и гипотетическое "когда" наступило прямо сейчас:

- А-а… - Румпельштильцхен вскрикнул и подскочил на постели, инстинктивно хватая край пытающегося улететь одеяла. - Аптр!

- Прекрасно! - Дарза одобрительно кивнул, будто их урок не прерывался на сон и прочие несущественные капризы смертных. Одеяло послушно шлёпнулось на постель и больше не предпринимало попыток сбежать. - Но будь добр в следующий раз уточнять, к кому или чему обращаешься. Правильно: "Нагз аптр".

- Я спал, - сердито возразил Румпельштильцхен.

"И я тоже!" - капризно зашипела разбуженная вознёй драконица, заползая под тёплый бок своего избранника.

- Скажешь это вардену, который решит тебя прикончить ночью, - усмехнулся шейд. - Поднимайся, нам многое предстоит успеть. Гальбаторикс желает видеть тебя за ужином.

Сон как рукой сняло. Одно дело - учить слова древнего наречия, затаив дыхание видеть, как они воплощаются в реальность, и совсем другое - снова столкнуться с королём, да не мимоходом, в коридоре, а за столом. И ведь не откажешься. Румпельштильцхен вздохнул и спустил ноги на чью-то шкуру, служившую прикроватным ковриком и жевательной игрушкой для Белль. Прежде чем подняться, он заботливо укутал дремлющую драконицу в одеяло и нащупал палку. Шейд ждал в стороне; казалось, он не смотрит в сторону подопечного, но стоило тому сделать несколько неуверенных шагов в сторону стола с принадлежностями для умывания, как маг лениво бросил:

- Адурна!

Румпель не успел и рта раскрыть, как его окатило ледяной водой. Он хотел было возмутиться, но успел только восстановить дыхание и протереть глаза, как Дарза повторил заклятье:

- Адурна! Давай же! Останови, сопротивляйся! - гневно выкрикивал команды шейд, глядя, как неловко Румпельштильцхен пытается увернуться от очередной порции воды, как захлёбывается и паникует. - Адурна!

- Не... могу!

- Можешь! - и снова безжалостное: "Адурна, адурна, адурна!"

- Не-ет!

- Борись! Покори её. Адурна! - в руках Дарзы появился кувшин, ранее стоявший на столешнице возле чаши. Маг не выплёскивал его содержимое в привычном жесте, а словом заставлял скручиваться в тугие струи и бросаться на жертву, подобно змеям.

- Аптр, - отфыркнулся наконец будущий всадник; он едва держался на ногах, а заклинание не сработало, хоть он и успел сказать его вовремя.

- Адурна, - спокойно, словно напоминая, произнёс шейд. Струя послушно взвилась, готовясь ударить.

- Аптр адурна, - поспешно выпалил Румпельштильцхен; его трясло от холода, мокрые волосы прилипли к лицу. Он не видел, как, подчиняясь словам и жесту, - выброшенной навстречу, чтобы хоть как-то защититься, руке, - вода остановилась и вернулась назад в серебряный кувшин, лишь немного расплескавшись.

- Хорошо. - Дарза бросил ученику полотенце. - Раз уж ты умылся, не будем терять время и приступим к завтраку.

Тот закутался и недоверчиво посмотрел, ожидая очередного подвоха.

- Но прежде - самое важное заклинание на сегодня, - мягко продолжил шейд. - Слушай внимательно и смотри, что произойдёт. Эйтха с.

Стоило Дарзе произнести незнакомые слова, он словно истончился, стал прозрачным, как утренний туман и... исчез. Только одежда тяжелой грудой упала на пол. Румпельштильцхен в полнейшем недоумении уставился на то место, где только что стоял шейд. Затем подошёл и осторожно поворошил тростью, будто ожидал найти там лягушку или мышь. За спиной раздался негромкий смех, Румпельштильцхен обернулся на звук - и оторопел: Дарза, как ни в чем не бывало, стоял в противоположном конце комнаты, но был полностью обнажен. Долгую секунду Румпельштильцхен, не веря своим глазам, разглядывал поджарое, жилистое тело шейда, хрупкое - и в тоже время сильное; затем, смутившись, отвернулся.

Виска коснулись сухие пальцы, круговым движением спустились к скуле, заставляя поднять взгляд.

- В волосах седина, а ты стесняешься, как юнец, - снисходительно отметил Дарза. Он переместился обратно бесшумно, не произнося заклинание вслух. - Попробуй сам. Представь, что стоишь на террасе, далеко внизу раскинулся город Урубаен, рядом - накрыт стол, на спинке стула висит сухая, нагретая лучами солнца рубаха. Слышишь, как сплетаются запахи земли, свежей зелени, тёплого неокрашенного хлопка и горячего хлеба? Чувствуешь прикосновения ветра к коже? Теперь, чтобы оказаться там, закрой глаза и скажи сам себе "эйтха с". Не приказывай, просто иди... и не забудь трость.

У Румпельштильцхена вышло сразу, с первой же попытки. Дарза увидел, как подопечный исчез, и тут же услышал сдавленный возглас, почти ругательство, съеденное расстоянием. Похоже, место для обучения шейд выбрал не лучшее, по мнению ученика. Облачившись мимолётным усилием мысли, Дарза собрался было последовать за ним без магических перемещений, и тут мимо, топоча всеми четырьмя лапами, забавно прыгая с полураскрытыми крыльями, пронеслась якобы мирно спавшая драконица. Под холодную воду она решила без нужды не соваться, но пропускать зрелище не желала.

запись создана: 25.04.2015 в 22:20

@темы: Белль, фанфикшен, Румпельштильцхен/мистер Голд

---

[Sagonna]

Наткнулась я на очередной сет нарядов Белль из четвертого сезона и захотелось поинтересоваться у уважаемых участников сообщества: есть ли у вас какие-то дикие и необузданные идеи, почему Белль последние два года одевают и причесывают именно так?

Лично я помимо того, что считаю эти наряды, макияж и лохмы жутью жуткой, не врубаюсь, какое впечатление о персонаже они должны создавать, по мнению костюмеров и креаторов? (Ну, кроме того, что Белль в них должна выглядеть лишенной вкуса инфантилкой, которой лень причесываться, но это конечный и не самый интересный ответ ). По идее, пуш-апы/прозрачные блузки, двадцатисантиметровые шпильки и попо-юбки с попо-шортами добавлять сексуальности образу персонажа, но ведет-то Белль себя при этом ребячливо и невинно, без намека на - хотя бы - желание привлекать мужские взгляды. Должны ли ее казуальные юбочки и скромнейшие блузочки, обычно на редкость уродливые, создавать образ, напротив, кроткой библиотекарши - но к чему тогда чудовищные войлочные гнезда на голове, с вечно свисающими неопрятными прядями? По сторибрукской Регине можно сказать, что она предпочитает строгую элегантность (если, конечно, на нее саму не напяливают серую маечку), Эмма - практичность и удобство, Мэри Маргарет - няшную безликость, и только Белль ходит в подростковых юбочках, на каблуках женщины-вамп, с макияжем молодящейся тетки.

@темы: Белль, обсуждение

---

A bed of thorns на фикбуке

[Askramandora]

Если кто еще не в курсе, фанфик "A bed of thorns" (Nym) переводится тут, на фикбуке. Перевод очень даже неплохой, видно, что люди стараются, рейтинг NC-17, но там не только одна сплошная эротика. И да - я вот вроде бы энцу не люблю, а этот фик читаю с удовольствием. В общем, рекомендую. Правда, крутых приключений там не имеется, по большей части повседневность, жизнь Белль с ее мужем в Темном Замке, но все очень мило, автор построил целый интересный мирок.
Думаю, переводчики будут рады новым читателям.

UPD. Ссылка снова работает, теперь там новости + ознакомительная глава: переводчики договорились с автором, что будут публиковаться на том же сайте, где выкладывается оригинальная версия.

запись создана: 06.01.2014 в 14:39

@темы: ссылки, Белль, фанфикшен, Румпельштильцхен/мистер Голд

---

[Sagonna]

Очередная любопытная и обстоятельная румбелльская статистика по четвертому сезону. Занятно, что второй сезон, где, казалось бы, Белль было раз-два и обчелся по-прежнему лидирует по количеству совместно проведенного героями времени.

@темы: Белль, прочее, Румпельштильцхен/мистер Голд

---

[Sabrie]

и еще немного пасхального арта

(c)

@темы: Белль, фанарт, Румпельштильцхен/мистер Голд

---

Миди «Перевоплощение» с ЗФБ-2015, 3-й левел (рейтинг R — NC-21)

[Askramandora]

Название: Перевоплощение
Переводчик: WTF Rumbelle 2015 (Askramandora)
Бета: WTF Rumbelle 2015 (Sagonna)
Оригинал: The Metamorphosis
Размер: миди, 8 824 слова в оригинале
Пейринг/Персонажи: Румпельштильцхен/Белль,

Мо Френч

Мо Френч

В Сторибруке — владелец цветочного магазина. Безуспешно пытался спасти свою дочь Белль от грозного мистера Голда. Метод спасения, впрочем, был весьма сомнителен, но впоследствии отец с дочерью помирились, и он даже присутствовал у неё на свадьбе. В сказочном мире — сэр Морис, правитель городка. Вдовец — его жена Колетт погибла во время нашествия огров.

,

Арчи Хоппер

Арчи Хоппер

Главный психотерапевт Сторибрука. Нашёл в себе силы восстать против госпожи мэра, когда понадобилось. Помог мистеру Голду задушевным разговором и одно время даже консультировал вышеупомянутую госпожу мэра. Из чего можно сделать вывод, что диплом, дарованный Арчи Хопперу Проклятьем, всё же отчасти оправдал себя. В сказочном мире: Джимини, слабовольный человек и мелкий мошенник, находящийся под гнетом родителей — мошенников покрупнее. Пытаясь начать новую жизнь, обратился за помощью к Тёмному, но ничего хорошего из этого не вышло. Чтобы обрести хоть какую-то свободу, призвал Голубую Фею, и та превратила его в премудрого сверчка.

,

Снежная Королева

Снежная Королева

Поскольку данный фик был написан до начала четвёртого сезона, образ Королевы не совпадает ни с Ингрид, ни с Эльзой. Просто могущественная ведьма, больше всего похожа на свой прототип из классической сказки. Румпельштильцхен держал её в плену несколько столетий, поэтому зла на него.

Категория: гет
Жанр: AU, драма
Рейтинг: от R до NC-17
Краткое содержание: Румпельштильцхен готов защищать молодую жену, даже если придётся для этого наглухо запереть двери и заколотить окна. Но чем упорнее он цепляется за неё, тем быстрее теряет человеческий облик
Примечание: конец 3-го сезона, после гибели Зелены; разрешение автора на перевод получено
Размещение: только после деанона переводчика

1. Поднос с завтраком

Пробудившись однажды утром от беспокойного сна, Румпельштильцхен в полной мере осознал, насколько сильно переменилась его жизнь. Он даже самого себя с трудом узнавал.

Его любила чистая, добродетельная женщина — точнее, она любила ту часть его души, которую он ей охотно показывал. Только вчера Белль пообещала выйти замуж за него «так скоро, как смогу, Румпель». А её горячие поцелуи и нежные объятия лишь намекали на то, какой чудесной может оказаться брачная ночь.

Власть и могущество Румпельштильцхена наконец-то вернулись в его полное распоряжение. Какие-либо угрозы ему и его семье были — выражаясь аккуратно — нейтрализованы. Кинжал, не дававший покоя одним фактом своего существования, был надёжно и неведомо для всех укрыт великим множеством заклинаний.

Но были и другие, более — как бы это выразиться? — заманчивые мысли?

Румпельштильцхен думал о том, как с радостью подчинится желаниям своей очаровательной юной невесты. Любая её милая прихоть, простодушный каприз — всё будет исполнено. Чего бы ни захотела Белль, безграничная волшебная сила Румпельштильцхена всегда к её услугам.

А после сегодняшнего вечера он и сам будет всецело во власти Белль. Ей больше никогда не понадобится решать самой.

И, наконец, Румпельштильцхен подумал о самом главном — у него есть воспоминания о сыне, спрятанные в дальние закоулки памяти. Румпельштильцхен мог, как наяву, представить точное звучание голоса Бея в два года, в двенадцать, и, наконец, в тридцать два. Ощутить вкус сухаря, о который его сын точил прорезающиеся зубки, лёжа на одеяле возле очага. Вспомнить, с каким восторгом и гордостью Бей смотрел на своего юного сына Генри. Воскресить в памяти полную разочарования, злости, но всё же неистребимую любовь, пусть и погребённую под горькой обидой — любовь, которую Белфайер всегда испытывал к своему несчастному, недостойному папе.

Всё, что сейчас стояло между Румпельштильцхеном и его отдающим горечью, но всё же прекрасным «долго и счастливо» — это простая церемония бракосочетания, время и место которой Белль целиком оставила на усмотрение жениха. А потом, наконец, он сможет отдохнуть.

Больше никаких интриг, подковёрной борьбы, собирания отвратительных магических артефактов. Не будет ни зловредных обманов, ни утомительных сделок.

Румпельштильцхен и его невинная красавица поклянутся друг другу в верности под лунным светом — самая подходящая атмосфера для подобного события. А затем скрепят свои нежные клятвы поцелуем. Сделав это, они удалятся во тьму вместе, рука об руку. И, когда всё задуманное будет сделано, они — отныне только вместе, навсегда — поднимутся по крутым ступенькам крыльца и шагнут за узкий порог розового особняка.

И никогда больше оттуда не выйдут.

Они с Белль начнут жить только волшебством и сладчайшей любовью, среди угрожающе высоких полок с книгами. Белль всегда будет рядом — в безопасности, под защитой своего Румпельштильцхена. Он станет прясть, а Белль — читать и писать. И, когда её золотисто-каштановые волосы побелеют, как снег, розы щёк увянут, уступив место морщинам, когда Белль — неизбежно! — испустит последний вздох, тогда погаснет и его, Румпельштильцхена, искра жизни. Ведь у него останутся железная воля, верное орудие и мощный стимул к тому, чтобы умереть самому.

Пусть весь этот мир катится к дьяволу — а Румпельштильцхен, наконец, будет счастлив.

Кто-то осторожно постучал в дверь, послышался звон фарфора и приглушённое: «Румпель, ты проснулся?»

— Да. Входи, милая.

Он повернулся на бок, вместе с бордовой простынёй и тяжёлым парчовым одеялом. Член Румпельштильцхена уже вставал, как это часто бывало по утрам — словно в нетерпеливом ожидании того, что ещё должно принести грядущее счастье с Белль.

Сама Белль до сих пор ничего не знала об этих желаниях Румпельштильцхена — о том, что заставляло его едва ли не скручиваться в узел от волнения и голода, практически неутолимого по своей сути. Собственно, Белль не знала о подобных мужских желаниях вообще, и слава небесам — с желаниями мужа ей ещё предстояло познакомиться.

Достаточно скоро.

— Я тихонько вылезла из кровати до рассвета, — Белль распахнула дверь. — Не хотела тебя будить.

Она держала в руках серебряный поднос для завтрака. На нём Румпельштильцхен разглядел хрустальный бокал с фруктовым соком, причудливый фарфоровый чайничек, свою любимую надколотую чашку и тарелку, где лежали булочки с изюмом. От сладкого запаха выпечки рот Румпельштильцхена наполнился слюной, а кривые зубы заныли.

Рядом с дымящимся чайником в изящной вазе стояла кроваво-красная роза на длинном стебле.

Белль, довольная, раскраснелась; её переполнял триумф после удачной схватки с хлебопечкой — этим «адским монстром».

— Вороны опять меня разбудили, — объяснила Белль, пересекая комнату и ожидая, пока Румпельштильцхен сядет в кровати, — я решила спуститься вниз и попробовать новый рецепт. Осторожно — булочки такие горячие!

Как только Румпельштильцхен сел и прислонился к изголовью из лакированного орехового дерева, Белль опустила поднос ему на колени. Затем она вытащила салфетку из кармана своего халата и церемонно пристроила её в просторный ворот синей шёлковой пижамы Румпельштильцхена. Если Белль и заметила, что одеяло несколько смято, и поднос стоит неровно, то ничего не сказала по этому поводу.

— Ты хорошо спал? — она внимательно наблюдала, как Румпельштильцхен делает первый глоток чая с бергамотом. Она крепко заварила чай, безо всяких сладких добавок — как Румпельштильцхен и любил.

В действительности, спал он плохо.

Это было связано не столько с кошмарами, где Румпельштильцхен всё ещё находился во власти вздорной истеричной ведьмы, сколько с тем, что упругий маленький зад Белль плотно прижимался к его тазу всю ночь. Его маленькой красавице нравилось спать, когда Румпельштильцхен обвивался вокруг неё, как плющ, прижимал горячую ладонь к низу её живота, а его тёплое дыхание шевелило её волосы. Невинность Белль, ее довольные сонные вздохи, их переплетённые руки и ноги сводили Румпельштильцхена с ума. Он, конечно, ценил ее незапятнанное целомудрие, но это сокровище одновременно было и препятствием.

Что ж, сегодняшняя ночь всё изменит.

— Где ты нашла этот великолепный цветок? — чтобы сменить тему разговора, спросил Румпельштильцхен, прихлёбывая чай. — Ведь сейчас не сезон.

Белль облизнула губы, забирая чашку из его поднятых рук, и поднесла её к своему лицу, пряча за чашкой улыбку.

— Это наш цветок, Румпель. Тот, первый, что ты мне подарил. Я нашла его на полке в подсобке твоей лавки, когда перебирала вещи. И сразу поняла, что это наша роза — она не увяла, не потеряла свой чудесный цвет!

Вернув чашку на загромождённый посудой поднос, Белль протянула руку и осторожно погладила бархатные закрученные лепестки. Эти задумчивая ласка вызвала у Румпельштильцхена неприятную дрожь, и он слегка сдвинулся так, чтобы Белль не могла дотянуться до цветка. Нечто тёмное потекло, забурлило вместе с кровью в жилах Румпельштильцхена, он уставился на свои запястья — и вместо обычного рисунка бледно-голубых вен увидел узкие, угольно-серые линии, змеящиеся на тонких руках.

— Сегодня вечером, — он стиснул кулаки, вновь меняя тему разговора, — мы поженимся, моя дорогая Белль. Чего бы ты хотела для церемонии? Что-то взятое взаймы? Может быть, что-то голубое? Твоим чем-то старым буду я.

Белль коротко, звонко рассмеялась, и Румпельштильцхен, откинувшийся на спинку кровати, улыбнулся, услышав эти звуки. Белль прижалась к нему сбоку, постаравшись не пошатнуть поднос у него на коленях.

— Позволь мне накормить тебя, Румпель, — нежно заворковала она, взяла кусочек булочки из его пальцев и положила на подставленный язык. Румпельштильцхен игриво куснул пальцы Белль своими острыми блестящими зубами и устроил целый спектакль, жадно причмокивая и глотая еду с невероятным восторгом.

— Не думаю, что я в чём-то нуждаюсь для свадьбы, — Белль взяла кусок булочки для себя и теперь задумчиво его жевала. — Разве что у меня нет для тебя кольца. И…

Внезапно опечаленная, она умолкла и посмотрела в окно спальни.

— Что не так, милая? Только попроси, и я что угодно тебе дам.

— Я… я хотела бы, чтобы мой отец пришёл на свадьбу.

Белль продолжала сбивчиво, дрожащим голосом:

— Мы с ним не разговаривали с того дня в шахтах… и я всё ещё на него сержусь… и знаю, что ты его не любишь… но он мой отец.

— А отцовская любовь неизменна, — закончил Румпельштильцхен, держа свои чёрные мысли при себе. — Всецело понимаю тебя, любимая. Пойди и поговори с ним. Пригласи его прийти. Скажи, что его благословения мы не ждём, но, тем не менее, были бы ему рады, как-то так…

— Румпель! — Белль не могла броситься в его объятия и уронить тем самым поднос с завтраком на пол, поэтому она лишь стиснула левую руку Румпельштильцхена, подняла к губам и радостно поцеловала. В прекрасных, небесно-голубых глазах сияли слёзы, когда Белль подняла голову.

— А как быть с кольцом, Румпель? Поискать золотое в твоей лавке?

— У меня есть это, — Румпельштильцхен продемонстрировал ей сияющую толстую полоску металла, украшенную крупным голубым камнем. — Давным-давно Тёмное Проклятье почти сломило меня, но это кольцо помогло мне отточить и улучшить свои умения, сделав мою магию чуть более управляемой. Так же и ты, Белль, улучшила мою человеческую сторону. Думаю, это кольцо нам подойдёт.

— Да, — повторила Белль, улыбаясь и ещё раз целуя руку Румпельштильцхена, — оно нам подойдёт.

2. Отец невесты

Появившись на Седар-Стрит, 425, Морис Френч обнаружил, что розовый особняк Голда исчез.

Основание дома, выстроенного в викторианском стиле, было на месте: крошащийся рыхлый цемент, неровный камень, возвышавшийся над безупречно ухоженной лужайкой, принадлежавшей коварному ублюдку. Никуда не делись чёрные гранитные вазоны и причудливые маленькие кустарники, красный флажок на почтовом ящике по-прежнему поджидал почтальона.

Но сам треклятый дом пропал.

«Что опять замышляет этот подлый сукин сын?»

Переминаясь с ноги на ногу, тяжеловесный, неуклюжий Морис бросил беспокойный взгляд через плечо. Он держал в руке голубые дельфиниумы в белом ящичке для цветов — это был любимый цветок Белль. В детстве Белль закладывала цветками дельфиниума книги, плела из них изящные гирлянды и короны. Бывало, нянька упрекала её: «Нельзя быть такой рассеянной, миледи! Вы везде, где ходите, оставляете лепестки!»

Цветочек-Белль. Его дорогое дитя…

— А, вы пришли!

