Автор: Askramandora (ficbook.net/authors/Askramandora)
Персонажи: Румпельштильцхен/Белль, Робин Гуд, сэр Морис, ОМП
Рейтинг: от R до NC-17 (R за небольшую эротику, NC-17 за насилие)
Категория: гет, джен
Жанр: ангст, драма, даркфик, POV, AU
Предупреждения: смерть персонажа, OOC, насилие, ОМП
Размер: миди, около 5 тысяч слов
Статус: закончен
Описание:
Белль отпускает Робина Гуда из Темного Замка, не зная, чем это в итоге обернется для нее самой.
Таймлайн: 2x19, Темный Замок.
Публикация на других ресурсах:
Только с разрешения автора.
Примечания автора:
Автор вдохновлялся различной музыкой, к примеру Mark Petrie - Polar Shift, Rammstein - Sonne и так далее...
читать дальше
Девушка в золотистом платье собирает вещи, готовясь отправиться в замок чудовища.
У нее дрожат пальцы и слезы наворачиваются на глаза, но в душе живет твердая уверенность, что все закончится хорошо.
Ведь на самом деле и чудовища – люди. Им просто нужно избавиться от демона, который живет внутри.
В спешке она колет палец о булавку и даже не замечает этого, пока не видит, что измазала свой наряд кровью.
Это первый тревожный знак, но девушка твердо намерена совершить подвиг, а потому продолжает сборы, после чего зовет служанку, чтобы сказать, что готова.
Так начинается история Белль.
Робин Гуд:
...Сначала я пытаюсь сдерживаться.
А потом кричу, как проклятый.
В живот будто втыкаются раскаленные стрелы – одна за другой. Монстр подвесил меня за обе руки к потолку темницы. Веревки врезаются в запястья, ноги упираются в каменный пол.
Голос уже срывается на хрип. Ублюдочный колдун стоит передо мной, скаля острые зубы. Свет из единственного окошка падает на его спутанные волосы.
Раскаленные стрелы куда-то исчезают, и я начинаю бранить монстра, на чем свет стоит. Я сплевываю на пол слюну, которая забивает мне рот. И говорю, что с удовольствием вырвал бы кишки из этой мрази и намотал бы на руку. А прежде разнес бы ему голову, чтоб на стену брызнула кровь пополам с мозгами.
Чудовище радостно ухмыляется, как от похвалы, и сжимает кулак.
Теперь меня будто сунули живьем в костер. И я начинаю выть, как волк.
Хорошо бы сознания лишиться, но этого мне сделать не дают.
...На время пытка прекращается. Я тяжело дышу и стараюсь не думать, что будет дальше.
Колдун подходит вплотную и шепчет:
– А разве Марджи было лучше, когда ты отдал ее своей шайке?
Я пытаюсь вспомнить, кто такая Марджи. Не получается. Ее имя для меня пустой звук.
Горячий пот стекает со лба в глаза и щиплет их. Чудовище продолжает говорить, уже громче:
– Ты забыл ее? Зато я прекрасно помню бывшую служанку. Главарь шайки разбойников не смог отказать своим людям, и они позабавились с Марджи, а потом бросили умирать. В луже собственной крови.
Марджи умирала в крови. Наверное, я сдохну так же. И тут, наконец, вспоминаю бледную, перепуганную девицу. Дочь прежнего шерифа Ноттингема. Я действительно не смог удержать своих людей. На то были причины – шериф вешал моих товарищей, одного за другим, как только они попадались в его лапы.
Я не успеваю это сказать – острые когти твари режут мне грудь. Не могу удержать себя от сраных стонов. Чтоб ты сдох, кусок дерьма!
Колдун пронзительно хохочет. Радуется, как безумный. И для забавы водит пальцами по свежим ранам, пачкаясь в крови. Свернуть бы его тощую шею ко всем чертям!
Чудовище говорит, что может видеть будущее. Что, будь оно смертно, я бы хладнокровно пристрелил его. И бросил бы подыхать на коленях той девицы в золотистом платье.
Я не отрицаю правды. Бросил бы и не пожалел о том ни разу.
Об этом монстре ходят такие слухи, что если и половина из них правда – этого достаточно, чтобы отрубить ему голову и швырнуть в ближайшую выгребную яму.
Кровь, будь она неладна, течет по животу в штаны. Я снова вяло ругаюсь и получаю кулаком по губам. Приходится замолчать.
Ничего, ублюдок несчастный, когда-нибудь ты свое получишь!
Монстр отходит в сторону, и теперь мне в лицо бьет треклятый свет из окошка. Хочется спросить, кем была Марджи для колдуна, что он так мстит за ее смерть. Наверное, любовницей – стал бы он думать о служанке.