Голд материализовался в палисаднике — вышел из-за лишённого растительности, засыхающего вяза. Как всегда, он был одет с иголочки, и, как всегда, от всего его облика веяло угрозой. Кроваво-красный тон галстука и рубашки, такого же омерзительного цвета квадратный шёлковый платок, выглядывавший из нагрудного кармана. Тёмный шерстяной костюм был — опять же, как и всегда — великолепно сшит и безупречно сидел на фигуре.

Скрытный ублюдок не имел при себе трости с металлическим набалдашником, которой сломал в своё время Морису четыре ребра, правую руку и разбил локоть (не говоря уж о болезненном сотрясении мозга), однако сердце цветочника сначала замерло, потом заколотилось всё быстрее. С холодной улыбкой Голд медленно, уверенным шагом приблизился к нему.

— Получил письмо с просьбой прийти сюда, в ваш дом, — объяснил Морис. — Я подумал, что, может быть, это Белль…

Он умолк, и Голд закончил за него — тон ростовщика был сухим и ледяным, как арктический воздух:

— Дитя зовёт, и родитель спешит на зов. Особенно, если до этого был разлучён со своим ребёнком.

Пристально глядя на обеспокоенного и настороженного человека перед собой, Румпельштильцхен провёл языком по своим тонким губам.

У языка был нездоровый, пепельно-серый оттенок.

Несмотря ни на что, в душе Румпельштильцхена ещё оставалась некая жалкая, слабая частичка. След того человека, который целовал солдатские сапоги, одевался в грязные лохмотья, знал, что такое собирать крохи благодеяния из чужих протянутых рук. Поэтому он не мог не испытать лёгкую жалость, видя опасливую надежду на простодушном, увядшем лице Мориса Френча. Нечто родственное было между самим Румпельштильцхеном и этим встревоженным отцом, готовым унизиться ради своего дитяти. Трогательно сжимавшим в руке дешёвый ящичек с цветами… жаждущим примирения с любимой дочерью.

Но Румпельштильцхен больше не был тем наивным мягкосердечным глупцом.

Он приглушил в себе бесполезное, утомительное сочувствие и равнодушно склонил голову к плечу:

— Нет, письмо было от меня. Хотел немного поговорить.

— Где моя дочь? — Морис посмотрел на зияющую в земле дыру, затем перевёл взгляд на жестокое, бесстрастное лицо собеседника. — Что случилось с домом, Голд?

Румпельштильцхен бросил отсутствующий взгляд через плечо.

— Дом? Я решил, что он мне здесь больше не нужен. Слишком оживлённое движение. Слишком много следящих глаз и назойливых соседей, донимающих хлопотными просьбами.

Он сморщил свой острый, крючковатый нос:

— Нам с женой нравится уединение. Нам надоело, что в нашу жизнь без конца вторгаются и все осложняют. Простите, но нам с женой надоели вы все.

Закончив свою речь, Румпельштильцхен перевёл дыхание и спокойно принялся изучать полумесяцы у основания своих ногтей, приобретшие зловещий чёрный цвет. Как интересно.

— Белль не стала бы… она не вышла бы замуж, сначала не сказав мне… по крайней мере. Я вам не верю.

Как ни старался Морис это скрыть, в его низком голосе слышалось отчаяние.

— В любом случае, — возразил Румпельштильцхен, чьи глаза мерцали и поблёскивали, — нам всё равно.

Перейдя на зловещий, певучий голосок, он издевательски помахал пальцем перед носом у Мориса:

— В любом случае... нам и без этого будет хорошо... этой ночью!

Занервничав, Морис попятился, судорожно прижимая к жирной груди ящичек с цветами.

— А знаете, чего желает моя дорогая жена для нашей уединённой церемонии? Не знаете? Как же так! Она хочет вашего благословения. Она желает, чтобы её дорогой старый папочка, так сильно любящий свою Белль, повёл её к алтарю!

Румпельштильцхен захохотал — поистине, это была самая утончённая шутка, которую он только слышал в своей жизни. На какой-то жуткий момент показалось, что он так и не сможет остановиться — однако всё же совладал с собой.

Морис, наконец, собрался с силами и яростно прорычал:

— Только через мой труп! Я бы никогда не согласился, чтобы Белль вышла замуж за проклятого садиста, за безнравственное чудов…

— Да-да, разумеется, — перебил его Румпельштильцхен, — я так и думал, что ты это скажешь.

Он раздражённо фыркнул, щёлкнул пальцами, и Морис Френч исчез в закрутившемся водовороте мерзкого пурпурного дыма. На его месте, брошенный на аккуратную лужайку, остался лежать изысканный букет белых пионов.

Румпельштильцхен наклонился, чтобы забрать цветы, восхищаясь тем, какую утончённую красоту создало его волшебство. Не забыл он и о ящичке с дельфиниумом. Затем, погружённый в мысли, Румпельштильцхен повернулся к зияющему провалу на месте розового особняка и небрежно швырнул белый ящичек вниз. Голубые цветочки высыпались в сухую грязь. А Румпельштильцхен в полном молчании смотрел на то, что осталось от его дома.

Возле каменного угла фундамента, возясь в земле, сопел и пофыркивал толстомордый усатый крот. Он усердно рылся в почве сморщенными розовыми лапками, удивительно похожими на человеческие.

— Вот ты-то мне и нужен, — заприметив его, сказал Румпельштильцхен.

Взмах темнеющих пальцев — и крот перевоплотился в грузного человека с обвислыми щеками и кислым, недовольным выражением лица. Это была точная копия Мориса Френча.

— Ваша дочь сегодня выходит замуж, — непринуждённо сообщил ему Румпельштильцхен, пряча потемневшие, покрывшиеся золотистыми чешуйками руки в карманы брюк.

— Правда? Замечательно, — Человек-Крот посмотрел на собеседника глупыми тусклыми глазами.

— Да, это замечательно. Вы совершенно счастливы.

— Я совершенно счастлив, — с готовностью повторил Человек-Крот.

— Идите и навестите её в библиотеке. Белль хочет с вами поговорить. Возьмите с собой букет вот этих пионов. Извинитесь за то, что по-идиотски себя вели.

— Я вёл себя, как идиот, — согласился Человек-Крот, кивая с серьёзным видом. — Очень рад известию о свадьбе.

— Молодец, — пробормотал Румпельштильцхен себе под нос, а затем развернулся на каблуках, чтобы уйти.

И увидел доктора Арчи Хоппера.

Тот стоял на пешеходной дорожке, едва ли на расстоянии пяти футов от них, вцепившись в поводок Понго. Лицо Арчи было белым, как у призрака, рот полуоткрыт от ужаса, но, к счастью, он словно прирос к месту.

Небольшое затруднение.

— Добрый день, мистер Хоппер! — широким шагом Румпельштильцхен направился к нему. Двойник Мориса, пахнущий грязью, заспешил за ним.

— Мистер Голд… я…

Сверчок испуганно таращился на него из-за толстых грязных стёкол очков. Румпельштильцхен словно оценивал взглядом его мальчишеский клетчатый свитер-безрукавку, пульсирующую на горле жилку, нелепо растрёпанные ветром волосы. Нижняя часть лица Арчи подёргивалась, он был вне себя от волнения.

— Мистер Голд… прошу, выслушайте меня, — голос Сверчка дрожал, но он мужественно переборол себя: — Обман… он… он как рак. Всё разрушает. Обман — это яд для любви. Я видел это в своей собственной семье. Видел, как она развалилась изнутри. Пожалуйста, не делайте этого…

— Вы всегда мне нравились, доктор Хоппер, — спокойно заметил Румпельштильцхен, — но, увы, вы имеете склонность болтать, когда не надо.

Он сверкнул фальшивой улыбкой, не отразившейся в глазах, и на краткое мгновение зубы приняли устрашающий коричневый оттенок. Понго натянул поводок, отрывисто залаял.

— Прошу вас, мистер Голд, разве Белль не заслуживает лучшего, чем…

— Конечно. Как и большинство женщин.

Румпельштильцхен презрительно махнул рукой — Арчи умолк — и затем направился прочь, не оглядываясь и чуть слышно напевая себе под нос какую-то песенку.

Человек-Крот повернулся к Арчи и гордо продемонстрировал ему букет белых пионов:

— Сегодня моя дочь выходит замуж, — доверительно сообщил он, — и я так рад!

— Замечательно, — откликнулся Арчи, и удивлённая улыбка озарила его лицо. — Должно быть, вы гордитесь ею!

— Да, — согласился Человек-Крот, — я совершенно счастлив!

3. Праздник среди холода

Пока длилась церемония бракосочетания, Белль словно приковывала Румпельштильцхена к месту своим уверенным, честным и полным нежности взглядом. Клятвы, которые Румпельштильцхен повторял про себя в тиши своей лавки, неожиданно улетучились из его памяти. Он был вынужден говорить чистую и вместе с тем невероятную правду.

— Я был врагом любви — но ты всё же меня полюбила. Я чудовище — но каким-то образом ты видишь во мне человека.

Без сомнения, клятвы в верности, которые давала Белль, были столь же прекрасными, как и у Румпельштильцхена, но он ничего не слышал: так сильно колотилось его собственное сердце, так уныло завывал ветер среди сосновых верхушек, а Тёмное Проклятье бушевало и диким зверем ворочалось внутри, назойливо стучало в мозгу. И всё же — на один захватывающий, бесконечный миг — небесно-голубой взгляд невесты зачаровал Румпельштильцхена.

В тот момент, когда Сверчок произнёс эти сладчайшие слова — «муж и жена», мир вокруг Румпельштильцхена стал удивительно спокойным, в нём остались только полные обожания и слёз голубые глаза напротив. А потом, уже держа свою милую Белль в объятиях, прижимаясь губами к её тёплому рту, Румпельштильцхен с немалым трудом вернулся к реальности, словно пробуждаясь от действия наркотического вещества.

Однако теперь прекрасное наваждение схлынуло, и Румпельштильцхен почувствовал, что становится нетерпеливым.

— Для меня так много значит, что ты пришёл, — уже в третий раз повторяла Белль своему отцу — на самом деле сжимая мясистую руку Человека-Крота. Её лицо сияло так же, как и мокрые от слёз глаза. Белль любовно поправила смятый белый пион, приколотый к лацкану якобы отцовского пиджака.

Человек-Крот неуклюже погладил Белль по раскрасневшейся щеке, тем самым сбив набок её кремового цвета шляпку. И пробормотал:

— Я совершенно счастлив, моя дорогая. Совершенно счастлив.

Сверчок стоял чуть поодаль, прислонившись к поросшему мхом колодцу желаний, и с его лица не сходила сияющая глупая улыбка. За стёклами очков глаза Арчи сверкали от непролитых слёз, и он повторял — снова и снова:

— Замечательно! Ах, как замечательно!

Румпельштильцхену же сейчас хотелось, чтобы эти два заколдованных лепечущих идиота либо испарились прочь, либо научились сдерживать свои проклятые языки.

— Пора идти, любимая, — он мягко взял Белль под руку, и она очаровательно улыбнулась, поправляя шляпку и прощаясь с остальными.

— Спасибо за такую красивую церемонию, Арчи! Может быть, мы даже её повторим на днях, и тогда я постараюсь принести фотоаппарат. Спасибо, папа! Спасибо вам обоим!

Она помахала своим букетом белых пионов — весёлое маленькое прощание — и последовала за Румпельштильцхеном в лес.

Выбранная им тропа была узкой и извилистой, лунный свет с трудом пробивался через запутанные, издававшие тоскливые звуки ветви деревьев. Высоко наверху ухала желтоглазая сова, и ей будто вторили шорохи в кустарнике.

То пели, то умолкали сверчки.

Высокие шпильки Белль вонзались глубоко в глинистую лесную почву, так что она старалась идти осторожнее, делая маленькие шажки, и держалась за рукав мужа. Вдруг она тихо рассмеялась:

— Румпель, да куда же ты меня ведёшь?

Она говорила заговорщицки, с придыханием и скрытым весельем. Белль верила своему проводнику даже на этой неровной узкой тропинке в непроглядной тьме. Она явно ожидала какого-нибудь сюрприза.

— Домой, — просто сказал Румпельштильцхен, и после следующего поворота они остановились.

Они вышли на залитую лунным светом поляну. Высокая трава колыхалась на ветру — казалось, что травинки шепчутся между собой. Тени от туч то стелились по земле, то сливались вместе в причудливые образы.

Посреди густого тёмного леса одиноко стоял розовый дом. В его окнах горели свечи.

Румпельштильцхен повернулся к своей притихшей, настороженно смотревшей на дом жене — как она воспримет эту затею? Тем временем стало резко, неестественно холодать. Где-то далеко, над городом, в который больше не было нужды возвращаться, начали собираться сердитые снежные тучи.

После многозначительной паузы Белль сжала запястье своего супруга и улыбнулась ему. Мягкие пряди волос выбились из-под её элегантной шерстяной шляпки, коричневые листья и грязь прилипли к непорочно-белым чулкам. На верхней губе Белль завораживающе поблёскивали капельки пота, и Румпельштильцхен подумал, что его дорогая девочка вконец измучена этой долгой прогулкой.

— Домик для медового месяца — но со всеми удобствами! Румпель, какая отличная идея!

Румпельштильцхен решил, что сейчас самое время сказать, что отныне вся их жизнь превратится в один чудесный медовый месяц; что он устроил для неё, Белль, огромную библиотеку; что его жене больше не придётся заниматься рутинной домашней работой, присутствовать на бесконечных городских собраниях или утруждать себя перебиранием каталогов сторибрукской библиотеки, или вести чертовски скучные разговоры с чертовски скучными идиотами...

Но едва сухие губы Румпельштильцхена разомкнулись, Белль опередила его:

— Только мы не сможем остаться тут надолго, Румпель. Я обещала Генри, что он сможет почитать вслух сказки братьев Гримм в новом переводе, когда я в следующий раз устрою чтения для малышей в библиотеке. Генри хорошо ладит с детьми помладше, ты знал об этом? И Снежка спрашивала, можно ли прочесть что-нибудь в следующие выходные, когда будет крещение малыша Нила. Я думала о поэме, на которую наткнулась в библиотеке вчера: «Ваши дети — не ваши дети. Они сыновья и дочери жизни, алчущей своего нового рождения…»*

Она продолжала счастливо щебетать, и за это время Румпельштильцхен успел вставить ключ в замочную скважину, впустить жену внутрь и закрыть за ней входную дверь.

Дом был тёмным и тихим.

Как только они очутились в отделанном деревом вестибюле, Белль сбросила свои грязные туфельки. Без них маленькая жена Румпельштильцхена стала ещё меньше на несколько дюймов, и, когда муж помог ей снять изысканную шляпку, выглядела совсем юной. Её золотисто-каштановые волосы, освободившись от булавок, рассыпались колечками по плечам.

— Я умираю от голода, — сообщила Белль, и её голос эхом разнёсся по пустым, неосвещённым комнатам.

Она бросила свой начинавший вянуть букет на ближайший стул, глубоко вздохнула, клюнула губами в разрумянившуюся щёку мужа и направилась в столовую в одних грязных испачканных чулках.

— Наверное, ты уже подумал о еде — да, Румпель?

Белль оглянулась на него через плечо — в её голубых глазах плясали искорки, губы были заманчиво-красными, как розы. Кожу Румпельштильцхена начало покалывать, он почувствовал, как сразу начинает согреваться от возбуждения, а в животе, казалось, скрутился тугой узел.

О еде Румпельштильцхен действительно подумал. Реальная, настоящая еда, которую он купил на пристани, а также заказал на дом. И теперь пусть она будет своеобразным прощанием Белль с прежней жизнью — без магии.

Стол был уставлен множеством холодных закусок: изысканные канапе с маслом, холодные жирные устрицы на половинках раковин; копчёная форель, стеклянные вазочки, до краёв наполненные чёрной икрой; крошащиеся острые сыры и несколько бутылок с выдержанными ликёрами и розовым шампанским, искусно запечатанные в куски льда.

— В моей деревне был обычай устраивать пир с холодными блюдами, — сказав это, Румпельштильцхен достал коробок спичек из кармана.

Он наклонился вперёд, чтобы зажечь две высокие, тонкие восковые свечи, стоявшие по обе стороны круглого лимонного пирога, покрытого глазурью. Совсем рядом с ним, в самом центре пиршественного стола, на подставке стоял позолоченный ящичек. В нём лежали оба кинжала: настоящий и поддельный. Ранее Румпельштильцхен поместил фальшивый кинжал в ящичек с разрешения Белль — «для большей безопасности», как он ей объяснил — и как же тогда был доволен, что подделка пригодилась!

Белль кругом обошла стол, дивясь такому набору изысканных деликатесов. Казалось, при слабом сиянии свечей её бледная кожа светится изнутри.

— Зажиточные семьи выставляли для молодожёнов холодные блюда и ледяные напитки. Существовало поверье, что холод не даст испортиться их счастью, дарует энергию и долгую жизнь, вливает бодрость в жилы и даёт… силы для брачной ночи.

На последних откровенных словах Белль мило залилась краской, и её опущенный взгляд упёрся в тарелку, где лежали миниатюрные пирожные с заварным кремом. Она поднесла одно ко рту, деликатно куснула хрустящий краешек.

— И считалось, что каждый тост, — сказал Румпельштильцхен, указывая на бутылки с замороженным шампанским и водкой с кружками апельсиновой кожуры, — добавляет ещё год супружеского счастья.

Протянув руку к ближайшей бутылке, он выудил её из ледяного убежища.

Белль смотрела, как Румпельштильцхен снимает серебристую обёртку сверху, затем медленно нажимает на пробку двумя большими пальцами. Он старался держать бутылку подальше от Белль, по направлению к кухне, а затем раздался мощный хлопок, и сладкая липкая жидкость забила струёй, намочив руки Румпельштильцхена и старинный ковёр под его ногами.

— А теперь иди сюда, дорогая.

Румпельштильцхен расчистил для Белль место на столе. Нетерпеливо отодвинул блюдо с тускло мерцавшим холодцом и протянул руку. В свете свечей блеснули золотые запонки. Его ладонь была устрашающе-чёрного цвета…

Белль приблизилась, смущённо улыбаясь и всё ещё держа своё маленькое пирожное.

Она позволила Румпельштильцхену усадить себя во главе стола и налить в бокал пенистого, с пузырьками розового шампанского.

— За многие, многие годы супружеского счастья, — Румпельштильцхен наполнил собственный бокал и поднял его.

— За супружеское счастье, — с улыбкой откликнулась Белль.

Они оба опустошили бокалы несколькими большими глотками — за удачу, крепкое здоровье и силы для брачной ночи.

Внезапно почувствовав упоение и смелость, ощущая, что ему тесно в собственном теле от распиравшего желания, Румпельштильцхен протянул Белль через стол устрицу.

— А ты пробовала их есть — вот так?

Он держал в руке глянцевитую неровную раковину с пухлым серым кусочком внутри, и Белль с любопытством на неё посмотрела, покачав головой.

— Только в сухарях и запечёнными. Иногда ела тушёных устриц.

Она открыла рот, и Румпельштильцхен поспешно поднёс к нему зазубренную раковину, расплескав немного солоноватой воды на подбородок и кокетливое кремовое пальто Белль.

— Мы сейчас это снимем, — голос Румпельштильцхена прозвучал отрывисто.

Когда он стягивал скромный пиджачок с плеч жены, его ногти стали длинными и чёрными.

Под пиджаком обнаружилась прозрачная кружевная блузка и столь же прозрачное бельё изумительного оттенка индиго. С губ Румпельштильцхена — и он сам едва ли отдавал себе в этом отчёт — сорвался звук, похожий на рычание. Быстро облизав губы серым языком, Румпельштильцхен отбросил запачканный пиджак на пол.

— А это моё «что-то голубое», Румпель, — объяснила Белль оттенок своего белья и, краснея, опустила взгляд на свои грудь и живот, которые просвечивали сквозь тонкую ткань. Румпельштильцхен хорошо видел вершины маленьких грудей, плотно прижатые к кружеву.

Медленно, благоговейно он протянул руки и коснулся этих милых розовых вершинок. Дыхание его замерло, когда Румпельштильцхен почувствовал, что под его исследующими прикосновениями соски затвердевают.

Белль дрожала и трепетала, и теперь оба учащённо дышали. Взгляд Белль остановился на лице Румпельштильцхена.

— Твои волосы… — Её голос был низким и хриплым. — Они совсем спутались. Ты… ты в таком состоянии, Румпель…

Она отвела спутанные пряди со лба Румпельштильцхена, и по собственному отражению в оконном стекле он понял, что Белль говорит правду. Волосы выглядели совсем как во времена Тёмного Замка, когда Румпельштильцхен редко мыл их и никогда не расчёсывал.

— Не обращай внимания на мои волосы, — проворчал он, пристраиваясь между раздвинутых колен Белль.

— Твои глаза, Румпель, — очень мягко произнесла Белль, и голос её прозвучал откуда-то издалека, — что-то произошло со зрачками, они такие большие…

Обвив руками его шею, она всмотрелась внимательнее в янтарные глаза мужа.

Румпельштильцхен ругнулся и повернул голову так, чтобы поцеловать Белль куда-то между плечом и шеей, а затем пробормотал:

- Надо же, какие у меня большие глаза!

Белль засмеялась, и её смех перешёл во вздох, когда Румпельштильцхен стал покрывать поцелуями её горло. Он нежно куснул её чуть пониже уха и прислонился к столу, нетерпеливо срывая с Белль грязные колготки.

— Какие у тебя острые зубы, — прошептала Белль, откидывая голову назад, пока Румпельштильцхен боролся с её носками. — Ох, Румпель! Посмотри — стёкла заледенели… что это?

— Не обращай внимания, — почти прорычал он, водя острыми когтями по мягкой внутренней поверхности её бёдер. — Не обращай на это внимания, любимая.

Когда его жадные пальцы, наконец, добрались до желанного места, глаза Белль закрылись. А когда руки Румпельштильцхена начали ласкать её, внешний мир окончательно перестал существовать.

А за окном начал падать снег.


*Джибран Халиль Джибран, «Пророк»

4. Мы всегда жили взаперти

Белль проснулась ещё до рассвета, с болью в шее и приятным пульсирующим нытьём между ног. Руки были слабыми и тяжёлыми, словно кости и плоть превратились в песок и воду, пока она спала. Спутанные пряди волос лезли в глаза и прилипали к вискам. Горло пересохло и болело — этой ночью её голосовым связкам пришлось потрудиться.

Румпельштильцхен навалился на её живот, его плотный торс лежал между раздвинутых ног Белль. Веки Румпельштильцхена подрагивали, дыхание было тяжёлым и ровным — глубокий, удовлетворённый сон человека, восстанавливающего силы. Лбом и носом он уткнулся под левую грудь Белль, а правой рукой крепко обнимал её за талию. Его слишком длинные ногти впивались в кожу Белль, пятная её полумесяцами крошечных синяков, когда пальцы Румпельштильцхена дёргались и сжимались. Его бледное обнажённое бедро небрежно лежало на её колене, а путаница каштановых и седых волос щекотала грудную клетку Белль.

Любовник всегда обвивался вокруг неё, как плющ, когда спал.

Новое непривычное слово «любовник» перекатывалось на сухом языке Белль, как леденец, но в то же время она пыталась сообразить, как бы выбраться из постели, не потревожив спящего супруга. Ей срочно требовалось наведаться в туалет, выпить водички и съесть что-нибудь из угощения, которым они с Румпельштильцхеном пренебрегли вчера.

Даже теперь, проголодавшаяся, с пересохшим горлом, лёжа на перекрученных простынях и с ногами под сбившимся одеялом, любовно придавленная к мягкой постели весом мужа, Белль чувствовала себя одновременно вымотанной и удовлетворённой, словно её потерпевший крушение корабль благополучно прибило к берегам брака.

Она помнила, как её резко подняли с обеденного стола и перенесли сюда, словно она, Белль, весила не больше, чем подушка или плед.

Помнила стук мокрого снега в окно, когда Румпельштильцхен сражался с пуговицей и молнией на брюках, часто дыша, ругаясь и потея.

Помнила, как Румпельштильцхен развернул её лицом к постели, бормоча извинения, уверяя, что он просто не хочет показывать свою изувеченную, раздробленную когда-то на войне лодыжку.

Белль помнила странные сиплые звуки (и как же краснела, вспоминая это сейчас!), которых не могла сдержать, когда Румпельштильцхен стягивал с неё блузку через голову, просовывал холодные руки под косточки её бюстгальтера, чтобы накрыть и нежно сжать маленькие груди, поместившиеся в его ладонях.

Она помнила, как Румпельштильцхен, положив острый подбородок ей на плечо, принялся пощипывать и ритмично сжимать её ноющие сморщившиеся соски, а она прерывисто, быстро дышала. Румпельштильцхен выглядел абсолютно потерявшим голову, когда Белль задрожала под его прикосновениями, а затем сама подалась навстречу жадным, настойчивым ласкам. Кожу её головы словно кололо иголками, лицо пылало.

— Да, любимая! Вот так! Расслабься, да, расслабься, милая...

Его дрожащая правая рука опускалась ниже, нетерпеливо задирая подол свадебной юбки, забираясь всё дальше под кружевные трусики. Румпельштильцхен накрыл ладонью и приласкал холмик Белль, благоговейно касаясь мягких влажных завитков холодными кончиками пальцев.

Ноги Белль подкосились почти сразу же после этого приятного вторжения. Она упала на кровать, зарылась в покрывало, еле дыша и трясясь от возбуждения. Её ладони вспотели, пальцы поджимались от удовольствия, и она умоляла:

— Пожалуйста, Румпель, я не могу… по-моему, мне нужно… я…

Её мольба перешла в низкий отчаянный стон. Белль неуклюже притянула к себе Румпельштильцхена так, чтобы встать на четвереньки на широком матрасе, и раскачивалась туда-сюда, пока левая рука мужа массировала её маленькую грудь, а правая — продвигалась всё глубже и двигалась всё быстрее между раздвинутыми бёдрами Белль. Каждое резкое пощипывание за сосок сопровождалось благодарным, горячим, страстным: «Ах!»

— Моя маленькая красавица! Моя Белль! Моя жена!

Румпельштильцхен стонал и выдыхал слова одобрения, ласковой похвалы между лопаток Белль, покачиваясь над ней в том же прерывистом, неустойчивом ритме, его горячая грудь прижималась к её вздымающейся спине.

— Позволь, я помогу тебе, Белль! Вот… так и надо… малышка моя любимая!

Красивая шерстяная юбка сбилась в комок вокруг талии Белль, а кружевные трусики почти сползли от резких яростных движений. Перед глазами Белль всё потемнело и затуманилось: животные инстинкты взяли верх над разумом, и она уже ни о чём не думала, когда тёрлась о руку Румпельштильцхена.

— Пожалуйста, Румпель! Пожалуйста, Румпель… мне надо… надо…

Она умоляла его, сама не понимая, о чем просит. Ей было просто необходимо, чтобы исчезло растущее напряжение внутри и могли расслабиться мышцы, и она бы перестала задыхаться и скулить, словно загнанное в угол животное. Смутно Белль понимала, что подошла к некоему рубикону — и либо перейдёт через него, либо умрёт.

— О да, милая, я знаю, что тебе нужно, мне тоже это нужно. Ляг, любовь моя! Я тебе всё покажу… ложись на мою руку!..

Мгновенно Румпельштильцхен убрал руку от её груди и сдёрнул до колен её тонкие кружевные трусики, а затем резким движением заставил Белль опуститься на его влажную правую ладонь, всё ещё крепко обхватывая её ноющую промежность. Он жарко убеждал Белль двигаться, толкаться в его руку:

— Да, вот так! Вот так!..

И тут Белль почувствовала это — широкую головку его члена, горячую и гладкую — ниже того места, где очутилась его рука, напротив скользких от возбуждения складок. Это была та сторона замужества, о которой Белль читала только украдкой и знала, что может быть больно, когда прорвётся плева, пойдёт кровь, но потом станет лучше — намного лучше. Тем временем муж продолжал дразнить Белль плотно прижатой головкой члена и шептал: «Расслабься, милая… расслабься… позволь себе…»

Двигаться вперёд и назад возле ладони Румпельштильцхена, дразнить свой ноющий клитор и его напряжённый член было одновременно мучительно и волшебно. Ощущение растяжения, когда Румпельштильцхен чуть-чуть продвинулся внутрь, оказалось вовсе не болезненным, а прекрасным, и Белль на мгновение сбилась с ритма, рухнула на постель, но почти сразу вновь задвигала бёдрами.

— О Белль! — стонал Румпельштильцхен. — О Белль! О Белль!

Чем глубже она позволяла ему войти, тем больше лепета и ругательств срывалось с его губ.

Слышать, как муж теряет голову, погрузившись в неё всего на несколько дюймов, одурманивало сильнее наркотика, опьяняло лучше ликёра, ударяло в голову больше, чем шампанское. Пусть Белль лежала с закрытыми глазами на кровати, вцепившись в одеяло, — от желания у неё буквально кружилась голова.

Они неистово занимались любовью: Румпельштильцхен стонал её имя, Белль задыхалась и выгибалась, словно дикий, голодный и отчаянный зверь. Это продолжалось, пока он полностью не вошёл в неё, и всё, что Белль могла видеть — это булавочные вспышки света посреди непроницаемой, густой, как сажа, темноты.

А затем наступил ужасающий миг неизбежности — Белль казалось, что она висит на краю пропасти и не может дышать. Её движения стали резкими, судорожными, а потом она закричала и распростёрлась на кровати, мускулы ног и живота подёргивались, из горла рвались низкие, неженственные стоны.

Муж вскоре последовал за ней, издавая странные высокие звуки во время быстрых конвульсивных толчков, а потом навалился на её разгорячённое тело всем своим весом.

Потом он неуклюже гладил спутанные волосы жены, шепча слова благодарности, как будто Белль оказала ему великое благодеяние. Она нашла в себе силы выбраться из-под него, в свою очередь, притянув мужа к своей тёплой, удовлетворённо вздымающейся груди: пусть он услышит, как быстро бьётся её сердце, узнает, как прекрасно он её любил.

Так они и лежали, пока Белль не проснулась.

Теперь она вблизи наблюдала за супругом.

Его лоб был нахмурен — Румпельштильцхену снился какой-то неприятный сон. «Нет, не надо, Бей», — пробормотал он, глубже вонзил ногти в бедро Белль, а затем резко скатился с неё и застыл на боку.

Пользуясь представившейся возможностью, Белль тихонько соскользнула с постели, встала на нетвёрдые ноги, осторожно выгибая ноющую спину.

Зевая и кутаясь в синий шёлковый халат Румпельштильцхена, Белль спустилась в тёмный холл, проводя пальцами по рельефным обоям.

Всё было так же, как они вчера оставили.

Свечи давно сгорели и потухли сами собой, ледяные коконы на бутылках с шампанским и ликёром почти растаяли. Небольшая лужица воды капала с края стола, намочив ковёр на полу.

Белль собирала канапе и пирожные с кремом на тарелку, когда вспышка света в ближайшем окне привлекла её внимание.

Она встала у замёрзшего окна и вновь задумалась, откуда взялись такой странный, не по сезону, холод, который она почувствовала вчера, ледяной дождь и хлопья снега.

Белль потёрла оконное стекло ладонью, чтобы выглянуть наружу. Вокруг розового особняка лежали высокие сугробы снега.

Далеко, там, где был Сторибрук, — или, скорее, где он должен был находиться, по прикидкам Белль, потому что она не слишком хорошо ориентировалась в лесу, — в воздухе висела мерцающая голубая дымка, словно некое зловещее северное сияние. Это царство холода выглядело почти наверняка магическим, и Белль направилась к входной двери, чтобы выйти и рассмотреть всё получше.

Белль осторожно ступала на своих каблуках — до чего же непрактичными они оказались в эту удивительную зимнюю ночь — и взялась за латунную ручку двери. Одно напряжённое мгновение Белль безуспешно боролась с ней, не понимая, что дверь наглухо заперта, а затем остановилась и подумала, что, пожалуй, нужно разбудить Румпеля.

— Чем это ты занимаешься, Белль?

Из полутёмной комнаты голос мужа прозвучал жёстко и как-то… по-другому, чем прежде.

Обернувшись, чтобы взглянуть на него, Белль смогла увидеть только неясный профиль, тень у основания лестницы. Большие глаза янтарно мерцали во мраке.

— Происходит что-то странное, Румпель. Мне кажется, что-то случилось в городе. Я хочу выйти и посмотреть.

Она возобновила борьбу с упрямой дверной ручкой.

— Но, Белль, мы теперь живём здесь.

Отчего-то голос мужа прозвучал совсем близко, рядом с её ухом, очень холодный и уверенный. Должно быть, Румпельштильцхен воспользовался магией, чтобы пересечь комнату так быстро, хотя Белль просила его так больше не делать — это её нервировало.

— Мы живём здесь, и не имеем больше никакого отношения к пустячным проблемам и надоедливым обитателям этого города. Теперь наша жизнь принадлежит этому дому — и нашей любви. Возвращайся в постель, Белль.

Он небрежно взмахнул рукой, и шторы на каждом из высоких окон захлопнулись, а тяжёлые засовы с щёлканьем опустились. Комната погрузилась в абсолютную темноту, в которой было видно только жёлтые глаза Румпельштильцхена.

Длинные острые когти коснулись талии Белль, прихватывая тонкую шёлковую ткань халата, и сердце Белль заколотилось чаще.

— Но я не спрашивала у тебя дозволения, Румпель, — попыталась объяснить она в темноту. — Мне не нужно твоё разрешение, чтобы выйти из дома.

— Я твой муж. И я не приму никаких возражений там, где дело касается твоей безопасности.

Как странно звучал его голос!

Румпельштильцхен легко щёлкнул пальцами, и белые свечи на обеденном столе вновь стали целыми и зажглись, такие же высокие и красивые, как и вчера.

Теперь, в их приглушённом, мерцающем свете Белль ясно видела Румпельштильцхена и осознала ужасные изменения, которые произошли с ним. Его кожа стала серой и пятнистой, огромные янтарные глаза светились, как огоньки, спутанные волосы в беспорядке спускались на плечи. Когда он улыбнулся, Белль увидела жуткие тёмные зубы.

Она снова попыталась воззвать к нему:

— Ты говоришь неразумно, Румпель! С тобой что-то случилось, посмотри на свою кожу! Это твоё проклятье напоминает о себе! Неужели ты вообще не собираешься покидать этот дом? И мы никогда больше не увидим нашу семью и друзей?

Он пожал плечами, равнодушно изучая тыльную сторону своей ладони.

— Моя семья или мертва, или здесь, со мной.

Таков был его обескураживающий ответ.

— В любом случае, какая польза от этих друзей? Зачем тебе вообще нужно в город? Уже устала от мужа, а, любимая? Хочется зайти в таверну пропустить стаканчик?

Он шагнул к ней, и Белль вдруг почувствовала страх — совсем как тогда, когда она только очутилась в Тёмном Замке и рыдала в одиночестве во мраке подземелья. Она отвернулась и вновь отчаянно принялась бороться с дверью — как в те первые дни своего плена, когда безуспешно кидалась и билась о тяжёлую дубовую дверь, пытаясь её отпереть.

Понимая тщетность своих усилий, Белль беспомощно, сердито засмеялась. Пальцы у неё дрожали, и, говоря, она не смотрела на Румпельштильцхена:

— Румпель, я же люблю тебя. Я вышла за тебя замуж. Но… но это не ты! А я… я никогда больше не хочу быть пленницей!

Тяжело дыша, она храбро обошла его кругом, кинулась к обеденному столу, схватила позолоченный ящичек и откинула крышку.

Кинжал всё ещё лежал внутри — там, где они его оставили. Белль подняла его перед собой, слёзы бежали у неё по щекам.

— Так ты твёрдо вознамерилась меня покинуть?

Его голос прозвучал удивительно спокойно. Он с интересом наблюдал за женой из-под тяжёлых век.

— Я люблю тебя, Румпель, и никогда не покину. Но я собираюсь помочь нашим друзьям, если им нужна моя помощь, и я хочу жить полной жизнью за пределами этого дома!

— И намерена приказывать мне с помощью моего же кинжала, да?

— Я не хочу! Не заставляй меня делать это, Румпель, пожалуйста, я не хочу!

— Понимаю.

В его кулаке блеснула полоска металла с выгравированными на нём чёрными буквами. Настоящий кинжал — Белль поняла это сразу, в один миг. Настоящий! Как она могла быть так слепа?! Рукоять фальшивого кинжала стала невыносимо горячей в руке Белль, и она выронила его со слабым, полным боли вскриком. Румпельштильцхен пересёк комнату и встал рядом с Белль, очень спокойный, невозмутимый и терпеливый.

Он погладил Белль по мокрой от слёз щеке. Затем его когтистые пальцы спустились вниз, проследив линию шеи, и остановились напротив сердца.

— Моё сердце принадлежит тебе, — заботливо объяснял Румпельштильцхен, как обожаемому, но своевольному ребёнку, — а твоё — мне. Я сохраню его в безопасности, Белль — до тех пор, пока ты не научишься слышать голос разума. Пока ты не станешь держаться подальше от моего кинжала и от всяческих опасностей. Сегодня я не хочу с тобой ссориться, не после нашей свадьбы. Не сейчас, когда наша жизнь стала такой прекрасной. О, Белль, мы будем счастливы вместе…

Когда его пальцы погрузились в грудь Белль, она почувствовала сильную обжигающую боль, и Румпельштильцхен, сочувствуя ей, вздрогнул, издал какие-то тихие, успокаивающие звуки.

Его ледяные пальцы сомкнулись на её сердце, а затем он вытащил из груди Белль пульсирующий розовый орган. Белль почувствовала изумление — она стояла и смотрела на своё собственное сердце! Такое яркое, светящееся, здоровое, такое сильное и красивое!

Они оба восхищённо любовались этим сердцем при свечах.

— Ты прекрасна, Белль, ты вся прекрасна, — тихо похвалил её Румпельштильцхен.

А затем он медленно направился к позолоченному ящичку на обеденном столе, осторожно положил в него сердце рядом с настоящим кинжалом и запечатал ящичек золотистым лучом волшебства.

— Так, а теперь, когда с этим неприятным делом покончено, нам следует поесть, не так ли, моя радость? Чего бы тебе больше всего хотелось? Если этого здесь нет, я могу наколдовать — всё, что угодно, для моей жены!

Он хихикнул и повёл её к столу.

— Я… я не знаю, чего бы мне хотелось, — Белль была в замешательстве. — Не могу сказать.

— Ну, ладно, всё равно. Я точно знаю, что тебе понравится. Иди сюда, любимая, я дам тебе кусочек пирога.

Когда муж озвучил это предложение, чувство облегчения затопило Белль. Да, правильно, ей хочется именно пирога! Румпель всё знает, всё!

— Давай, малышка, съешь большой хороший кусок, — Румпельштильцхен усадил Белль к себе на колени, и она радостно открыла рот — а он кормил её с ложечки, повязав салфетку под подбородком.

***

После того, как муж забрал её сердце, дни Белль походили один на другой, словно капли воды. Изредка она испытывала мимолётный, но сильный порыв сделать что-то вопреки желаниям Румпельштильцхена, однако подчиняться им было легко и приятно, и странное напряжение пропадало.

Она ожидала Румпельштильцхена за столом, совсем как в их первые дни в Тёмном Замке. Румпельштильцхену нравилось усаживать Белль к себе на колени и кормить изысканной, но безвкусной магической едой. Ночью он продолжал крепко обнимать Белль, прижимаясь к ней всем телом, но, похоже, больше никаких физических потребностей не испытывал.

Порой Белль с отсутствующим видом стояла у закрытой входной двери, сама не зная зачем, и когда Румпельштильцхен находил её там, то выказывал явное неудовольствие. Однако взаимное напряжение ослабевало, когда он брал Белль за руку и уводил вглубь розового особняка.

В одно снежное воскресенье Белль стояла перед закрытым наглухо окном, чувствуя, что ей чего-то не хватает… будто она что-то потеряла. Она удивилась, услышав громкий стук во входную дверь — казалось, что какой-то дикий зверь навалился на неё всем своим весом. Белль не могла понять, стоит ли ей убежать или впустить незваного гостя. Румпельштильцхен был наверху, готовил ванну для своей супруги, а без его указаний Белль не знала, какие чувства ей стоит испытывать.

Послышался страшный треск, затем снова что-то ударило в дверь, и та попросту распахнулась, в холл ворвался крутящийся снежный вихрь.

За порог шагнула величественная женщина в белых мехах. У неё была бледная и гладкая, как подснежник, кожа, гордая осанка, а белоснежные волосы, заплетённые в толстую косу, спускались до самого пола.

— Ты кто, девочка? — спросила она. — Почему ты живёшь, как крот, в тёмном и душном доме? Где этот волшебник, Румпельштильцхен?

Если бы Белль могла чувствовать что-то похожее на страх или изумление, она была бы поражена случившимся. Но вместо этого она лишь склонила голову набок, изучая вторгшуюся женщину, и поинтересовалась:

— А вы кто?

— Тебе-то какая разница, — фыркнула Снежная Королева и пристально оглядела тёмную комнату. Затем её лицо немного смягчилось. — Ты тоже его пленница, верно?

— Нет, я его жена, — уже это Белль знала точно.

Бесцветные глаза Снежной Королевы сузились, но ответа не последовало.

Румпельштильцхен быстро сбежал вниз по лестнице, и обе женщины повернулись к нему.

— Румпель, к тебе кто-то пришёл, — Белль посмотрела на него: надо ли бояться или только испытывать любопытство?

— Я вижу, — его голос был опасно мягким, — какой неожиданный сюрприз! Что тебе нужно, ведьма?

Он встал между женщинами, задвинув Белль к себе за спину, и она почувствовала облегчение — теперь всё понятно, он хочет, чтобы она спряталась!

Она прижалась лбом к костлявой спине Румпельштильцхена и слушала, что говорит странная женщина:

— Я не «ведьма», и ты знаешь это, жаба! Фея. И это мой несколько запоздавший визит вежливости, — теперь Снежная Королева заговорила поверх плеча Румпельштильцхена, обращаясь к Белль:

— Бедная овечка, а тебе известно, что этот маг держал меня в плену несколько столетий?

Снежная Королева внимательно изучила взглядом всё, что было в комнате, а затем подняла обе руки над головой. Из её пальцев вырвался луч бледного света… и внезапно Румпельштильцхена отбросило и пригвоздило к дубовой двери. Он оказался в страшной ловушке мерцающей ледяной магии.

Белль испуганно отпрянула прочь — волшебство Снежной Королевы было слишком холодным — и с криком: «Румпель!» прижала руку ко рту.

— Возьми, дитя, это твоё, — Снежная Королева направилась в столовую и подняла крышку позолоченного ящичка. Она забрала кинжал — и сердце Белль, которое теперь собиралась вернуть хозяйке.

Белль покачала головой, глядя на своего мужа — его лицо исказилось, серые губы посинели от холода.

— Нет, моё сердце принадлежит ему!

Какое-то время Снежная Королева внимательно смотрела на неё, затем мягко дотронулась до розового куска плоти — и тот превратился в мерцающий кусок льда.

— В таком виде оно послужит тебе лучше. Получи обратно своё сердце, девочка!