Да и не только в ней дело. Палочка. Волшебная палочка, которую я пытался украсть.
Пытки продолжаются. Чудовище залечивает раны и ожоги, чтобы я не помер раньше времени. Наколдовывает огненные шары и тычет ими мне в грудь и живот. Весело говорит что-то об идеально круглых следах ожогов. Круглых, как золотые монеты. «Только цвет коричневый», – смеется поганый выродок. На них вздуваются пузыри, которые он поддевает когтем.
Сил ни браниться, ни кричать уже нет.
Только скулю, как полудохлый пес.
И все это повторяется. Снова и снова.
...В одно мгновение проклятый колдун куда-то исчезает. Я остаюсь один, в блаженной тишине. Продлится она, надо думать, недолго.
Я прав – вскоре слышатся шаги. Легкие шаги ног, обутых в туфли.
Шуршит шелковое платье, и на пороге темницы появляется женщина. Та самая девица, служанка монстра, или любовница, или кто она там ему.
Я начинаю говорить и удивляюсь, что могу. И даже чувствую себя не так паршиво.
– Пришла довершить начатое?
Она срывается с места. Лепечет, что нет, мол, никто не заслуживает таких пыток. Только теперь я вижу кружку с водой у нее в руке. На лице девицы негодование и сострадание, будто она и не знает, с какой тварью живет. Или только узнала?
Вода кажется чертовски вкусной, и сейчас я понимаю, как сильно у меня пересохло в горле.
Девица освобождает меня от веревок и предлагает уйти. Напыщенно заявляет, что ей не страшен гнев чудовища. Сначала я пытаюсь убедить дуреху отправиться со мной, но приходится махнуть на это рукой – она отказывается, хотя по ней заметно, что боится. Говорит какую-то нелепицу – мол, добровольно ушла со злым волшебником, чтобы спасти свой народ, свой городок. И должна сдержать слово.
Уговаривать ее времени у меня нет. Надо торопиться, меня ждет беременная и больная Мэриан.
Прежде чем уйти, я беру с собой волшебную палочку.
Румпельштильцхен:
Белль поднимается с мокрого от крови пола, на который я только что ее бросил. Подошвы ее туфель скользят, и она хватается за стену дрожащей рукой, чтобы не упасть.
– Румпельштильцхен... пожалуйста... я знаю, в тебе есть добро...
– Замолчи, – шипит во мне Темный, заглушив порыв жалости, на мгновение сжимающий сердце Румпельштильцхена.
Я взмахом руки приковываю Белль к стене и подхожу ближе.
– Ты на самом деле хороший, – наивно уверяет она. – Не делай этого.
Белль глядит на меня с таким жалобным отчаянием, что у Румпельштильцхена возникает желание простить и немедленно отпустить ее.
Но вместо этого я бью ее прямо по губам. Струйка алой жидкости попадает на мой рукав.
– Не смотри на меня! – злобно рычит Темный. – Ты предала меня, выпустила вора и убийцу, а я тебя жалеть должен?!
Подбородок Белль дрожит, как и она сама. Но нет, дорогуша, даже не надейся, ты поплатишься за свою доверчивость.
Тебе не удастся пробудить во мне человека, которым я не хочу быть. Потому что это слишком больно, дьявол тебя побери!
– Румпельштильцхен, ты же не чудовище, – она делает последнюю попытку. Бесполезно.
Нетерпеливый жест, продиктованный Темным, и из ниоткуда возникает плеть.
С каждым ударом на полуобнаженных плечах и руках пленницы прочерчивается кровавый след. А затем плеть проходится по ее спине и чуть пониже.
Сначала Белль пытается сдержаться, закусывая и без того начинающую распухать губу. А затем начинает отчаянно рыдать.
Но девчонка все еще нужна мне, и ни к чему забивать ее до смерти – это уже аргумент Румпельштильцхена.
И неважно, чем он на самом деле обусловлен.
Я отбрасываю в сторону плеть. Всхлипывания Белль болезненно отзываются в сердце Румпельштильцхена, но иного выхода не было – служанку следовало проучить. Преподать ей урок.
Темный удовлетворенно хихикает, пока я приподнимаю пальцем подбородок Белль. В ее глазах все еще светится жалкая, не добитая до конца надежда. И Темный уничтожает ту, самодовольно вопрошая:
– Теперь ты понимаешь, дорогуша, что добро есть не в каждом? Что бесполезно искать его во мне?
В довершение этих слов я щелкаю пальцами, призывая магию, и оковы исчезают. Смотрительница моего замка падает на пол, съеживается и беззвучно плачет.