С этими словами она вставила его в грудь Белль и добавила:

— Помни — это только твоё сердце. Не расставайся с ним. Слишком опасно отдавать его кому-либо ещё.

Ещё один снежный вихрь волшебства — одинокая роза и букет белых пионов на книжной полке Румпельштильцхена превратились в людей: Гастона и Мориса Френча. Вслед за ними две деревянные куклы выпрямились в кресле-качалке, спрыгнули на пол и устремились к двери, попутно прихватив столовое серебро. Другие незнакомые и странные создания пробуждались от зачарованного сна, удивлённо моргали, потягивались и в замешательстве озирались вокруг.

— Вы все свободны, — объявила им Снежная Королева. — Он больше над вами не властен. Уходите и никогда больше не становитесь чьими-то пленниками!

Белль бросилась к своему папе. Её сердце было холодным, но, по крайней мере, она сознавала, что нужно делать. Крепко взяв за руки отца и Гастона, Белль пошла вместе с ними к двери — но вдруг остановилась и бросила взгляд через плечо, сначала на своего мужа, затем на Снежную Королеву. Та улыбалась и выглядела такой уверенной и мудрой!

— Но он моя истинная любовь, как я смогу жить без него? — Слёзы Белль не успевали скатиться по щекам — они тут же замерзали.

— Полагаю, ты будешь жить так же, как это было, пока он не украл твоё сердце, — спокойно откликнулась Снежная Королева, — с достоинством и мужеством. Ты сама будешь управлять своей судьбой.

Белль всхлипнула, склонила голову и выбежала из дома.

— Она вернётся, — проскрежетал Румпельштильцхен сквозь гниющие зубы, — она всегда ко мне возвращалась!

— Ты так в этом уверен? — склонив беловолосую голову набок, Снежная Королева изучающе смотрела на него.

— Я знаю, что так и будет! А теперь делай то, зачем пришла, ведьма. Ради Белль.

Любезно кивнув, Снежная Королева подняла руку — и Румпельштильцхен исчез в жутком крутящемся белом вихре.

Эпилог

В центре заросшей поляны, посреди дремучего леса, стоит разваливающийся розовый особняк. Внутри всегда темно, а окна наглухо закрыты.

На высокой полке стоит маленькая фигурка из нетающего льда. У неё острый нос и смиренное выражение лица.

Иногда Белль Голд появляется на этой поляне и смотрит на запущенный дом, но никогда не заходит внутрь. Это слишком опасно.

Отныне её сердце холодно и спокойно.

@темы: Белль, фанфикшен, Румпельштильцхен/мистер Голд, ЗФБ

---

Миди «Родственная душа» с ЗФБ-2015, 2-й левел (рейтинг G — PG-13)

[Askramandora]

Название: Родственная душа
Автор: WTF Rumbelle 2015 (Askramandora)
Бета: WTF Rumbelle 2015 (Верделит)
Размер: миди, 4405 слов
Пейринг/Персонажи: Румпельштильцхен/Белль,

Фея Динь-Динь

Фея Динь-Динь (Тинкербелл)

Одна из подданных Голубой Феи, пыталась организовать счастье для Регины (см. Регина Миллз, она же Злая Королева), но та побоялась начинать новую жизнь. За непослушание Голубая Фея лишила Динь-Динь крыльев, и та стала человеком. В дальнейшем оказалась в Неверленде, злая и разочарованная. Вскоре после того, как в Неверленде оказалась и Регина, помирилась с ней. Когда Питер Пэн был побеждён (временно), вместе с остальными сторибрукцами поплыла в город и поселилась там. Всячески способствовала роману Регины с Робин Гудом.

, ОМП,

Голубая Фея

Голубая Фея

Решительная и бескомпромиссная вершительница добра и справедливости. Древнее могущественное существо, которое, однако, порой вмешивается в жизнь смертных. И не всегда к счастью для них. В Сторибруке: мать-настоятельница местного монастыря, столь же твёрдой рукой управляющая монахинями, как некогда феями.

Категория: джен, гет
Жанр: AU, романс, юмор и немного драмы
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: каждой твари по паре
Примечание: по мотивам заявки на soulmate!AU

У феи Динь-Динь имелся замечательный план. Так, по крайней мере, казалось ей самой. Действительно — у всех есть или появится истинная любовь, а одному несчастному не повезло. Как тут не посочувствовать и не помочь ему? И пусть Голубая Фея не одобрила бы подопечную — чужое недовольство можно перетерпеть. Лишь бы самой Динь знать, что она всё сделала правильно.

Хорошенько поразмыслив и уверившись в благости своей миссии, фея сотворила немного волшебства с небольшим количеством пыльцы, чтобы прояснить кое-что важное. А затем, прихватив палочку с оставшейся пыльцой, полетела в человеческий мир. На самый край земли. К Тёмному Замку.

***

Румпельштильцхен, известный также как Тёмный маг, сидел у себя в лаборатории, откинувшись на спинку кресла. Мысли в его голове бродили непривычно приятные.

Дело в том, что девица Белль, которую Румпельштильцхен недавно взял к себе в услужение, оказалась превосходной поварихой. Дома Белль тоже любила готовить, чем несказанно расстраивала отца и нянюшек — мол, где это видано, чтобы благородная леди пачкала руки на кухне. Лучше бы вышивала или чаще читала молитвенник. А Белль вместо этого, подвязав передник, резала картошку или тушила мясо. И никакого сладу с ней не было — единственная дочка градоправителя сэра Мориса всегда отличалась своеволием.

Румпельштильцхен, услышав о желании Белль заняться стряпнёй, был удивлён, если не сказать, что изумлён. Он-то уже приготовился, что за еду, как обычно, будет отвечать его магия, а Белль хоть бы к столу её подала — у служанки и без того имелся свой круг обязанностей. Но, едва попробовав блюдо, появившееся из фиолетового дыма, Белль поморщилась и сказала просто:

— Готовить буду я.

— Любопытная новость! — хихикнул тогда Тёмный маг, решив, что шутка не слишком удачная. — Неужели благородная, изысканная дама в состоянии сделать что-то, кроме бланманже или, скажем, — он изобразил на лице задумчивость и закатил глаза, но Белль бесцеремонно не дала хозяину закончить:

— Скажем, я могу сделать суп. Есть у вас настоящее мясо? Настоящая картошка? Зелень, наконец? Или в вашем саду только мандрагора растёт?

Румпельштильцхен даже не сразу нашёлся, что сказать в ответ.

— Всё, что понравится, твоё, — язвительно объявил он, — но сначала сделай-ка лучше простую кашу, душа моя. Крупа и масло у меня найдутся.

Он был уверен, что Белль преувеличивает свои скромные способности, и ждал провала, чтобы с мерзким смешком отчитать её и отправить скрести пол на втором этаже. Но Белль справилась с делом. И не просто справилась — Румпельштильцхен едва не облизал тарелку своим серым языком, давно отвыкшим от чего-либо вкусного. Магическая еда была отвратительна, но удобна — взмахнёшь рукой, и готово. С Белль же не требовалось и руку поднимать, а её каша оказалась восхитительной.

— Что, нравится вам? — торжествующе спросила служанка, так и стоявшая рядом в ярко-голубом переднике. Свои вещи она перевезла с собой в Тёмный Замок.

— Ты что, работала кухаркой у собственного отца? — хмыкнул Румпельштильцхен, протягивая ей надколотую чашку, которую Белль уронила в первый же день своего пребывания в замке. Он вдруг решил, что и чай у дерзкой девицы окажется великолепным.

— Вы тоже считаете, что я повела себя неприлично, научившись готовить? — Белль с недовольным видом подлила ему из фарфорового чайничка. Сама она такую изящную посуду видела впервые — в доме сэра Мориса пользовались глиняной. Видимо, Румпельштильцхен достал сервиз на Востоке.

— Всякий труд честен, стыдиться тут нечего, — провозгласил Румпельштильцхен, поднимая палец, — я лишь удивился.

Белль облегчённо вздохнула и даже улыбнулась:

— Вот и вы думаете, как я. А попробуйте доказать это моему отцу или Гастону!

— За которого ты замуж собиралась? — уточнил маг, с явным блаженством на лице отпив чай.

— Он самый! Ручаюсь, вам Гастон показался…

— Великосветским болваном, — закончил Румпельштильцхен, и, неожиданно для себя, засмеялся вместе с Белль.

Это был примечательный эпизод, а самое главное — Белль умела готовить не только кашу. И сейчас, доставив на кухню необходимые продукты, Румпельштильцхен сидел и гадал, что его служанка сделает на обед. Белль велела хозяину не появляться на кухне, сказав, будто готовит приятную неожиданность.

Свет лился из полуоткрытого окна — на днях расторопная девчонка раздвинула шторы, заявив, что нынче чудесный летний день, и нечего таиться от солнца. При этом карниз от резких движений Белль чуть не обрушился ей на голову… и Румпельштильцхен едва успел, схватив служанку за руку, отдёрнуть её прочь. Белль оказалась почти в его объятиях, однако тут же отстранилась, краснея, улыбаясь и поправляя безо всякой надобности волосы. «Но разве без штор не стало лучше?» — выпалила она первое, что пришло в голову. «Э… стало. Конечно», — Румпельштильцхен довольно смутно соображал, что говорит — Белль только что была в его руках, от неё пахло цветами и земляникой, которую служанка сажала в саду… «И снова мы думаем одинаково», — Белль заулыбалась, приведя мага в ещё большее замешательство, так что он поспешил ретироваться к столу с разнообразными склянками и ретортами, бормоча, что упустил нечто важное в своём заклинании. Которым занимался, пока Белль не появилась поблизости…

Вспоминая всё это, Румпельштильцхен невольно улыбнулся. Но тут же привстал, нахмурившись и согнав улыбку — ему послышался знакомый звон крошечных крыльев. Фея? В его владениях?!

Не успел Тёмный маг разозлиться, как в окно влетело создание в зелёном, с палочкой в маленьких ручках, и любезно представилось:

— Добрый день, уважаемый Румпельштильцхен, — надо отдать фее должное, она отчеканила имя безо всякого труда. — Меня зовут Динь-Динь, и я прилетела к вам, чтобы поговорить о…

Закончить фразу наглая гостья не успела — Тёмный маг взмахнул рукой и едва не поймал её, как муху.

— Вы не дослушали меня, уважаемый Румпельштильцхен, — возмущённо воскликнула фея, на всякий случай отлетев подальше. — Я с очень важной миссией!..

— Лучше ты послушай меня, дорогуша, — лениво откликнулся Румпельштильцхен, шевельнув пальцами, после чего фею закружило в воздухе, как былинку. — Нынче я в недурном расположении духа. Так что тебе, считай, повезло, и ты можешь убраться отсюда подобру-поздорову… Или предпочтёшь, чтобы я поймал тебя и употребил на магические эксперименты?

— Да выслушайте меня до конца! — в отчаянии вскричала Динь-Динь. — Вы же славитесь своим умом, так неужели упустите возможность начать жизнь заново?!

Румпельштильцхен недоуменно нахмурился. Пользуясь его временным замешательством, собеседница перешла в наступление:

— Как известно, мы, феи, устраиваем жизнь простых смертных. Находим для них истинную любовь. Родственные души. Но я подумала и решила, что не только людям это нужно, — под тяжёлым взглядом Румпельштильцхена Динь-Динь поёжилась, однако храбро продолжала дальше, — но и… не совсем людям!

Тёмный маг кивком указал ей на песочные часы, стоявшие на столе:

— Знаешь ли, дорогуша, моё терпение истощается вместе с песком, который медленно, но верно осыпается вниз. Когда этот час истечёт, тебе лучше быть как можно дальше от моего замка…

— И не совсем человек — это, например, вы, Румпельштильцхен! — храбро выдохнула Динь-Динь. — Вам тоже нужна истинная любовь! Родственная душа! Поэтому я…

Раздражённо выдохнув, маг приподнялся в кресле и выразительно указал фее на окно:

— Вон!

— Вы просто не понимаете! Ваша жизнь сразу станет другой! — взволнованно бормотала Динь. — Светлее! Луч…

Мощная волна воздуха вымела её из комнаты вместе с палочкой, заставив захлебнуться собственной фразой.

Румпельштильцхен удовлетворённо потёр поблёскивающие золотыми чешуйками ладони друг о друга и высказался:

— В моей жизни и так достаточно света.

«А истинная любовь слишком опасна — её поцелуй уничтожит мою магию», — прибавил он про себя.

Словно в подтверждение сказанных им слов, солнечные лучи играли и переливались в стеклянных фиалах, наполненных зельями.

В окне вновь показалось огорчённое личико феи в зелёном платьице:

— Уважаемый Румпельштильцхен! Вам нужен человек, который думает так же, как и вы!

Небрежным щелчком пальцев Румпельштильцхен захлопнул окно чуть позже, чем Динь опять исчезла, и покачал головой — Белль внизу позвала обедать.

А песок в часах полностью осыпался вниз.

***

Если Румпельштильцхен самонадеянно полагал, что фея Динь-Динь отступится от своей нелепой, по его мнению, цели, то он жестоко ошибался.

На следующий день после первого появления феи Белль собирала в саду землянику. Служанка сидела на корточках и срывала с кустиков спелые ягоды, нисколько не удивляясь, отчего до них раньше не добрались слизняки. Было очевидно, что магия Румпельштильцхена защищает землянику от непрошеных едоков.

— Доброе утро! — раздался за спиной у Белль звонкий голосок. Оглянувшись, она увидела крошечную особу в зелёном платьице, с сияющими крылышками и волшебной, как тут же сообразила Белль, палочкой в руках.

— Доброе утро, — Белль дружелюбно улыбнулась милому созданию и предположила: — Ты фея?

— Она самая, — кивнула маленькая незнакомка, затем представилась: — Динь-Динь. А ты в услужении у Тёмного мага, да?

— Верно. Моё имя Белль, — девушка поднялась, отряхнулась и сделала нежданной гостье книксен. — Ты совсем такая же, как рисуют в книгах! Так, постой, — немедленно нахмурилась она, — а тебе не опасно тут находиться? Во владениях Румпельштильцхена?

— Именно в нём и дело, — понизив голос, Динь поведала голубоглазой служанке то же самое, что говорила вчера Румпельштильцхену, уверенная, что Белль, с её добрым лицом, непременно одобрит план феи и поучаствует в нём.

Но Белль покачала головой:

— Удивительно. Ты хочешь облагодетельствовать Румпельштильцхена? Он же твой враг, как я понимаю!

— Ты такая же недоверчивая, как и он, — Динь поджала губы. — Между прочим, любовь всех делает добрее и лучше! Может быть, именно это нужно Тёмному магу, чтобы перестать нести миру зло! Ты даже не знаешь, какие ужасные вещи порой творит Румпельштильцхен!

Белль пожала плечами. Она очень смутно представляла себе это самое зло. И не собиралась уходить далеко от темы разговора.

— Хорошо, допустим, я тебе верю. Но не лучше ли Румпельштильцхену, если он вдруг захочет кого-то полюбить, выбрать свою судьбу самостоятельно?

— И ошибиться? Зачем, если есть я и волшебная пыльца? — Динь-Динь недоумевающе указала на свою палочку. — Пыльца фей никогда не ошибается! Достаточно Румпельштильцхену подумать о своей истинной любви, о родственной душе, которая его ждёт, как пыльца укажет верный путь!

— Извини, — вздохнула Белль, собирая последние ягоды земляники в корзинку, — но я своего мнения не поменяла. И не вижу смысла тебе помогать, — с этими словами она направилась к Тёмному Замку.

Динь-Динь замерла, от возмущения лишившись на какое-то время дара речи. Затем крикнула вслед Белль, уже открывавшей дверь, чтобы войти:

— А я ведь даже знаю, как Румпельштильцхен может узнать родственную душу! У неё есть опознавательный знак, мне волшебная пыльца сказала! Это родинка… на спине!

Белль, всё же заслушавшись, нечаянно споткнулась о порог, корзинка с ягодами полетела вперёд, а сама служанка, потеряв равновесие, очутилась на полу вслед за ней. Дверь со скрипом затворилась…

— Терпеть не могу назойливых фей! — в отчаянии воскликнула Белль, ползая и собирая землянику с пола.

— В этом мы с тобой похожи, душа моя, — раздался ворчливый мужской голос, и Белль, приподняв голову, наткнулась взглядом на высокие чёрные сапоги хозяина.

— Что это была за фея? Не в зёленом ли платьице, случаем?

— Нет! — Белль старательно подгребала к себе разлетевшиеся по немытому с утра полу ягоды. — Она была… В голубом!

Белль только хотела выручить незадачливую Динь-Динь, и никак не ожидала, что её слова произведут такой колоссальный эффект: голос Румпельштильцхена, на которого служанка упорно не смотрела, понизился на целую октаву и зазвучал змеиным шипением:

— Голубая Фея? Что эта тварь делала в моих владениях? Что она тебе сказала?

— Я… точно не помню. Про какие-то порталы, чтобы я от вас сбежала, если мне тяжело тут жить, — служанка совсем запуталась во лжи и мысленно уже приготовилась к разоблачению и наказанию. Вместо этого, к изумлению Белль, Румпельштильцхен слегка коснулся своими узкими золотистыми пальцами её плеча. Голос его прозвучал как-то странно и непривычно:

— Не смей слушать эту голубую моль. Однажды она уже лишила меня того, чем я очень дорожил.

Белль застыла, отчего-то чувствуя, как тепло стало щекам, но маг уже убрал руку и говорил, как обычно — нетерпеливо и певуче:

— Посылай всех фей с их порталами и соблазнами в бездну! И тогда с тобой не случится никаких бед! Да и сбегать тебе ни к чему, верно? Это ведь нарушило бы нашу с тобой замечательную сделку!

— Вы совершенно правы, — пробормотала Белль, с облегчением понимая, что всё в порядке. — Я же обещала поселиться здесь… навсегда. И живётся мне совсем не тяжело.

— Умно рассудила, — подвёл итог Румпельштильцхен и со спокойной душой удалился.

Белль только тогда поняла, почему его голос на какое-то время стал странным — в нём прозвучали человеческие, полные горести интонации. И, думая об этом, о теплоте, прилившей к её щекам, о родственных душах, феях и родинке на спине, Белль впервые сделала далеко не такой вкусный земляничный пирог, какие у неё обычно выходили.

А фея Динь-Динь продолжала надеяться на успешное завершение своей трудной миссии. Потому что с неудачей к Голубой Фее лучше было не возвращаться. Особенно — сейчас.

***

— Все люди равны! — провозгласила Белль с пылающими от возбуждения щеками, держа перед собой толстый том, как нечто священное. — Этот философ абсолютно прав!

— И более того, душа моя, — заметил Румпельштильцхен, сидевший у прялки, — если каждому из людей заглянуть внутрь, они ничем не отличаются друг от друга. Кровь знатного вельможи такого же цвета, как и у крестьянина, а кишки так же будут волочиться по земле, если вспороть животы обоим!

Белль поначалу вздрогнула и поёжилась, услышав нечто подобное. Но затем посчитала последнюю фразу просто фигурой речи и продолжала дальше:

— Правильно! И мозг такой же, наверняка!

— Уверяю тебя — совершенно такой же, как бы ни кичились знатные тем, что они якобы из лучшего теста сделаны, — Румпельштильцхен говорил это небрежно, между делом выхватывая пучок соломы из корзины.

— Вот и я так думала, когда попросила папу построить хорошую школу для бедняков, — вздохнула Белль, опуская книгу на колени. — Но он — ни в какую! Считал, что это напрасная трата времени и денег.

— Нельзя быть жадным, — поучительным тоном заявил Румпельштильцхен под скрип колеса прялки, — а высокомерие аристократии неоправданно. Верно, Белль? Как думаешь?

— Думаю, что, если у бедняка с умом появится возможность стать выше и богаче знати, он сделает для этого всё! — решительно отозвалась Белль.

И Румпельштильцхен закивал с одобрительной усмешкой:

— Я знаю тех, кто уже так поступил! И высшим слоям общества пришлось, скажем так, перетерпеть от этих бывших бедняков немало…

Пока они дружно беседовали, фея Динь-Динь украдкой наблюдала за обоими, прижавшись к окну библиотеки. Разговор ей не был слышен, но очевидным стало одно: эти двое полностью согласны друг с другом. И тут в маленькой головке Динь зародилось некое подозрение. Она подумала какое-то время, сама себе удовлетворённо кивнула, будто придя к удачному решению, и полетела прочь.

Но тут же, приостановившись, досадливо нахмурилась — её кто-то звал. Обычно феи с нетерпением спешили на призыв о помощи, однако в этот раз Динь-Динь скорее посчитала его помехой своему плану.

Будущее показало, что она не совсем права.

… — Гости пришли! — Белль, с тряпкой в руках, заглянула в лабораторию Тёмного мага как раз тогда, когда он, цветисто ругаясь, подчищал следы неудачного заклинания. Увидев на полу голубоватую светящуюся лужицу, Белль мудро предположила, что вытирать её тряпкой не стоит.

— Ты совершенно права! — Румпельштильцхен взмахнул рукой, уничтожая лужицу. — Если бы хоть капля этого зелья попала тебе на кожу, она подействовала бы, как огонь! Что ещё за гости?

— Пастушок. С собакой, — Белль слегка улыбнулась, — очень симпатичной, кстати. Люблю собак!

— Тогда тебе бы понравилась моя, — заключил Румпельштильцхен, оглядывая лабораторию и убеждаясь, что всё в порядке. — Более того, у меня их было даже две…

Он повернулся и широким шагом направился к двери. Белль, бросив тряпку и лучась любопытством, пошла следом, спрашивая, что это были за собаки, и можно ли было их гладить без того, чтобы они не захотели отхватить палец.

Перед Тёмным Замком действительно топтался бедно одетый мальчишка лет двенадцати. Стоявшая рядом чёрная с белыми пятнами собака настороженно отнеслась к появлению Румпельштильцхена, но попыток укусить не предприняла.

Мальчишка испуганно оглядел хозяина замка — тёмные когти, выпуклые глаза со странными зрачками и блестящая кожа последнего явно ему не понравились.

— Я за помощью! — запинаясь, заговорил он. — У нас… на нашу деревню напали огры!

Белль охнула и прижала ладонь к губам, Румпельштильцхен мрачно нахмурился. Огров он ненавидел и готов был помочь против них за любую символическую цену.

Но кое-что ему было непонятно.

— Откуда ты? В моих владениях никаких огров нет, и в ближайших поселениях, насколько мне известно — тоже, — протянул маг, испытующе глядя на паренька. Тот отвёл взгляд, шагнул поближе к своей собаке, всё так же державшейся настороже.

— Меня… сюда фея перенесла…

— Фея? — голос Румпельштильцхена обрёл зловещие нотки. — Какая ещё фея?

Ему немедленно вспомнилась назойливая зелёная особа с палочкой, мечтавшая найти для Тёмного родственную душу. Но она-то тут при чём, так же как и её странные желания?..

И Голубая Фея, о которой упоминала Белль. Что ещё за нашествие этих надоедливых мотыльков на Тёмный Замок, какого тролля…

— Я позвал фею! — отчаянно вскричал мальчишка. — Чтобы она нас спасла… от огров! А она сказала, что сама не сможет. И отправит к тому… кто сможет. Прямо с собакой и перенесла…

Он украдкой поглядел на Румпельштильцхена, словно пытаясь привыкнуть к его внешности:

— …К вам… господин Тёмный.

— Румпельштильцхен, ты же поможешь этим бедным людям? — зашептала на ухо вышеупомянутому господину Белль. Она даже не заметила, как перешла на «ты» в приступе душевного волнения.

Сам Румпельштильцхен посчитал, очевидно, что так и надо.

— Разумеется, помогу, — проворчал он в ответ, — если только это не феи что-то затеяли, и там действительно есть огры. Однако, само собой, не бесплатно!

Белль посмотрела на пастушонка, словно изучая его чумазое от грязи и недавних слёз лицо взглядом.

— По-моему, он говорит правду. Тебе так не кажется?

— Кажется, — ответил Румпельштильцхен, — но проверить его слова не мешает. Или ты считаешь иначе?

— На всякий случай… — задумчиво произнесла Белль.

— Вот именно.

***

Белль уже который раз выглянула из Тёмного Замка — не возвращается ли Румпельштильцхен? Довольно нелепое занятие, если учесть, что он мог попросту переместиться в комнаты, а не к порогу, но усидеть на месте служанка никак не могла. Её охватило неясное беспокойство — уже солнце клонилось к закату, а хозяина всё нет и нет. Неужели борьба с кучкой огров могла занять столько времени?

Румпельштильцхен строго-настрого наказал Белль никуда не выходить, но от постоянного ожидания у неё начинала болеть голова, и девушка решилась на небольшую прогулку. Всего-то по саду пройтись. Тем более что сад Румпельштильцхена выглядел весьма занятно.

Белль с интересом разглядывала деревья, своими очертаниями напоминавшие то людей, то каких-то неведомых чудовищ. У Тёмного мага определённо был вкус, эти фигурно подрезанные кусты… словно кто-то застыл в одной позе, а кто-то в другой. Мрачновато, но красиво, ничего не скажешь. Белль не заметила, как зашла в самый конец сада, и спохватилась, только очутившись перед огромным раскидистым деревом… с чёрными листьями.

Румпельштильцхен строго-настрого запрещал ей заходить слишком далеко в сад.

Начинало темнеть, и окружающая обстановка показалась Белль зловещей, к тому же налетевший ветерок шелестел в листве и кустах. Как если бы там кто-то шептался… и следил за Белль внимательным взглядом. Она зябко поёжилась — и холодать к вечеру стало.

Нужно возвращаться в замок. Наверняка Румпельштильцхен уже там.

Белль заторопилась назад по дорожке, но отчего-то не смогла сдвинуться с места. Словно кто-то схватил её за подол платья. Сердце заколотилось, Белль ощутила растущий страх. Глупости, наверное, просто зацепилась платьем за куст и сама того не заметила.

— Надо скорее домой, — громко сказала она себе, просто чтобы развеять жутковатую тишину — и обернулась.

Дерево ожило. От него тянулась сучковатая лапа, державшая Белль за платье, и ей почудилось, что чёрные листья превращаются в шерсть, ствол оборачивается чудовищным телом, и прямо на неё смотрят огромные жёлтые глаза…

Белль закричала. Пронзительно и отчаянно.

— Шестьсот шестьдесят шесть горных троллей! — никакой другой голос на свете не прозвучал бы так сладостно для её ушей. Сверкнули красные лучи, дерево мгновенно стало прежним, а Белль, уже на свободе, каким-то образом очутилась в объятиях Румпельштильцхена и всхлипывала у него на плече.

— Спокойно, спокойно, всё хорошо, — он утешал её, совсем как ребёнка, и в его голосе снова появились человеческие интонации, которые Белль уже однажды подметила. Только теперь Румпельштильцхен говорил не с горестью, а с заботой.

Белль, стараясь успокоиться, отстранилась — и увидела у него в руке розу. Благоухающую алую розу…

— Что это? — всё ещё шмыгая носом, осведомилась служанка.

— Эээ… предводитель огров, — неловко ухмыльнулся Румпельштильцхен, поколебавшись, стоит ли ей это говорить. — Я решил, что в таком виде он симпатичнее, чем в своём истинном облике!

— Он бы с тобой не согласился, — Белль вытерла глаза, — но я когда-то видела огров вблизи… и мне кажется, ты прав. Спасибо, что меня спас!

Тёмный маг сурово посмотрел на неё:

— Разве я тебе не велел оставаться дома? И, тем более, не заходить далеко в сад?

— Ты был абсолютно прав, — виновато заверила его Белль. — Но я и так уже наказана, верно?

— Верно, — согласился Румпельштильцхен. — Тут с тобой не поспоришь…

— А… что это было?

Она со страхом оглянулась на совершенно неподвижное дерево.

— Ловушка, — поморщился Румпельштильцхен и вдруг нахмурился: — Но она сама по себе не срабатывает. Нужен… какой-то магический импульс. А так как ты волшебством не владеешь…

Не договорив, он внимательно посмотрел вокруг, затем поднял глаза к темнеющему небу.

Никого не было.

— Я потом узнаю, что случилось, — процедил сквозь зубы маг, уводя свою служанку в замок. — И если это опять феи…

***

— Какая замечательная роза! — Белль нашла в шкафу вазочку, налила в неё воды, и, поставив цветок внутрь, любовалась им, склонив голову набок. — А с чего вдруг…

Она не договорила, почувствовав, как к лицу прилил румянец. Румпельштильцхен подумал о ней! Превратил предводителя огров в розу, чтобы принести своей служанке…

— С чего вдруг я так долго провозился с ограми? — любезно договорил за неё Румпельштильцхен, развалившись в кресле у стола. — Знаешь ли, Белль, я всё больше склоняюсь к мысли, что феи что-то задумали. Ограм удавалось ускользать от меня. Их отряд по частям прятался от меня в лесу. Кое-кому даже удалось напасть сзади…

— Тебя ранили? — взволнованно перебила его Белль, пристально оглядывая стройную фигуру мага, облачённую в кожаную одежду — вроде бы Румпельштильцхен выглядел, как всегда. Целым и невредимым.

— Пустяки, — выразительно поморщился Румпельштильцхен, махнув рукой, — царапины, которые я залечил в тот же миг! И следов не осталось!

Ему стало приятно, что Белль так беспокоится, и на время даже подумалось, что зря он потратил волшебство на некоторые «царапины». Служанка бы поохала над ними с баночкой целебной мази в руках… Румпельштильцхен немедленно отогнал эту мысль.

Почему-то ему вспомнилась глупая фея Динь-Динь, предлагавшая найти его истинную любовь. Родственную душу…

И тревожный колокольчик зазвенел в голове.

Белль так и продолжала смотреть на своего хозяина, будто это доставляло ей сильное удовольствие. И Румпельштильцхен обнаружил, что молчит уже довольно много времени.

— Вот что, — он откашлялся, стараясь, чтобы его голос звучал непринуждённо, — почему бы тебе не заварить мне чай?

— Отличная идея, — с энтузиазмом подхватила Белль, но тут же, оглядев себя, добавила: — Можно я сначала сменю платье? После приключения в саду это запачкалось… лапа твоего чудовища из ловушки оказалась очень грязной.

— Разумеется, — небрежно кивнул Румпельштильцхен.

Прежде чем уйти, Белль задержалась и с лукавой улыбкой бросила на него взгляд:

— А… какую цену ты взял за спасение деревни?

— Первенца старосты, — натянуто хихикнул Тёмный маг, поглощённый совсем другими мыслями, и тут же поспешно прибавил: — Шутка. Сказал, что в следующий раз возьму яиц и молока…

Когда она ушла, он снова припомнил слова феи, поначалу казавшиеся несусветной чепухой. Белль думает так же, как и он. Читает умные книги. Рассуждает о сложных материях. Совершенно не похожа на чванливую аристократку…

Сидя в зале, опираясь локтями о стол и задумчиво глядя перед собой, Румпельштильцхен тщательно складывал разрозненные эпизоды в отдельную картину, которая ему совершенно не нравилась. Так значит, феи решили найти ему родственную душу… Всё просчитали до мелочей, надо же.

И цель их была совсем не так проста, как уверяла эта зелёная моль. С чего бы феям желать Румпельштильцхену лучшей жизни?

Далее наверняка последовал бы поцелуй истинной любви!

А может быть, Белль с самого начала позвала его, Тёмного мага, не случайно? Ведь думая о том, кто может помочь её городку против огров, начитанная девушка первым делом должна была вспомнить о добрых феях, а не о злом колдуне.

Румпельштильцхен встал, бесцельно прошёлся по зале, вынул из вазочки цветок. А он-то, с самыми светлыми, какие только мог испытывать, чувствами принёс и подарил розу своей служанке… Пальцы мага с силой сомкнулись вокруг сочного стебля, и острые шипы вонзились в ладонь.

А Белль тем временем, раздевшись в своей комнате, встала к зеркалу спиной и тяжело вздохнула. Она не знала, что с ветки старого дуба за ней в окно подглядывает Динь-Динь.

— Надо же, — вслух пробормотала подопечная Голубой Феи, — так значит… значит…

— Значит, ты попалась, дорогуша! — пропел ехидный голос внизу, и фею мгновенно сбросило с дерева, но на землю она не упала. Румпельштильцхен держал Динь повисшей в воздухе, сжимая руку в кулак. Маленькая фея в зелёном платьице почувствовала, что начинает задыхаться.

— Что… что… — испуганно прохрипела она.

— А я ведь и попался в вашу ловушку! Как жалкий глупец! — прошипел Тёмный маг с исказившимся злобой лицом. — Кто всё это придумал? Голубая Фея? Или ты?

Он слегка ослабил хватку, чтобы Динь могла говорить.

— Я… — пролепетала она, совершенно растерянная и жалкая. — Но я же не знала, что это ошибка!

— Ошибка? Ты о чём, скудоумная бабочка?

— Я правда решила, что Белль — ваша истинная любовь и родственная душа! Потому и к ограм вас позвали… и дерево я оживила! Знала, что вы уже близко и спасёте Белль…

Казалось, что Динь готова умереть от стыда из-за своей глупости.

— Я не проверила! И так ошиблась!..

— Прекрати пищать и объясни, что ты имеешь в виду! — прикрикнул на неё Румпельштильцхен, ничего не понимая. У него появилось чувство, что где-то в своих вычислениях ошибся он сам.

— Ваша родственная душа… у неё должна быть родинка на спине, — уныло простонала фея. — А Белль! Белль… у неё там ничего нет… Я только что видела, как она раздевается… Это не она!

Услышав такое, Румпельштильцхен разжал хищно стиснутые пальцы, и Динь очутилась на земле, подавленная и несчастная. Тёмное колдовство отпустило фею. Крепко сжимая палочку в руке, она несколько раз глубоко вздохнула, затем робко подняла взгляд на Румпельштильцхена. Тот сосредоточенно о чём-то размышлял, судя по его лицу.

Динь-Динь нерешительно взлетела в воздух:

— Хотите, я вам настоящую вашу… родственную душу найду? — она с готовностью показала свою волшебную палочку. Надо же довести миссию до конца!

— Нет, — резко ответил Румпельштильцхен, не глядя на собеседницу.

— Но… вы же не можете оставаться с той, которая вам не…

— Убирайся вон! — рявкнул Тёмный маг, вновь угрожающе поднимая руку, и Динь сочла за лучшее ретироваться.

Вот только что ей теперь оставалось делать? Неужели с позором вернуться к своей наставнице, Голубой Фее? Чтобы та её наказала?

Динь-Динь очень хотелось плакать.

А Румпельштильцхен, провожая её взглядом, подумал, что мог бы и наложить какое-нибудь проклятье на эту надоедливую тварь, чтобы больше не вмешивалась в чужую жизнь.

Да только слишком сильное облегчение он испытал, чтобы чинить сейчас расправу над Динь-Динь. Пусть уж фейка убирается куда подальше…

***

— Я так и знала, что у тебя остались какие-нибудь незамеченные царапины. И как раз на правой ладони! Как же я сразу не увидела? Знаешь…

— Что, Белль?

— Ты говоришь, что у магии всегда есть цена. А что, если не прибегать к волшебству, а просто обработать твои ранки? Я читала в книжке, как это делается. И я знаю, что даже через мелкие царапины могут проникать болезни — если грязь забьётся.

— Знание — очень важная вещь, моя дорогая. Делай, как тебе подсказывает разум.

— Я совершенно с тобой согласна, Штильц… Румпельштильцхен. Подай мне, пожалуйста, руку.

А во время этого разговора рядом с Тёмным Замком парили две феи. Одна в зелёном, другая в голубом.

— Я так рада, что ты на меня не рассердилась, — Динь-Динь, вдыхавшая свежий ночной воздух, была просто счастлива.

Рул Горм, Голубая Фея, слегка улыбнулась, прежде чем ответить:

— А я рада, что всё так обернулось. Потому что лучшей пары Тёмному, кажется, мы бы найти не смогли.

Динь немного озадаченно посмотрела на неё:

— Но… Белль же не…

— Как раз с ней всё правильно. Это ты ошиблась насчёт родинки, — засмеялась Голубая Фея.

Зелёная какое-то время молчала, затем сердито хлопнула себя по лбу. Но тут же засмеялась вместе с Рул Горм. Всё обошлось! Миссия выполнена.

А в Тёмном Замке довольная, позабывшая о глупых родинках и предсказаниях Белль сидела в объятиях Румпельштильцхена.

И только поцелуй любви мог прояснить, в чём ошиблась Динь-Динь и была ли права Голубая Фея.

Но это предстояло в будущем.

@темы: Белль, фанфикшен, Румпельштильцхен/мистер Голд, ЗФБ

---

[Sabrie]

немного мимими

(с)

@темы: Белль, фанарт, Румпельштильцхен/мистер Голд

---

Золотой шейд

[Старскрим]

UPD. Ещё две вычитанных главы.

Текст с ЗФБ-2015. Поскольку среди многочисленных пейрингов будет также и Румпельштильцхен/Белль, решил принести поделиться и с вами)

Название: Золотой шейд
Команда: WTF Villains 2015
Автор: Старскрим, Feather in broom
Бета: The Third Alice
Размер: миди в процессе превращения в макси
Канон: Однажды в сказке, Эрагон
Пейринг/Персонажи: Дарза/Румпельштильцхен, Румпельштильцхен/Белль, Гальбаторикс/Дарза, Гальбаторикс/Румпельштильцхен, Морзан, Белоснежка, Белфайр и другие
Категория: джен, преслеш
Жанр: тотал!АУ, приключения
Рейтинг: PG-13
Задание: тотал!АУ (Эрагон!АУ для персонажей "Однажды в Сказке")
Краткое содержание: Мятежники-вардены совершили набег на королевскую сокровищницу и похитили главную ценность - три драконьих яйца. Одно удалось вернуть, одно затерялось в просторах Алагейзии, а третье попало в руки безвестному калеке-прядильщику и круто изменило всю его жизнь.

Глава 1. Падение

Лезвие легко вскрыло доспех, выкованный в огне дракона, и ещё легче — плоть. Морзан с удивлением посмотрел на рукоять, торчащую из груди; секундой позже пришло понимание: он уже мертв. Некогда лучший клинок Алагейзии убит собственным оруженосцем, пусть бывшим; неважно, виной всему — проклятое вино. Оно, и только оно его погубило, а щенок сейчас завершил начатое несколько десятков лет назад.

Все они пили, чтобы не видеть снов; не видеть лиц мёртвых братьев и их драконов. Проклятые. Мятежники, взявшие власть. Получив свободу и право выйти за границы Империи, они потеряли что-то важное; слишком высокая вышла цена. Им уже не хотелось знаний, самостоятельных решений и права выбирать, кому жить; правду сказать, им вообще всё стало безразлично. Неудивительно, что нашлись те, кто, в свою очередь, выступил против — самонаречённые повстанцы-вардены. На этот раз они перешли черту: вторглись в столицу и посмели ограбить королевскую сокровищницу, похитили все драконьи яйца. Одно удалось отбить, за вторым шла погоня, а третье… третье было сейчас у Морзана. Он с лёгкостью одолел ушастого вора, но на помощь к тому подоспел предатель, и вот итог: скорая гибель. А значит, чтобы не допустить потери королевского сокровища, Морзан ещё должен послужить своему повелителю в последний раз. Сколько бы ему ни осталось — дракона варденам не видать.

Бром не торопился выдернуть меч; он торжествовал, уверенный в своей победе над бывшим кумиром. Морзан пошатнулся и тяжело опёрся о каменный парапет. Жизнь уходила из тела, пара минут — и кончено. Эльфы ждут поодаль, Бром не сможет помешать… усмехнувшись в лицо врагу, — из приоткрывшихся губ хлынула кровь, — Морзан рывком перевалился через край замковой стены.
Ветер подхватил полы чёрного плаща, и тот на миг превратился в крылья — увы, не способные вынести тяжести Десницы императора Гальбаторикса. Проклятый рухнул вниз, в гудящий, словно встревоженный улей, город…

…прямо к ногам хромого прядильщика. Тот вышел из дома на рассвете, чтобы отнести шерсть в несколько лавок до открытия рынка, и когда внезапно поднялась тревога, прижался к стене, чтобы избежать копыт патруля, торопящегося защищать ворота. Сверху на камни мостовой с хрустом обрушилось тело, и прядильщик инстинктивно попытался отшатнуться. Когда же разглядел, кто лежит перед ним — в ужасе замер, не решаясь двинуться с места. Морзан ещё был жив — благодаря магии, сто лет дубившей его тело на пару с вином. Он упал на спину, крепко прижимая к животу драгоценную ношу, задохнулся, давясь собственной кровью. Скорее почувствовал, чем увидел крестьянина, и мысленно потянулся к его разуму:

— Подойди!

Тот повиновался.

— Господин? — Склонился над умирающим, стараясь не смотреть на багровое лезвие, ударом выбитое из груди.

— Возьми… передай его королю или одному из наших. Тебе заплатят… много золота. — Морзан судорожно вцепился в рубаху простолюдина и попытался протянуть яйцо. Однако сил хватило лишь чуть приподнять его. Лицо чёрного рыцаря исказилось, кожа посерела и стала прозрачной, похожей на талый, грязный снег. Прядильщик с трудом преодолел желание вырваться из хватки и бежать, не оглядываясь, домой — очень уж ему не хотелось видеть, что будет дальше. Однако бегать он не мог уже давно, да и держал Десница крепко; ничего не оставалось, как левой рукой (правая сжимала неровную извитую трость) принять тяжёлый (золотой? каменный?) слиток. Сунув предмет в мешок с пряжей, он снова попытался освободиться. На этот раз пальцы разжались — и замерли.

Не стоило сомневаться: после смерти Проклятого случится что-то ужасное. Прядильщик поспешил убраться прочь, пока земля не разверзлась или камни не посыпались с небес. Нет, ничего подобного — только ветер внезапно взъярился и принялся кидаться из стороны в сторону, едва не сбивая с ног, хотя утро было тихим. За спиной раздался пронзительный потусторонний вой. Но не это подкосило беднягу, заставив выронить костыль и больно удариться о мостовую локтями и коленями. А внезапно пришедшее понимание того, что Морзан не мог говорить с ним словами, — его лёгкие были полны крови, и губы не двигались, — и всё же прядильщик его слышал, отчётливо и ясно.

«Отнеси его королю, или умрёшь».

Глава 2. Беда

Звали прядильщика Румпельштильцхен. Вернее, люди куда чаще звали его «Румпель», потому что слишком длинно и витиевато звучало полное имя. Господину такое впору, а не‏ бедному калеке. Он и не возражал — какое право он имел возражать? Но в таком виде имя казалось ему… искалеченным похлеще его самого.

Колесо прялки плавно крутилось, умиротворяя привычным занятием и помогая успокоить разум. Где-то на дне мешка с шерстью лежала драгоценность, стоившая жизни Проклятому. Чего она будет стоить Румпельштильцхену? На награду он особо не рассчитывал: не казнят — и то хорошо. Впрочем, если заплатят, он сможет обеспечить будущее своему сыну, сделать его купцом, спасти от военной службы… Прядильщик оглянулся на мальчика, безмятежно спавшего в кровати у дальней стены. Звали того Белфайр, по простому — Бэй, и он как раз приближался к возрасту, когда его могли забрать в рекруты. Но идти к королю, в соответствии с последним напутствием его Десницы, Румпельштильцхен опасался. Слишком своенравным был Гальбаторикс, своенравным и жестоким. Попробуй докажи, что ты верный слуга короля, а не испугавшийся содеянного преступник. С другой стороны, не идти было еще страшнее: если кто-то узнает о случившемся и доложит куда следует, смерти точно не избежать.