Темный насмешливо смеется, пока я иду к выходу. В то время как Румпельштильцхен хотел бы упасть рядом с Белль на колени, исцелить ее, а потом умолять о прощении.
Но Темный оказывается сильнее. Как и всегда.
Я размышляю о том, что у меня еще много дел, и необходимо заняться ими. А пленница, вероятно, попытается убежать и очень удивится, обнаружив, что на входной двери поставлен магический заслон.
Выходя из темницы, я знаю, что больше не будет чтения книг в кресле, любопытных взглядов в мою сторону, и чашек с чаем.
Румпельштильцхен не хочет думать об этом.
Белль:
Мне больно и страшно, но я не останавливаюсь и продолжаю идти вперед.
Я знаю, что он вернулся в темницу, чтобы посмотреть, что со мной творится. А он не знает, где я только что побывала и что с собой взяла.
После того, как Робин Гуд пытался убить Румпельштильцхена, но не сумел этого сделать, у меня было время подумать. И предположить, для чего нужен интересный предмет, который я недавно случайно нашла в одной из нежилых комнат.
Хочется надеяться, что я не ошиблась.
Я уверена, что не ошиблась.
Румпельштильцхен поворачивается ко мне. Он насмешливо улыбается темными губами, и его глаза поблескивают в полумраке.
– Ты попыталась сбежать и не смогла?
Я молча делаю шаг к нему.
– Ты бы хотела меня убить? – хмыкает Темный – наверное, по моему лицу заметно, как я зла на него.
Я никогда не умела скрывать свои чувства.
Но это не только злость. Есть кое-что другое, чего он не видит.
Я опускаю руку под свои окровавленные лохмотья. Конечно, Румпельштильцхен замечает мой жест, но пока не понимает, в чем дело.
– Ты припасла для меня кухонный нож? – еще больше веселится Темный, складывая свои золотистые ладони и поигрывая пальцами.
Три бессмысленных вопроса так и остаются без ответов.
А я показываю то, что припасла – тонкий кинжал с длинным волнистым лезвием. Лезвием, на котором выгравировано имя злого волшебника.
Румпельштильцхен отшатывается. Ухмылка сползает с его лица, руки опускаются, а в глазах медленно растет ужас.
Я подхожу к нему, и у меня мелькает мысль: почему он не попытался выхватить кинжал? Темный не может противиться тому, кто владеет этим оружием?
Хорошее объяснение.
– Отдай его мне. Это просто кинжал, ничего больше, – поспешно говорит Румпельштильцхен, отпрянув назад и пытаясь криво улыбнуться.
Поздно, поздно – я уже все поняла.
Несколько футов, и я подхожу вплотную к монстру, приставляю лезвие к морщинистой шее. Хочется вонзить кинжал в горло Румпельштильцхена и почувствовать на своем лице брызги свежей крови.
Я пытаюсь бороться с этим желанием.
Прежней Белль оно и в голову не пришло бы.
– Давай заключим сделку, – хрипит чудовище отчаянным голосом. Наверное, оно почуяло мое настроение. – Я могу подарить тебе вечную молодость и красоту, Белль. Убить всех твоих врагов и одарить друзей. Исполнить твои желания…
Мне удается преодолеть себя. И жажда убийства медленно, но верно проходит.
Наваждение схлынуло. Слава Богу…
Я чувствую себя такой усталой. Хочется домой, отдохнуть… забыть о случившемся.
– Ты будешь слушаться меня, – с трудом шевеля распухшими губами, я опускаю кинжал. – Сделаешь все, что я прикажу.
Румпельштильцхен облегченно вздыхает. Он понимает без слов, что мне понадобится первым, и кладет руки на мои израненные плечи. Я вздрагиваю, но не издаю ни звука. А потом Темный что-то шепчет, и на мгновение мне становится щекотно.
Следы побоев заживают, как будто меня и не хлестали плетью. Я снова чувствую себя бодрой и сильной. Опускаю взгляд на свое платье – оно выглядит совсем как новое.
Все, как я думала – кинжал имеет власть над монстром. И теперь он у меня.
– Отправь меня домой, – бормочу я, зачем-то проводя пальцем по грубой, шероховатой щеке Румпельштильцхена.
Фиолетовый туман застилает зрение, меня будто подхватывает вихрь и резко опускает на пол. Я в своей спальне, дома.
Здесь ничто не изменилось с моего ухода.
– Прикажешь сделать еще что-нибудь… госпожа? – говорит мне на ухо Румпельштильцхен, выделяя последнее слово, но я отвечаю, не глядя на него:
– Нет. Уходи.
Чудовище молча исчезает.