Румпельштильцхен прял целый день, успокаивая мерными привычными движениями мечущиеся в страхе мысли. Забыв о том, что с утра собирался отнести шерсть, склоняясь то к одному варианту того, что следует сделать, то к другому. Решение не спешило приходить, а мысли — успокаиваться. Он прял, мечтая о богатствах и титулах, что получит за королевскую ценность. Прял, плача от безысходности и осознания неминуемой гибели от рук королевских палачей. Прял, равнодушно понимая, что во дворце у него заберут потерянное ими сокровище и выставят его вон, и в его жизни не изменится ничего. Прял, пока пальцы не наткнулись на сверток на дне мешка…

Что же это за драгоценность, за которую пожертвовал собой доверенный человек короля? За которую сулил золото или смерть? Соблазн был слишком велик, и Румпельштильцхен, с опаской оглянувшись на дверь, развернул скрывавшую сокровище ткань. На его коленях лежало нечто, напоминающее яйцо. Огромное, почти две ладони в длину, рифленое, все в глубоких золотых разводах и переходах желтого цвета, теплое и приятное на ощупь. Ничего прекраснее прядильщик в своей жизни не видел.

Что ж, это сокровище не спрячешь и не продашь. И забыть произошедшее или даже сбежать из города — не вариант. Придется идти в замок.

Румпельштильцхен закутал золотое яйцо в ткань и снова спрятал его поглубже. В ту ночь он спал, не выпуская из рук завязок спрятанного под лавку мешка. И проснулся ранним утром — от того, что тесёмки в ладони зашевелились.

Из-под лавки доносилось подозрительное копошение, кожаные шнурки норовили вырваться из сжавшихся пальцев — как тогда, когда Бей посадил ему в мешок кота и веселился, чуть не доведя отца до сердечного приступа. Только сейчас все было куда страшнее. Румпельштильцхен сполз на пол и с ужасом заглянул под лавку. Мешок ходил ходуном. Трясущимися руками прядильщик развязал его — и прижал ладонь ко рту, чтобы не застонать в голос: внутри в окружении золотых осколков сидел маленький дракон.

«Все, теперь точно казнят», — подумал Румпель и закрыл лицо руками. Из бездн отчаянья его вывел прохладный змеиный язык, проскальзывающий меж пальцев, и требовательный писк. Отняв руки от лица, он увидел прямо перед собой золотую мордочку с теплыми карими глазами. Дракон снова лизнул его, на этот раз прямо в нос. Потом, вдруг услышав что-то, замер и, круто развернувшись, метнулся под лавку. Оттуда послышалась возня и сдавленный писк, а затем довольное чавканье. Прядильщик решил не выяснять, что произошло — ему надо было срочно отослать куда-то сына, пока тот не проснулся и не стал задавать вопросы обо всех этих странных звуках.

Рука привычно схватила палку, и Румпельштильцхен, нервно оглядываясь на свою лавку, отправился будить Белфайра. Он растолкал мальчика, сунул ему ломоть хлеба с сыром и почти за шиворот выставил за дверь, пробормотав что-то о том, что таким чудесным утром просто необходимо погулять и сходить за водой, лучше — к дальнему колодцу.

Лишь заперев за сыном дверь, Румпель выдохнул — похоже, тот не успел заметить ничего странного. Отвернувшись от входа, он вздрогнул при виде неожиданного зрелища — дракон сидел прямо на столе, изящно расположившись между посудой. В зубах зверя болтался крысиный хвост и, почувствовав внимание, дракон вытянул шею, протягивая добычу.

Румпельштильцхен нервно хихикнул.

— Ты хвастаешься или предлагаешь?

Вместо ответа крылатый хищник проглотил остаток крысы и с возмущением уставился на человека. Несмотря на всю опасность сложившейся ситуации, Румпель невольно залюбовался драконом — маленький ящер был само изящество, кокетливо облизывающееся раздвоенным языком и сияющее золотой чешуей.
Прядильщик подошел к столу и замер, опираясь на свою палку. Дракон подался в его сторону, и Румпельштильцхен, не устояв, протянул свободную левую руку — погладить сидящее перед ним золотое чудо. Стоило, однако, коснуться блестящей чешуи, как ладонь пронзила острая боль — настолько острая, что рука словно отнялась. Но на этом боль не остановилась, растекаясь по всему телу. В ушах зазвенело; Румпель заскреб ногтями по полу, не осознавая, когда успел упасть.

Дракон с встревоженным писком спикировал со стола и ткнулся мордочкой в лицо прядильщика. Румпельштильцхен закричал — прикосновение принесло новую волну ослепляющей боли, словно на кожу плеснули кипятка. Дракон цеплялся коготками за его волосы, пытался вылизать щёки. Румпель закрылся правой рукой (левая совсем не желала слушаться), но обеспокоенный зверек терся о пальцы, совал нос в рукав, даже за шиворот пытался пролезть, и прикосновения его золотой чешуи обжигали, словно настоящий огонь. Прядильщику казалось, что он сейчас умрет. Вот оно — воздаяние за то, что простой бедняк вроде него осмелился прикоснуться к чуду.

Но потом боль начала понемногу отступать. Казалось, он пролежал так, на полу, несколько часов, прежде чем смог пошевелиться. Тело била крупная дрожь, кожа на левой руке — месте первого прикосновения — горела и чесалась. Румпель поднес ладонь к лицу — посреди неё расплывалось серовато-золотистое пятно овальной формы.

Магический ожог? Проклятие? Предупреждение? В любом случае, похоже, прикосновение к дракону было большой ошибкой. Румпельштильцен медленно сел и откинул лезущие в глаза волосы, пытаясь высмотреть, куда откатилась выпавшая палка. Дракон тут же забрался к нему на колени и требовательно пискнул.

— Тебя надо вернуть во дворец, — пробормотал прядильщик. — А ведь я с самого начала почувствовал, что ничем хорошим это не кончится…

Опасаясь снова прикасаться к ящеру, он аккуратно стряхнул зверя с колен и подобрал под столом свой костыль. Пока Румпель ковылял по дому и собирал в мешок рассыпавшиеся осколки скорлупы, дракон успел поймать еще пару мышей и, наевшись, даже не возражал, когда его загнали всё в тот же мешок.

«Медлить нельзя, — думал прядильщик, завязывая тесёмки сумы и набрасывая на плечи свой старый плащ. — Белфайр может вернуться в любой момент. И так повезло, что он не пришел, когда я корячился на полу».

Румпель не особо верил в то, что во дворце его пощадят. Но придя добровольно с драгоценной ношей он, возможно, сумеет защитить хотя бы Бэя. Только как это сделать правильно? С кем оставить сына, кто позаботится о нём, если его отцу будет не суждено вернуться?

Свернув на соседнюю улицу, он почти столкнулся с молодой красивой женщиной, несшей корзину с яблоками.

— Простите, — Румпельштильцхен замялся, он все время забывал, как ее зовут: то ли Мэри, то ли Маргарет, то ли как-то совсем по-другому. Она была матерью подруги Бэя, Эммы; и эта внезапная встреча вдруг придала ему решимости.

— Вы не видели Бэя? — спросил он.

— Они с Эммой убежали к дальнему колодцу, — улыбнулась та.

— У меня появились кое-какие дела в городе, — медленно проговорил Румпель. — Вы не могли бы присмотреть за Бэем, пока я не вернусь — до темноты и, может быть, дольше?

— Конечно, — удивленно ответила женщина. — Что-то случилось?

— Ровным счетом ничего, — соврал Румпельштильцхен. — Я просто хочу быть уверен, что за моим мальчиком будет кому приглядеть. Так вы обещаете мне?

— Да, — кивнула она, и Румпель тут же похромал дальше, не удосужившись даже поблагодарить или попрощаться. Он слишком боялся возможных расспросов, поэтому поспешил ко дворцу, не замечая пристального взгляда, которым проводила его подергивающуюся под плащом ношу мать Эммы.

Глава 3. Улика

Высокие крепкие ворота охранялись двумя караульными. Наверняка ещё не меньше пары десятков скрывалось в переходах внутри стены, но Румпельштильцхен старался об этом не думать.

— Меня прислал Морзан. Перед смертью он велел мне передать… кое-что королю Гальбаториксу. Вы могли бы отвести меня к нему, доблестные воины?

— Катись отсюда, мужичьё, — хмуро буркнул один из стражников, не двигаясь с места. — И благодари небеса, что я не вышиб из тебя дух за такие шуточки! К королю его проводить! — хмыкнул, обернувшись к напарнику. — На тайный совет, в Палату Лордов, не иначе!

Румпель с отчаяньем перевёл взгляд с одного на другого. Уйти? Это будет просто. Но он чувствовал, что большей ошибки в жизни уже не совершит. К тому же мешок под мышкой затрепыхался. А если они сейчас решат глянуть, что там за поросёночек? Увидев дракона, никто не станет разбираться, был прядильщик среди недавних налётчиков или не был. Вздёрнут, а потом спросят… в лучшем случае. В худшем — спросят на дыбе.

— Ну, что стоишь? — снова обратился к нему похожий на быка громила в доспехах, и Румпель отступил на полшага, но тут вмешался второй:

— Погоди лютовать, Лерой. Думаешь, этот калека стал бы шутить над нами в такое время? Посмотри на него — он запуган до полусмерти, но не уходит. Кого бы ему бояться больше, чем нас с тобой?
«Бык» с сомнением посмотрел на товарища по оружию, и после снова воззрился на Румпельштильцхена.

— Думаю, нам стоит отвести его к королю, — продолжил страж. — Если дело окажется пустячным, казнят его. Но если оно будет важным, а мы его не пустим — нас. Я не хочу рисковать своей шкурой!

— Благодарю, добрый господин! — Неловко поклонился Румпель, и, запинаясь от волнения, продолжил: — Это очень, очень важно! Иначе я бы не осмелился беспо…

— Давай, проходи, — прервал поток слов тот, кого назвали Лероем. — Проводи его, Грэм, и возвращайся скорее.

Прядильщик боком, по-птичьи, вошёл в замок, опасливо косясь на Лероя и выдерживая почтительное расстояние. Тяжелые ворота захлопнулись за спиной, отрезая привычный мир с его городским шумом и лёгким дневным хаосом рынка; впереди лежала мрачная и величественная цитадель.

— Ступай за мной, и ни шага в сторону, — предупредил стражник. — Здесь ловушки повсюду. Стоит тебе сунуть свой нос куда не следует — останешься без него!

Грэм направился вперёд, и Румпельштильцхен заторопился за ним, пытаясь не отставать. Вдоволь поплутав по величественным коридорам, миновав несколько лестниц и анфилад, они наконец вышли к высоким, позолоченным, украшенным резьбой дверям. Полдюжины тяжеловооружённых воинов в красивых дорогих доспехах явно свидетельствовали, что король был внутри.

— Кто идёт? — раздался грозный окрик. Проморгавшие вторжение в сокровищницу солдаты всеми силами стремились выслужиться и готовы были обнажить клинки на любую тень.

— Я Грэм, страж внешних ворот, — отозвался сопровождающий Румпельштильцхена. — И со мной человек, который принёс королю последние слова Морзана. Доложите об этом его величеству, а я вернусь на пост.

С этими словами он развернулся и ушёл, оставив прядильщика одного под враждебными взглядами шести пар глаз. Нет, не шести — семи. Просто за такими массивными спинами хрупкая фигура в тёмном с позолотой балахоне не бросалась в глаза. Теперь же этот седьмой выступил на свет — тощий, лысый, бледный. Он напоминал костлявую ощипанную птицу, но Румпеля непонятно почему пробрала дрожь, когда незнакомец окинул его взглядом. Бесшумно приотворив своей цыплячьей лапкой массивную дверь, которую, казалось бы, не сдвинули с места все шестеро стоявших рядом громил, человечек растворился за ней.

«Маг! Самый настоящий!» — понял Румпельштильцхен. Сердце быстро заколотилось. Если он выберется живым — будет что рассказать Бэю! Тот по малолетству в магию не верил, но живо интересовался всякими диковинками. Обидится, наверное, что отец дракона ему не показал. Но слишком это опасное дело. Левую ладонь онемение до сих пор не отпускало до конца.

Словно почувствовав его мысли, создание в мешке попыталось трепыхнуться, раскорячило крыло и ткнулось острой мордой в бок. Румпель и до того стоял, опираясь на клюку, не очень ровно, а теперь скособочился ещё больше. Когда уже вернётся этот колдун?

В это мгновение золочёные двери просто распахнулись настежь. Стражи одним заученным движением выстроились по обе стороны от них. Румпельштильцхен сглотнул и вытянул шею, пытаясь заглянуть внутрь; перевёл взгляд на воинов. Из открывшегося взору бескрайнего зала, в который впору было бы въезжать конным отрядом, показался чёрный балахон. Неприязненно глянул на прядильщика и махнул рукой вглубь — входи, мол. Сам же свернул вбок и растворился в тенях.

Делать нечего. Не заставлять же Императора ждать? Румпельштильцхен, внутренне замирая, переступил порог. Палка оглушительно цокнула по мозаичному полу. В противоположном конце находился трон в виде золотого дракона с раскрытой пастью. А сам чертог был таким огромным, что его стены и потолок терялись во мгле, несмотря на два ряда волшебных светильников, протянувшихся дорожками от входа.

Перед возвышением с троном находилось несколько десятков богато одетых людей. Пока Румпельштильцхен подходил ближе, он имел возможность рассмотреть их. Холодно глядели Проклятые, знакомые каждому с младенчества по жутким историям. В город каждый из них выезжал с маленькой армией, и счастьем было не оказаться у них на пути. Хмурились рыцари рангом пониже — у них никогда не было драконов, зато были фамильный герб и имя. Маги в расшитых балахонах мели пол одеждами и взглядами — им, казалось, нет дела до того, кто прервал их собрание. Скучающая сдержанность двора объяснялась просто: Румпельштильцхен не нашёл времени лучше, чем прийти во время собрания Большого Совета, на котором Гальбаторикс решал, кто ответит головой за потерю сразу двух драконов. Каждому казалось, что бедняк — это хороший повод переключить гнев владыки с себя на кого-то другого. Менее ценного, менее важного, менее знатного. Глядишь, и пронесёт.

С интересом на подходившего к возвышению смотрел только один из присутствующих — тот, кто стоял ближе всех к королю, за правым плечом, удобно устроившись в изгибах «драконьего» хвоста. Румпель бросил только один взгляд в его сторону, но этого было достаточно, чтобы пальцы задрожали. Расшитое мелким бисером и драгоценными камнями одеяние, лёгкий доспех, алые волосы и бледное лицо с яркими свежими шрамами, складывающимися в узоры. Это был Дарза — шейд, главнокомандующий, а теперь ещё и Правая рука короля.

На самого Гальбаторикса Румпельштильцхен смотреть боялся. Легендарный Драконий Всадник, единственный, кто осмелился подчинить себе второго дракона после смерти первого, владыка четырех народов Алагейзии. Жестокий, своевольный правитель, по слухам, стирающий селения и сжигающий города ради тренировки своего маленького отряда Проклятых — или вовсе для забавы. Много чего об Императоре болтал простой люд; что из этого правда? Скоро выяснится.

Подойдя к подножию, Румпель с трудом опустился на колени. Взгляд наткнулся на желоб, вписанный в узор пола. В стыках плит виднелось что-то бурое, подозрительно похожее на засохшую кровь. В самом деле, вряд ли в тронном зале отводные каналы служили бы для сточных вод. Надежда на благополучное возвращение домой показалась призрачной и детской. Ох, Бэй…

— Говори, — прорезал тишину властный голос. Румпель склонил голову ещё ниже — не доведи небо оскорбить владыку взглядом!

— Ваше Величество! Меня зовут…

— Никого не волнует, как тебя зовут, червь, — перебил его один из Проклятых. — Переходи к делу. Что сказал Морзан?

Румпель вздрогнул. Начал снова, стараясь говорить коротко:

— Его милость Десница умер, спасая одну… вещь. И приказал мне вернуть её вам. Позволите?
Он кожей ощутил, как подобрались все присутствующие в зале. Гальбаторикс приподнялся над троном, подавшись вперёд, готовый кинуться вниз… но огромным усилием воли опустился обратно. Дарза успокаивающе коснулся его плеча. Они оба сразу поняли, что именно мог передать Морзан.

— Да. Поспеши!

Румпельштильцхен вытащил из-под плаща мешок и непослушными пальцами кое-как развязал узел. Зажмурился — и выпустил золотистого дракончика. Зверь, насидевшийся в душном полотняном плену, живо вытряхнулся наружу и растопырился, разминаясь, прыгая и принюхиваясь к новым запахам. Следом из мешка посыпались осколки скорлупы.

— Простите, Ваше Великодушие, оно само вылупилось, клянусь, я ничего с ним не делал!.. — зачастил Румпель под вздохи, вскрики и потрясённые возгласы присутствующих. Но его слова все пропустили мимо ушей. Из толпы придворных выбрался красивый крепкий юноша; подскочив к прядильщику и схватив его за запястье правой руки, заставил поднять её вверх — так, чтобы все видели.

— Он чист! — заявил громко, с ощутимым облегчением в голосе. И тут же брезгливо отпустил, утратив интерес к простолюдину, зато направился к дракону, который обернулся к нему с искренним недоумением.

— Стой, Гастон! — угрожающе рявкнул Гальбаторкс, на этот раз поднимаясь. Тёмные глаза с непомерно широкой радужкой были устремлены на золотого ящера. Рыцарь покорно остановился и с неудовольствием отступил. Король меж тем обратился к Румпельштильцхену: — Кто-нибудь из твоих домочадцев прикасался к дракону?

— Нет! Нет, Ваше Всемогущество, — торопливо ответил прядильщик, сжавшись и понимая, что ответь он иначе — несдобровать не только ему, но и Бэю. — Никто ничего не знает!

— А ты сам? — вдруг спросил шейд, до того хранивший молчание. Румпель, не удержавшись, вскинул на него глаза, наткнулся на ускользающую улыбку — и в тот же момент понял, что тот видит его насквозь. Лгать было бессмысленно. Он снова потупился, не ответив на вопрос. Дарза обошёл Гальбаторикса и спустился к подножию трона, у которого пытался слиться с мозаикой крестьянин. Дракон зашипел на шейда, но когда тот подошёл ближе, попятился и, пискнув, спрятался под знакомый драный плащ.

— Так как, ты говорил, тебя зовут? — мягко спросил Дарза, остановившись так, что кончики добротных чёрных сапог оказались в поле зрения склонившегося ниц.

— Румпельштильцхен, — выдавил тот, не подобрав достойного определения шейду. «Ваша Светлость» могло показаться насмешкой, а задевать это могущественное существо ему хотелось меньше всего.

— Да какая разница? — сердито поинтересовался Гастон. — Ты же видел — он чист!

Дарза перевёл на него взгляд и склонил голову к плечу. Лицо стало снисходительным, как у взрослого, который слушает неразумное дитя. Ничего не ответив рыцарю, он легонько потыкал прядильщика кончиком сапога:

— Так ты сам покажешь, или мне им всем показать?

Горестно вздохнув, Румпель поднял руку — левую. Золотое пятно на ладони никуда не исчезло, а, напротив, словно бы увеличилось в размерах.

Глава 4. Клятва

— Я не знал… не знал, что нельзя его трогать. Что теперь будет?

Зловещая тишина повисла в зале. Гальбаторикс резко выдохнул и почти рухнул на трон. Спешить было уже некуда. И решать, кому поручить долгожданное оружие — тоже. Дракон сделал выбор. Только вот… чем он думал при этом? Старик, бедняк, калека… среди Всадников были те, другие и третьи, но обычно таковыми становились в процессе, а чаще — после смерти дракона; вылуплялись же детёныши для здоровых цветущих юношей. Гальбаторикс давал яйца в руки сотням таких на протяжении последних пятидесяти лет, но ни одно не проклюнулось. Ему хотелось взять ящерицу в руки, встряхнуть и спросить — чем она смотрела?! И чем ей не понравился тот же Гастон, который из брони выпрыгивал — так хотел стать Всадником? Что он только не делал с яйцом, когда было его дежурство. Пол замка сбегалось послушать легенды, песни и посмотреть, как рыцарь заботливо полирует и без того блестящую скорлупу тряпочкой.

В этот момент до упомянутого Гастона наконец дошло, что ЕГО ДРАКОН ему изменил. Юнец покраснел и взорвался:

— Ты!.. Ты!.. Да как ты?!. — Он готов был наброситься на безоружного простолюдина, но стоявший рядом с тем шейд несколько охлаждал пыл. Поэтому Гастон сделал шаг по направлению к трону. — Мой король! Нужно принять меры немедленно! Я знаю, я узнал этого человека! Он дезертир! Он сам покалечил себя, чтобы не воевать за вас! Его презирают все, кто считает себя мужчиной! А теперь он посмел явиться к вам и насмехается, утверждая, что его выбрал дракон?!

Двор загомонил — все заговорили, одновременно, громко, яростно. Румпель, который вовсе не насмехался и ничего не утверждал, вскинулся, желая оправдаться, открыл рот… но на затылок легла на удивление тяжёлая рука, швырнув обратно на пол.

«Я бы не советовал тебе упоминать сына, — прошелестело в голове. Сбитый с толку прядильщик покосился на стоящего рядом шейда. Дарза скучающе смотрел поверх голов. Удивительно, но даже с небольшим ростом удавалось ему это мастерски. Губы его не шевелились, но, вне всяких сомнений, принадлежащий магу голос продолжил: — Ты действительно сам себя искалечил?»

Румпельштильцхен кивнул. Щёки заливала краска стыда и гнева. Страх страхом, но какое отношение имели к происходящему дела более чем десятилетней давности?! Он всего лишь не хотел, чтобы его сын рос без отца. Он не бежал с поля боя, как другие до него. Он заплатил свою цену за право воспитывать ребёнка! И уж тем более он не просил вручать ему дракона!

Лёгкая улыбка Дарзы стала отчётливой.

«Дети не должны оставаться одни».

— Мой король, — волнуясь, заговорил кто-то из Проклятых, сжимая рукоять меча. — Позвольте, я отрублю ему голову и мы избавимся от всех проблем! Дракон маленький — найдёт утешение в ком-нибудь достойном и привыкнет! Шрюкн так же попал к вам — и служит верой и правдой уже не первое столетие!

Вокруг закивали, Гальбаторикс задумался. Дракон из-под плаща протестующе зашипел. Румпельштильцхен вцепился в полу одежд Дарзы. Страшный шейд был сейчас единственным, кто мог бы ему помочь.

— Тогда у вас не было выбора, мой король, — бархатным, как тьма по углам тронного зала, голосом заговорил Дарза, поднимая на Императора пронзительно-светлые глаза. — И риск был оправдан. Но можем ли мы рисковать сейчас, когда род драконов почти иссяк? Когда одно из трёх яиц выкрадено мятежниками, и мы не знаем, для кого предназначено последнее и сколько придётся ждать?

— Значит, ты предлагаешь сохранить ему жизнь? — буднично спросил король Алагейзии, жестом приказав замолчать остальным.

— Я предлагаю не рисковать жизнью дракона, — жёстко бросил Дарза, скрещивая руки. И добавил: — Тем более что это самка.

Взгляды всех скрестились на плаще, пытаясь проникнуть сквозь ткань. Гальбаторикс ощутил внимание заинтересовавшегося людскими разговорами Шрюкна. По мнению дракона, риск потерять свежую самку и её возможное потомство не стоил смерти какого-то сломанного человечка. Румпельштильцхен тоже повернул голову, не удержавшись. Дракон — драконица — тут же высунула морду ему навстречу и привычно прошлась раздвоенным языком по носу.

— Хорош же новый Драконий Всадничек! — зло выкрикнул Гастон, понимая, что мечта всей жизни медленно, но неуклонно ускользает из его рук. Вроде бы все высказались за убийство, кроме шейда — только это «кроме» было, увы, решающим. Но он не мог не предпринять последней попытки переубедить своего сюзерена: — Не только трус, но и калека! Представляю, с какой ловкостью он будет карабкаться на спину дракона и спрыгивать с него… непременно в самую гущу сражения! Женщины бывают слепы, мой король, но вы!..

— Молчать! — рявкнул Гальбаторикс, вновь поднимаясь. — Щ-щенок!..

— Но мальчик в чём-то прав, — вмешался кто-то из магов. — Всадник — воитель, страх и гордость, одно его появление должно внушать трепет!

За троном нарисовалась чёрная голова, сама размером почти с трон, и продемонстрировала собравшимся зубы — каждый размером с меч. Проклятые недовольно заворчали, не собираясь сдаваться так легко. Большинство их аргументов сводилось к «а вдруг дракон выживет?!»

«Если хочешь ещё когда-нибудь увидеть сына — самое время принести клятву».

Румпель вскинул отчаянный взгляд на шейда.

«Какую?!»

«Да хоть присягу повтори».

Прядильщик панически попытался вспомнить хоть слово из того, что вещал им в дупель пьяный капитан отряда, размахивая бутылью с вином. Нет — годы стёрли абсолютно всё, кроме острого чувства брезгливости и тоскливого ощущения абсолютного несоответствия своего присутствия и места действия. Кажется, клятва начиналась с «Убийца драконов»… или «Убийца тысяч драконов»? «Гроза чего-то там»… Но если он обратится сейчас так к королю, то тот станет убийцей прядильщика, не иначе!

«Ладно, повторяй за мной, — смилостивился Дарза. — Только погромче».

Прядильщик распрямился, оставшись на коленях, и возвысил голос, обращаясь к королю:

— Я, Румпельштильцхен, торжественно клянусь принадлежать и повиноваться, быть преданным умом и сердцем, храбро сражаться в будущих битвах под знаменем самого могущественного имени в Алагейзии, облечённого властью карать и миловать, и преумножать его славу отныне и всю свою жизнь!

Гастон расхохотался первым. «Храбро сражаться! — всхлипывал он. — Храбро сражаться!» Остальные вторили рыцарю. Громкий смех бил по ушам, отражаясь от каменных стен. Румпелю захотелось броситься прочь — всю жизнь над ним смеялись вот так, не веря ни единому слову!

«Не вздумай! — остановил его мысленный приказ. — Всё хорошо. Гляди королю в глаза!»

Терять было нечего. Румпельштильцхен поднял голову и впервые за всё время посмотрел королю в лицо. Гальбаторикс некоторое время испытующе удерживал его взгляд, а потом вдруг слегка улыбнулся уголками рта.

— Дарза! — сказал он, и гулкий голос перекрыл чужой смех и задавил его в глотках. — Он мне нравится. Забери этого калеку с ящерицей и верни мне Всадника с драконом! Всё равно, что ты будешь делать с ним и его ногой. Хочешь — ломай и сращивай заново. Не сможешь — сделай его шейдом. Но он должен владеть собственным телом к тому моменту, как дракон вырастет и окрепнет.

Глаза Дарзы заблестели. Они с королём давно спорили на этот счёт. С того самого момента, как эльфийка Арья убила второго шейда. Гальбаторикс требовал от Дарзы обратить кого-нибудь из Проклятых. Тот отвечал, что пытаться провести ритуал с ними бессмысленно — сильные демоны побрезгуют пьяным недалёким отребьем. А те, которые придут на зов… лучше бы им не приходить вовсе. Но на этот раз он не стал возражать — только слегка кивнул и обратился к прядильщику:

— Хватит вытирать пол, у нас и так довольно чисто, — протянул руку и с лёгкостью поднял крестьянина на ноги — тот едва успел подхватить палку. Драконица повисла на плаще, цепляясь всеми лапами, и переползла на плечо. Стоящий на возвышении Гальбаторикс снова заговорил, на этот раз обращаясь прямо к носителю золотой метки:

— А ты… ты повторишь свою клятву позже. Когда будешь способен её сдержать.

— Да, мой король, — поклонился тот.

Глава 5. Дворец

Большой Совет был сорван, и Дарза с Гальбаториксом выставили из тронного зала всех, включая причину происшествия. Шейд, впрочем, не преминул мысленно напомнить своему новому подопечному, чтобы тот и не думал о побеге — коридоры всё равно запутаны и полны ловушек. В отличие от немногословного Грэма, он красноречиво поведал о падающих плитах, острых шипах и металлических челюстях, поджидавших незадачливых чужаков. Убедившись по реакции прядильщика, — бывшего прядильщика, — что тот его понял, Дарза, не коснувшись, захлопнул двери изнутри, надёжно отрезав все посторонние звуки.

Румпельштильцхен бессильно прислонился к колонне и принялся ждать. Теперь, когда схлынуло облегчение от того, что он остался жив, пришло понимание: король отдал его во власть шейду, разрешив тому творить, что пожелает. Даже больше: сделать из него такое же чудовище! Хуже чернокнижника, хуже некроманта! Он судорожно вцепился в пустой мешок. Нет, нет, это уж им точно не удастся: за Румпелем отродясь не водилось никаких магических способностей.

Драконица успокаивающе заурчала, ластясь к своему человеку. Прикосновения волшебного создания больше не обжигали. Удивлённый этим, он поднёс к глазам левую руку. Пятно действительно увеличилось — тогда, в зале, ему не показалось. Но теперь оно не доставляло никаких неудобств. Румпель поскрёб золотистую поверхность. Щекотно. Кожа как кожа… только другого цвета и — он приложил ладонь к щеке — горячее. Меж пальцами и скулой протиснулась морда, голову накрыло крыло. Крестьянин подумал, что пятно оказалось очень важным знаком и, похоже, он многих расстроил наличием такового. Придворные, которых выгнали из тронного зала, по большей части разошлись кто куда, но некоторые остались дожидаться новостей и время от времени бросали косые взгляды в сторону калеки. В них была не ненависть и даже не неприязнь… зависть? Румпельштильцхен чувствовал себя непривычно. На него никогда так не смотрели. И причина была в метке на его ладони. Знак дракона? Её знак?

Он решился и слегка погладил блестящую чешую. Драконица закрыла плёнкой глаза от удовольствия и издала стрекочущий звук. «Красавица», — подумал он, впервые позволив себе оценить её — ожившую золотую статуэтку. Раньше он воспринимал крылатую ящерку как чужую собственность, случайно попавшую ему в руки. А теперь, выходит, что она… его?

Его вдруг накрыло ощущение восторга. Что-то подобное он почувствовал, когда впервые увидел младенца-Бэя. Все невзгоды, горести, покалеченная нога тогда отступили на второй план. У него был сын… а теперь появился дракон.

***

О чём говорили король с шейдом, осталось неизвестным: когда последний вышел в коридор, один из пафосно разодетых лордов (чьи имена Дарза никогда не считал нужным запоминать, слишком быстро эти люди менялись), отчитывал Румпельштильцхена за то, что тот, когда к нему обратились, спутал «светлость» с «сиятельством». Или наоборот.

— Простите, ваша милость. — Калека втянул шею и сгорбился. Драконица, напротив, храбро шипела на крикуна и норовила тяпнуть, но маленькая пока ящерка не пугала и не останавливала разошедшегося буяна.

— Скажите, как называется эта трава? — вмешался Дарза, выудив на ходу из-за пояса и сунув пучок каких-то листьев под нос разгневанному царедворцу.

— Откуда мне знать?! Я что, колдун или аптекарь? — возмутился тот, с опаской отстраняясь.

— А разве этот человек похож на аристократа, что вы ждёте от него безупречного знания тонкостей титулования? — шейд говорил тихо, лишь приподняв бровь в притворном недоумении, однако безобидная фраза не обещала ничего хорошего тому, в чьём благоразумии он усомнился.

— Вы правы, я погорячился. Давайте не будем ссориться по пустякам, — на глазах стушевался обладатель титула.

— Не будем, барон. Но вы должны виниться не передо мной.

— Что?! Извиняться перед простолюдином?! — оскорблённо вскинулся придворный.

— Извиняться перед Драконьим Всадником, который будет служить вашему королю! — властно осадил его шейд. На этот раз в голосе отчётливо слышались нетерпение и угроза. Барон ещё секунду пытался испепелить Дарзу взглядом, но, справедливо решив, что у того шансов проделать подобный трюк куда больше, подчинился.

— Прошу прощения, я был не прав, — он чуть склонил голову в сторону затравленно смотревшего Румпеля и поспешил исчезнуть до того, как шейд сочтёт сказанное недостаточно учтивым.

— Не позволяй никому из них так с собой обращаться, — холодно уронил Дарза, провожая барона недобрым взглядом, — твой статус изменился. Так не веди себя как холоп!

С этими словами он направился прочь, не слишком спеша, и Румпель пошёл за ним следом.

— Они мне завидуют, — получился не то вопрос, не то утверждение. Дарза коротко рассмеялся.

— Ещё бы! Драконов сейчас не осталось даже у Проклятых. Только у Гальбаторикса… и потому он король. Да ещё у меня. К слову, тоже драконица. Но не золотая, как у тебя, а сумеречная. Это вызывает у Шрюкна — чёрного дракона, которого ты, возможно, видел за троном — некоторые… проблемы.

— Какие? — полюбопытствовал Румпель. Его интерес к этим легендарным созданиям остался в далёком детстве. Отец рано бросил его, так что рассказывать сказки о могущественных и гордых Всадниках было некому. Вырастившие сироту пряхи чаще складывали истории о богах и героях, о том, как тонки нити судеб, выходящие из узловатых пальцев мастериц, и как важно вовремя поливать Древо Жизни. Древом они гордо именовали старый полузасохший куст в кадке около двери. Будучи маленьким, Румпель верил, что там действительно живут магические существа и маленькие человечки, но быстро понял, что всё это сказки немножко свихнувшихся старух.

— Когда она не желает его общества, то попросту исчезает. Шрюкна это ужасно выводит из себя, — судя по голосу шейда, уж его данный факт только забавлял. Румпельштильцхен заметил, как он то и дело касается стен или лениво помахивает кистью. Один раз Дарза, уверившись, что подопечный достаточно успокоился, не отказал себе в удовольствии продемонстрировать ловушку в действии. Остановившись недалеко от поворота, он дождался, пока глазеющий по сторонам спутник не подойдёт к нему, а после нажал на камень. На расстоянии шага из всех четырёх стен выдвинулись острые стальные шипы в руку длиной. Румпель дёрнулся; его пошатнувшаяся было вера в «смертельно опасные коридоры» получила неоспоримое обоснование.

Наконец Дарза привёл его на верхний уровень замка. Коридоры здесь были выше и светлее, то и дело встречались огромные окна, больше похожие на аккуратные дыры в каменных стенах. Румпель уже валился с ног от усталости, когда шейд остановился рядом с очередной дверью, украшенной крылатыми змеями, и толкнул её.

— Мы пришли.

За дверьми оказалась не просто комната, а огромный чертог, в стенах которого было несколько занавешенных тонкой тканью — а кое-где и тяжёлым бархатом — проёмов. Посредине стояла софа, в остальном пространство было пустым, не считая нескольких картин и вездесущих гобеленов. Дарза пересёк зал, прошествовал в комнату ещё крупнее, выстеленную мягкими коврами от стены до стены. В ней оказался очередной проход, выведший на просторную каменную террасу, с которой открывался вид на город, залитый светом заходящего солнца.

— Когда придёт время, здесь она будет учиться летать, — помолчав, Дарза добавил: — И ты тоже.

Румпель опасливо посмотрел вниз. Стена с этой высоты казалась игрушечной.

— Больше одного раза у меня не получится, — пробормотал он негромко — а ну как шейд рассердится. Тот только хмыкнул:

— Проверим.

И, повернувшись, вошёл обратно под крышу.

Румпельштильцхен нашёл взглядом собственный дом, и сердце забилось сильнее. Он не предупредил Бэя о том, что уходит. Просто ушёл, и сейчас не мог вернуться. Почти так же, как когда-то его отец поступил с ним. Но — нет, не так. Румпель верил, что сделал это ради сына — в то время, как его собственный отец хотел свободы для себя.

— Мне посылать за тобой демона, когда ты в следующий раз отстанешь? — безмятежно поинтересовался Дарза, снова появляясь в проёме, и Румпель заторопился в комнату, не желая испытывать границы благосклонности шейда. Тот нырнул в занавешенный гардиной боковой проход, после чего обнаружился сидящим в глубоком кресле рядом с камином. Слева находилась кровать, а справа, почти у самого огня, стояла тяжёлая кованая ванна, полная воды.

— Можешь отпустить свою драконицу. Она не исчезнет. Сам же разоблачайся и забирайся внутрь. Мне ещё нужно тебя осмотреть, а ты весь пропах страхом, — распорядился Дарза.

Глава 6. Красавица

Осмотр Дарзу не удовлетворил: плохо сросшееся костяное месиво превратить в здоровую ногу известная ему медицина была не способна — только магия.

— Ты что, кувалдой кость дробил? — поинтересовался шейд, ощупывая искривлённую лодыжку. Уловив секундное замешательство, поднял бровь: — Вот как. Даже не буду спрашивать, «зачем» и «чем ты думал». Ты не думал, ты действовал. В следующий раз лучше поступи наоборот. Перелом, даже самый неудачный, я бы легко вылечил.

— Значит, я не смогу стать Всадником и меня казнят?

— Я не стал бы тратить на тебя своё время, будь всё безнадёжно. — Дарза перевёл взгляд на драконицу, весело плескавшуюся в остывающей ванной. — Ты дал ей имя?

— Белль, — гордо ответил Румпельштильцхен, вспомнив недавнюю мысль о красоте зверька; крылатая ящерка одобрительно фыркнула в его сторону. — Она на самом деле моя?

— Или ты её, как посмотреть. Хорошее имя, ей нравится, — одобрил шейд. Выпрямился, взял с кресла, где сидел, свёрток и бросил на край кровати садящемуся Румпельштильцхену. — Облачайся, а прежнее тряпьё сожги. Оно больше не понадобится — теперь твоё место в замке.

— А как же мой сын? — вырвался у Румпеля давно мучивший вопрос. — Я могу забрать его тоже?

Дарза, двинувшийся было к выходу, остановился и пропустил волосы сквозь чёрные когти.

— Можешь, конечно, — признал он неохотно. — Но захочешь ли? Некоторое время назад Морзан, которого вы зовёте Кровавым, зачал сына — единственный из Проклятых. Об этом не знал никто, кроме Гальбаторикса и меня. Понимаешь ли, при дворе все пытаются занять место повыше и устранить возможные препятствия. Именно поэтому Проклятые избегают заводить потомство. Это слабость. Любимый человек — слишком большая роскошь в этих стенах. Понимаешь, о чём я? Здесь не самое безопасное место для твоего сына. Некоторые могут попробовать поставить тебя перед выбором между ним — и нею, — он кивнул на золотую фигурку, выбравшуюся на покатый край и расправившую над огнём крылья. — Ни король, ни я не можем допустить с твоей стороны неправильное решение. Поэтому узнав, что у тебя есть ребёнок, Гальбаторикс отправит его в противоположный конец Империи — чтобы ты не отвлекался. Да, его всем обеспечат, дадут хорошее образование; возможно, со временем он даже станет наместником какой-нибудь маленькой страны… но видеть ты его будешь в лучшем случае раз в году, на пиру в честь именин короля. А то и раз в десять лет — времена неспокойные, а король не слишком склонен к празднованиям. Но мальчик не должен расти без отца. Поэтому я даю тебе выбор: признаться во всём Гальбаториксу — или же сохранить эту маленькую тайну между нами. Твой сын будет жить рядом, я позволю тебе его иногда навещать — со всеми предосторожностями, конечно, — и позабочусь, чтобы он не испытывал ни в чём нужды.

— Я буду молчать, — пообещал Румпель.

— Этого мало, — жёстко ответил Дарза. — Не думать. Не произносить его имя даже во сне. Забыть о его существовании, пока я не разрешу вспомнить. Мысли о нём не должны отвлекать тебя от тренировок. Не вздумай посылать ему золото или отправлять слуг — это убьёт его. Представь, что сделают с мальчишкой, который попытается разменять золотой, в бедном квартале. А слуги все куплены, некоторые — дважды или трижды.

Посмотрев в несчастное лицо, шейд наконец смягчился:

— Это ненадолго. Когда ты обретёшь силу, — настоящую силу, а не то её подобие, которым здесь кичатся, — ты сможешь сам диктовать условия, и никто не посмеет тронуть твоего сына даже пальцем. Ты должен приложить все усилия, чтобы это случилось как можно быстрее. А пока… я подумаю, что ты можешь ему сказать. Ужин вам с драконом подадут на террасе, а утром я вернусь, и приступим к занятиям.

Он снова обернулся к выходу, но не успел сделать пары шагов, как Румпельштильцхен окликнул его снова:

— Вы уходите, господин? Разве это не ваши покои?

Дарза рассмеялся.

— Нет. Это всё твоё — мы давно готовились к появлению новых Всадников. Слишком давно, на мой взгляд… но спорить с драконами сложно. Пока они не выберут кого-то себе по душе, они остаются в яйце, пусть хоть тысяча лет пройдёт. Так что располагайся. Спальня не единственная, их здесь шесть или семь. Чем ближе к террасе — тем прохладней. Эта предназначена для зимы, камин есть только в ней. Если тебе тут нравится — живи. Но помни, что золотые драконы очень любят огонь. А пока твоя Белль маленькая и не понимает некоторых различий меж людьми и драконами, она может выскочить из камина, когда ты будешь спать, и радостно стряхнуть с чешуи горсть углей тебе на живот. Поэтому я бы на твоём месте не оставался здесь на отдых, уступив место леди.

И он наконец вышел, оставив потрясённого услышанным и увиденным Румпельштильцхена осознавать произошедшие перемены.

Глава 7. Золото из соломы

Проснулся Румпельштильцхен по привычке рано; нога болела нещадно: слишком много вчера пришлось ходить, в том числе и осматривая владения, чрезмерно большие даже для человека с драконом. Белль спала рядом, свернувшись клубком, чуть касаясь его бока. За ночь она удивительно подросла и теперь стала размером с молодую кошку. Калека вздохнул. Не будь её рядом, он, возможно, смог бы убедить себя, что всё произошедшее ему приснилось.

Нет, не смог бы. Слишком мягкой была постель, тонким бельё и… золотисто-серой рука. Вся! Румпельштильцхен панически подпрыгнул, сбрасывая одеяло и задирая рукав — драконья метка расползлась по его телу до самого плеча. Белль проснулась и недовольно зашипела. Потом вдруг сменила гнев на милость, принявшись ласкаться и облизывать ему лицо. Румпель расстроено отпихнул её. Дарза обещал отпускать его к сыну, если он не будет болтать лишнего, но как объяснить любопытному мальчику изменившийся цвет кожи? И почему он продолжил меняться? Ни Дарза, ни Гальбаторикс, обладающие драконами, не были каких-то противоестественных цветов. Может, это нормально для начала и позже пройдёт?

— Огорчу: не пройдёт, — отрезал шейд, появляясь невесть откуда. — Драконьи метки, которые получают Всадники, остаются с ними на всю жизнь. Но происходящее с тобой действительно нетипично… и интересно.

Он приблизился. Что-то жуткое было в его глазах, сродни любопытству экспериментатора. Румпель, поёжившись, одёрнул рукав и спустил ноги с кровати. Несмотря на то, что вчера шейд был очень… добр к нему, не стоило забывать о его чудовищной природе.

Пока Румпельштильцхен одевался, Дарза решил пообщаться с драконицей. Белль, однако же, взаимностью не пылала и попыталась цапнуть протянутую ладонь мелкой, но полной острых, как иголки, зубов пастью. Шейд отдёрнул руку и нахмурился. Они с драконом упрямо уставились друг другу в глаза. Похолодало.

— Я готов, господин, — отвлёк Дарзу Румпель. Тот отстранился от упрямицы и обернулся к нему:

— Драконам с детства необходимо прививать хорошие манеры. Займись этим на досуге. А сегодня мы с тобой отправимся проведать твоего сына… — он сделал выразительную паузу. — Если ты, конечно, сумеешь обезвредить все ловушки.

Румпель, было обрадовавшийся, поник.

— Вот карта, — продолжил Дарза, доставая тонкий, сложенный в несколько раз лист бумаги. — На ней всё отмечено. Идём. Заодно завернёшь на кухню. Дракона нужно хорошо кормить, чтобы он быстро рос.

За следующие несколько часов Румпель заучил с десяток непроизносимых слов, которые открывали возможность свободно проходить по коридорам. Шейд довольно улыбался, тенью следуя за ним и подбадривая, если тот долго стоял на месте. Они оставили Белль на кухне, закрыв её в кладовой со свежими тушками кроликов. Румпелю очень не хотелось оставлять малышку одну, но брать её с собой к Бэю было нельзя. Он долго стоял рядом с ней, гладил золотую чешую, успокаивал и уговаривал, что скоро вернётся, пока в какой-то момент не понял, что она разрешает. Захватив ломоть ветчины и огромную буханку хлеба для Бэя, Румпельштильцхен медленно, но решительно продолжил прокладывать себе путь наружу.

Они выбрались через одну из маленьких дверей. Перед тем, как позволить ему выйти в город, Дарза протянул пару перчаток тонкой кожи:

— Никто не должен видеть твою руку.

Румпельштильцхен кивнул, представляя реакцию соседей. Они, пожалуй, и так, заметив, во что он одет, начнут трепать языком. Но тут он может сказать, что получил работу при дворе. Все знали: такую тонкую шерсть, как он, немногие в городе умели прясть. Если бы не слава дезертира и предателя — он бы мог жить пусть не богато, но в достатке. Однако верноподданные Империи предпочитали покупать шерсть погрубей, но у порядочных людей.

Проходя сквозь ворота, Румпель опасался, что стражи узнают его и окликнут. Но, видимо, караул сменился, — на часах стояли совсем незнакомые солдаты. Дарза, накинувший капюшон, время от времени становился настолько незаметным, что Румпельштильцхен почти забывал о его присутствии. Лишь отойдя на значительное расстояние от замка, Дарза сбросил с ярких волос ткань и прищурился, подставив лицо солнцу.

— Ты никогда раньше не занимался магией? — задал он неожиданный вопрос. Впрочем, неожиданным он был только по времени — так-то Румпель ждал его давно.

— Нет, господин. Никогда — у меня нет способностей.

Плечи шейда мелко задрожали, он прикоснулся к губам кончиками пальцев. Присмотревшись, Румпель понял, что тот беззвучно смеётся.

— Хотел бы я посмотреть на того, кто сказал тебе это. Хотя вряд ли желание было бы взаимным. Впрочем, возможно, виновата метка Всадника. И всё же… Ещё никто на моей памяти не смог с первой попытки обезвредить все зачарованные королём ловушки. А ты справился всего за четыре часа.

Румпельштильцхен споткнулся и чуть не упал. Первым желанием было броситься в ноги и умолять не делать из него шейда. Ему хватало внезапно ворвавшегося в жизнь дракона, короля, новых обязанностей. Только становиться демоном ему не хватало!

— Ты можешь не желать власти или силы, — спокойно сказал Дарза. Смех прекратился так же быстро, как и начался. — Но только так ты защитишь своего ребёнка. Подумай об этом, пока есть время.

***

Как Румпель и ожидал, все встреченные соседи провожали его изумленными и даже недобрыми взглядами — внезапно сменившаяся на откровенно богатую одежда слишком бросалась в глаза, заявляя о произошедших в жизни бедного прядильщика переменах. Он непроизвольно ускорял шаг, пытаясь уйти от этих взглядов, несмотря на больную ногу. Дарза тронул его за плечо, вынуждая остановиться.

— Что значат мысли этих людей? — безмятежно спросил шейд.

— Но я не могу знать их мыслей, господин, — недоуменно отозвался Румпельштильцхен.

— Я не спрашивал тебя, что они думают или о чем. Мне это сейчас абсолютно не важно. Что их мысли значат для тебя?

Румпель замялся. Он не совсем понял, что имел в виду Дарза.

— Из-за них ты обрекаешь себя на боль, — снизошел до объяснений шейд, — хотя правильный ответ на мой вопрос должен звучать: «Ничего».

И он плавно двинулся дальше по улице. Румпелю ничего не оставалось, как пойти за ним.

Дом был пуст. В первое мгновение Румпельштильцхена окатила волна страха за Бэя, но затем он вспомнил свою вчерашнюю встречу с матерью Эммы. Через минуту он уже стучал в ее дверь.

— Румпель! — воскликнула она, увидев его на пороге, и на ее возглас тут же вскочили сидевшие у очага Бэй и Эмма. — Я уже думала, что ты…

— Где ты был? — подлетел к отцу Белфайр. — Я беспокоился о тебе!

— Все в порядке, Бэй, — только сейчас, произнося эти слова, Румпельштильцхен начал осознавать, что всё действительно в порядке. Даже больше чем в порядке.

— Спасибо, — обратился он к матери Эммы, снова запнувшись о её имя, вернее, свою забывчивость, — что присмотрели за ним.

— Мне совсем не трудно, — отмахнулась она, — но действительно, где ты был?

Она окинула быстрым взглядом новую одежду Румпеля — и наконец заметила его спутника.

— Здравствуйте. Я Мэри.

— Очень приятно,- слегка склонил голову шейд, не назвав в ответ своего имени.

Тут Румпельштильцхен понял, что окружающие не видят истинного облика Дарзы. Иначе люди реагировали бы совсем по-другому, да и Мэри не была бы так приветлива. Кстати, следует запомнить наконец, как ее зовут.

— Я теперь состою на службе у короля, — сказал Румпель, сразу отвечая на уже заданные и на некоторые будущие вопросы.

— Что?! — воскликнули хором Мэри и Бэй.

— Папа, ты сошел с ума? — добавил Белфайр.

— Позвольте, я поговорю с сыном, — кивнул соседке Румпель, положив руку на плечо Бэя, и потянул мальчика от двери.

— Что произошло? Папа, ведь что-то случилось, верно? — спросил Белфайр, когда они отошли к растущим у дороги яблоням.

— С чего ты взял? Все просто замечательно! Мы с тобой больше не будем бедствовать!

— Ты пропал на сутки! А теперь заявляешь, что будешь работать на короля, и еще спрашиваешь, с чего я взял, что что-то случилось?

Румпель замялся. Он не мог рассказать сыну правды, не подвергая его опасности, но и совсем ничего не сказать ему…

— Бей, послушай меня. Ты должен мне верить. Все, что я делаю — я делаю ради тебя. И сейчас у меня появился шанс обеспечить тебе лучшую жизнь. Но мне придется пока что жить во дворце.

— Во дворце? Почему? Если твоя пряжа понравилась королевским ткачам, почему ты не можешь, как всегда, прясть дома и относить им готовую пряжу?

— Потому что… — Румпельштильцхен осекся, не зная, что лучше сказать.

— Потому что твой отец — просто волшебник, — вдруг сказал неслышно подошедший к ним Дарза и подмигнул недоверчиво смотрящему на него Белфайру. — Нет, правда, все во дворце рты пооткрывали, когда увидели, что он принес.

— Он всего лишь прядет шерсть, — хмуро сказал Бэй.

— Шерсть? Да он может выпрясть золотую нить из соломы. Там такие нужны, — явно веселился шейд, — поэтому он будет работать во дворце. Мы будем уверены, что всё, что он сделает, достанется королю — а твоему отцу не придется ходить через весь город.

— Бэй, мне нужно остаться во дворце, — снова подал голос Румпель, — но я обещаю тебе, что все будет хорошо.

Мальчик, переведя взгляд с отца на его странного спутника и обратно, нехотя кивнул.

— Я верю тебе. А королевская служба… все лучше, чем шейдом стать, верно?

Прядильщик вздрогнул, а Дарза, казалось, едва не рассмеялся, но снова лишь прижал пальцы к губам, гася улыбку, словно ее появление причиняло ему боль.

Перед уходом Румпельштильцхен вручил Мэри принесённую провизию и попросил взять его сына под свое крыло. Ей они с Дарзой скормили ту же историю, что и мальчику, и вопросов у нее не возникло. Румпелю даже показалось, что она обрадовалась за него. А уж когда Дарза сунул ей денег «за беспокойство» — и вовсе радостно рассмеялась.

Но когда они возвращались в замок, на душе у Румпельштильцхена все равно было тяжело. Действительно ли он сможет выполнить данное сыну обещание? Да и весь разговор с Бэем — Румпелю казалось, что во всей его жизни не было столько недомолвок и лжи, как в одной этой беседе с тем, кому он врать как раз и не хотел.

— Зачем вы наговорили Бэю… это все? — не выдержав, спросил он у шейда.

— Хочешь соврать — говори правду, — пожал плечами Дарза, — и быстрее поверят, и совесть чиста, если она еще есть.

— Золото из соломы — правда? — горько рассмеялся над таким очевидным обманом Румпель.

— Ты действительно это можешь, — равнодушно бросил шейд, — или сможешь, если захочешь научиться.

запись создана: 01.04.2015 в 02:30

@темы: Белль, фанфикшен, Румпельштильцхен/мистер Голд

---

[Sabrie]

Ащаща, что я нашла на тамблере


(с)

@темы: Белль, фанарт, Румпельштильцхен/мистер Голд

---

Драбблы с ЗФБ-2015, текстовый левел R — NC-21

[Askramandora]

Название: Большое поместье
Автор: WTF Rumbelle 2015 (Askramandora)
Бета: WTF Rumbelle 2015 (Верделит)
Размер: драббл, 337 слов
Пейринг/Персонажи: Румпельштильцхен, Белль
Категория: джен, прегет
Жанр: AU, юмор
Рейтинг: R
Примечание: в оригинале игра слов, используется выражение «large estate»

— Мне нужна смотрительница для моего поместья… довольно-таки большого, — неуместно хихикнул Румпельштильцхен, и Белль сразу представила себе огромные, внушительные владения. Перед мысленным взором промелькнули занятые работой крестьяне, обширные поля, пастухи со стадами овец.

Белль очень хотелось увидеть всё это наяву. В городе жить скучно, а во дворце, взаперти — тем более. Книжница Белль временами идиллически грезила, как бы она доила корову или подкармливала барашков конфетами. А её хотят сделать смотрительницей большого поместья! Разве не замечательная идея?

Румпельштильцхен театрально откланялся, вывел Белль из зала и в клубах удушливого сиреневого дыма переместился куда-то вместе с ней.

Откашлявшись, Белль обнаружила себя в тёмной комнате с задёрнутыми шторами и кроватью, над которой нависал балдахин. Недоумение ещё только шевельнулось в её душе, когда Румпельштильцхен толкнул её к кровати.

— Н-не понимаю, — высказалась Белль, глядя на то, как Румпельштильцхен снимает с себя тяжёлую верхнюю одежду. Расстёгивает пуговицы жилета, а затем шёлковой рубашки. Обнажилась серо-золотистая, на вид грубая и совершенно безволосая, как у младенца, кожа. Белль, вцепившись в столбик кровати, смотрела в некоем отупении, как Румпельштильцхен сосредоточенно развязывает узкие кожаные штаны. Прежде чем он закончил с этим делом, у Белль прорезался голос.

— Послушайте… — она растерянно шагнула вперёд, косясь на плотно закрытую дверь. Нет, убежать не получится. «Может, схватить его за руки?» — пришла в голову глупейшая мысль из всех возможных.

— Послушайте, — Белль затравленно облизала губы, — вы же обещали, что я стану смотрительницей большого поместья.

Румпельштильцхен в последний раз дёрнул завязки штанов и спустил их на бёдра.

— Так вот же! Размеры тебя не устраивают, дорогуша?

Между его ног наблюдался потрясающий, невообразимо золотой и огромный член. Он даже слегка покачивался, как почудилось Белль. И вся комната качалась ему в такт. А соблазнительные видения стад, коров, пастухов и крестьян с вилами посреди полей обесцветились и пропали. Вместо них пришло иное видение: она, Белль, совершенно голая и насаженная на этот огромный член, как на кол.

Белль как-то нелепо взмахнула руками и упала прямо в объятия подхватившего её Румпельштильцхена. Он с некоторой тревогой всмотрелся в побледневшее лицо и досадливо цокнул языком.

— Ох уж мне эти нежные аристократишки!..

И уложил её на кровать.

Название: Клюквенное варенье
Автор: WTF Rumbelle 2015 (Askramandora)
Бета: WTF Rumbelle 2015 (Верделит)
Размер: драббл, 316 слов
Пейринг/Персонажи: Белль, Румпельштильцхен, упоминается

Киллиан Джонс (капитан Крюк)

Киллиан Джонс (капитан Крюк)

В юности был лейтенантом королевского флота. Стал пиратом после гибели брата. Встретил и полюбил Милу, жену Румпельштильцхена, и та сбежала с ним, бросив мужа и сына. Когда Румпельштильцхен, уже в статусе Тёмного мага, убил Милу и отрубил Джонсу руку, тот поклялся отомстить. Приделал к руке крюк вместо отсутствующей кисти и получил известное прозвище. В Неверленде познакомился с Белфайером, взял на свой корабль и отчасти привязался к мальчику в память о Миле. Но, когда Бей, узнав об этой истории, отказался стать с Крюком одной семьёй, тот сдал его Питеру Пэну. Попав благодаря колдунье Коре в мир без магии, пытался несколько раз отомстить «Крокодилу», как поименовал Тёмного в своё время. Попытки были разной степени удачности. Однако, влюбившись в Эмму Свон, Крюк оставил мысли о мести.

Категория: джен, прегет
Жанр: флафф, дарк, немного стёба
Рейтинг: R
Предупреждения: насилие

Белль осторожно приоткрыла дверь и заглянула в комнату. Румпельштильцхен безмятежно спал, обняв обеими руками шёлковую подушку, и в тишине отчётливо слышалось его ровное дыхание.

Поколебавшись, Белль потихоньку подкралась к Румпельштильцхену, чтобы посмотреть, какое у него лицо во сне.

Морщины на золотистой коже разгладились, и сейчас Тёмный казался моложе, чем когда бодрствовал. Белль лёгким прикосновением отвела от его лба кудрявую прядь волос. Какое у Румпельштильцхена довольное лицо… интересно, что за грёзы его посетили?

Белль заботливо подоткнула тёплое одеяло с обеих сторон, чтобы, не приведи небеса, любимый хозяин не простудился. В замке по ночам прохладно… А если Румпельштильцхен всё-таки заболеет, надо будет настоять, чтобы не магией своей лечился, а позволил служанке поить его чаем с клюквенным вареньем.

Белль давно мечтала о чём-то подобном.

Но какой же Румпель милый во сне! Белль растроганно улыбнулась и, едва удержавшись, чтобы не поцеловать любимого хозяина в лоб, выскользнула за дверь.

***

А Румпельштильцхену снилось, как он пытал Крюка.

Капитан пиратского корабля был прикован к стене подземелья. Тёмный водил острыми когтями в воздухе, а Крюк корчился и орал. На его груди одна за другой набухали кровавые раны-буквы — Румпельштильцхен решил заключить уговор не пером на куске пергамента. Он вырезал слова в плоти Крюка, пока тот не лишился сознания. А затем при помощи магии привёл пирата в чувство — и «дописал» до конца.

Уговор включал в себя то, что Крюк ни в этом мире, ни в другом и близко не подойдёт к девушке по имени Белль. И свидетельство его согласия навсегда останется шрамами на теле.

Конечно же, Румпельштильцхен мог свернуть пирату шею. Воткнуть меч в сердце или даже в живот, чтобы кишки блестящей кучкой свисали оттуда, и Крюк перед смертью помучился на забрызганной кровью земле.

Но Румпельштильцхен простых решений не любил, а о безопасности Белль позаботиться хотелось. Ведь она была такой милой и домашней девочкой, и, проснувшись от приятного сна, Тёмный подумал, что непременно сделает его реальностью.

А потом попросит Белль сделать ему чай с клюквенным вареньем.

Название: Sub rosa
Автор: WTF Rumbelle 2015 (Askramandora)
Бета: WTF Rumbelle 2015 (Верделит)
Размер: драббл, 533 слова
Пейринг/Персонажи: Румпельштильцхен/Белль,

Сэр Гастон

Сэр Гастон

Бывший жених Белль, храбрый и безрассудный рыцарь. Когда огры уже не угрожали его народу, решил, что можно забрать у Румпельштильцхена законную плату за услуги, то есть Белль. Явился к Тёмному Замку в боевом облачении и с оружием в руках. Вызвал Румпельштильцхена на бой, однако тот предпочёл превратить Гастона в розу и подарить Белль. Печальный конец, который усугубило ещё и то, что Белль подрезала цветку кончик, прежде чем поставить в вазу.

Категория: джен, гет
Жанр: AU, драма
Рейтинг: R
Краткое содержание: даже заколдованные души остаются живыми и ещё свободными
Примечание: по мотивам заявки с инсайда на Гастона-розу; название - отсылка к латинскому крылатому выражению

Это самая отвратительная сцена на свете, какую только можно придумать. Гастон следит за ней, хотя глаз у него больше нет. Смотрит, задыхаясь от ненависти и неверия, пусть и лёгких у него тоже больше нет. Видит, как Белль кладёт свою маленькую руку на колено Румпельштильцхена, и на открытом девичьем лице красуется добрая улыбка. А сухие черты колдуна преображает другая — приторная и лживая.

Гастон ещё чувствует вкус крови в несуществующем рту. Там, где были недавно ноги, пульсирует постоянная, острая боль.

Теплится ли в нём ещё душа? Вот что Гастону хотелось бы знать. Он никогда не был религиозен, предпочитал охоту священной книге, но после того, что с ним сделал проклятый Тёмный маг, нельзя не задуматься о духовном. Ведь он ещё жив — значит, душа притаилась внутри. Где-то…

Он ещё жив. И вынужден слушать, как Белль спрашивает Румпельштильцхена о его пропавшем сыне. Говорит, что вернулась с полдороги в своё королевство, потому что передумала уходить. И смотрит… Даже в кровавой пелене, неизменно застилающей взгляд, Гастону понятно выражение лица Белль. Она хочет поцеловать.

Поцеловать Румпельштильцхена!

Гастон больше не может терпеть. Ярость клокочет в нём, желание отомстить жжёт, как огонь. Гастон забывает о том, что потерял человеческий облик. Забывает о физической боли, которая, кажется, ещё усилилась. Всё, чего он сейчас хочет — это рвануться вперёд, ощутить в ладони рукоять меча, с наслаждением опустить свой верный клинок на покрытую золотыми чешуйками, ненавистную шею…

И смотреть во все глаза, как в алых брызгах голова злодея отлетит на пол и покатится, оставляя за собой кровавый шлейф. Застынут, словно стекло, и без того выпуклые глаза, и намокнут в луже густой тёмной жидкости лохматые волнистые волосы…

***

Белль чудится, что мир вокруг стал по-новому красивым. Будто в ушах звучит необыкновенная музыка. Арфы мелодично поют на всю вселенную, а удивлённое, недоверчивое лицо перед Белль — вовсе не чудовищно. Прекрасно.

До поцелуя всего мгновение, когда в слаженный хор невидимых арф врывается резкий земной звук. Волшебство рассеивается, Белль смотрит в сторону и видит, как ваза на столе сдвинулась к краю. Вместе с розой.

Белль недоуменно хмурит брови — кровавые лепестки словно шевелятся… Зовут её подойти… Дотронуться и…

— Белль? — Румпельштильцхен касается её руки, но сейчас Белль захвачена другим чувством. Непонятной тревогой.

Белль резко встаёт с табурета, направляется к столу, и почему-то хочется, чтобы Румпельштильцхен остановил её. Но он в растерянности сидит на месте. Кажется… он и сам изумлён? И ничего не понимает?

Роза уже в руках Белль, но больше не шевелится, её лепестки неподвижны. Белль с облегчением вздыхает — померещилось, должно быть. Хочет поставить цветок обратно в вазу, но вдруг, как в дурном сне, замечает кровь. Ярко-красная капля виснет на обрезанном ножницами кончике зелёного стебля. И, задержавшись на мгновение, падает на руку Белль.

Кинжальной болью сразу же пронзает мозг картина — высокий, статный рыцарь превращается взмахом руки колдуна в розу.

Старушка-цветочница… Подарок, робкая улыбка и церемонный, забавный поклон… А ведь уже тогда невидимые арфы зазвучали в воздухе, полном света и солнца…

— Белль! — Румпельштильцхен вмиг оказывается рядом, мягко пытается вынуть розу из безвольно опустившейся руки. — Я объясню…

Арфы превращаются в молоточки, бьющие прямо в сердце. Белль поворачивается и шипами розы бьёт Румпельштильцхена по лицу.

На его коже выступают тёмные, как вино, капельки крови.

***

Самая отвратительная сцена на свете, какую только можно придумать. Но отныне Гастон уверен — больше она не повторится.

Он сделал для этого всё, что сумел.

@темы: Белль, фанфикшен, Румпельштильцхен/мистер Голд