Я сажусь на свою кровать, прижимая к груди кинжал. Проклятое имя четко выбито на поверхности лезвия.
Глядя на него, я вспоминаю все мечты, которым глупо и наивно предавалась в замке. Мечты о чудовищах, которые могли бы стать людьми. И быть любимыми.
Только им это не нужно.
По моим щекам бегут непрошеные и ненужные слезы, и я говорю вслух, чтобы их унять:
– Я дома. Дома. И все хорошо.
И придумываю конец этой истории для отца.
Вот что я ему скажу:
«Румпельштильцхен избил меня за то, что я помогла Робину Гуду сбежать. А затем бросил в крови на полу темницы. Но мне удалось добраться до его тайного кинжала и убить чудовище».
Румпельштильцхен:
Темный знает, что рано или поздно Белль призовет его.
Яд уже течет по ее жилам и отравляет чистый и невинный ум. Ощущение власти над кем-то непередаваемо сладко. И Белль его еще почувствует в полной мере.
У нее есть время, чтобы подумать. Время, чтобы понять, как она меняется.
Остается только выжидать, мысленно бродя тенью за ее спиной. Иногда она вздрагивает и оборачивается, но никого не видит. Меня нет, но я не покидаю ее дум. А кинжал не покидает верхнего ящика комода в ее спальне. Прежде чем положить его туда, Белль запретила мне появляться в ее комнате без повеления хозяйки.
«Умная девочка», – шепчет во мне Темный, по-шутовски осклабившись и этими словами почтив ту, которая его поработила. А Белль видит в самом страшном из своих снов, как я хитростью заполучаю свой кинжал обратно и приставляю к ее груди.
Белль не знает, что я никогда не смог бы ее убить.
Я? Темный? Или Румпельштильцхен?
Когда начинает таять снег, а на лесных полянах появляются первые цветы, она, наконец, призывает Темного. Белль стоит у зеркала, на ней бледно-голубое платье, в волосах ярко-голубая лента, а в прозрачно-голубых глазах смятение.
Она нервно стискивает кинжал, и ее голос заметно напряжен:
– Отец хочет, чтобы я вышла замуж за Гастона. Моих возражений он не слушает. Мне нужно что-то с этим делать.
Во всем ее облике проскальзывает отвращение оттого, что она вынуждена обращаться к Темному. Тем не менее, моя бывшая служанка полна решимости. Неужели этот неотесанный рыцарь настолько ей противен?
– Я бы никогда не попросила тебя о помощи, но выхода у меня нет, – теперь в ее голосе прорывается тоска.
Я приближаюсь к ней, с каждым шагом все сильнее чувствуя, как ей плохо, и Темный ликует – его ожидания оправдываются.
Зато Румпельштильцхен хочет утешить это несчастное существо.
– И что же я должен сделать? – пауза растягивается ненадолго, после чего Темный усмехается: – Убрать Гастона с твоей дороги, госпожа?
Она резко поворачивается ко мне – прежде, чем я успеваю дотронуться до полуголого, мягкого плеча.
– Конечно, ты не убьешь его! – чистый голос звенит негодованием. – Я бы так не приказала!
Конечно же, нет. Не сейчас.
Но почему ты подумала об этом?
– Как угодно, как угодно, – певуче откликается Темный, и я стираю с лица усмешку и склоняюсь в нарочито глубоком поклоне.
Белль передергивает, и она поспешно заявляет:
– Не надо мне кланяться. И называть меня своей госпожой. Ты мне не раб – я просто хочу, чтобы ты больше не причинял никому вреда. Поэтому и держу у себя твой кинжал.
Неплохое оправдание, не спорю.
Кинжал, который она сумела найти, когда поняла, что я неуязвим для любого другого оружия. Несомненно, мне следовало спрятать его лучше.
И заглядывать в те варианты будущего, которые имели отношение к дочери сэра Мориса.
– Все будет, как пожелаешь… Белль, – имя падает с моих губ, как камень, и фиолетовый туман скрывает меня от растерянной девушки.
Ей страшно прибегать к темной магии. Она еще не знает, что та сама постепенно опутывает ее сердце и нашептывает решения, которые раньше и в голову не пришли бы.
Все еще впереди, дорогая моя повелительница.
Выбор сделать непросто, но еще сложнее – сделать его именно из тех побуждений, которые ты себе приписываешь.
Белль:
– Белль, милая, у меня для тебя плохие новости.
Отец, как всегда, заботлив. Но сейчас мне неприятно его сочувствие, оно такое назойливое. Закрыть бы уши руками и убежать куда-нибудь далеко.
Я заранее знаю – он скажет что-то страшное.
– А что случилось? – мой голос звучит вполне естественно.
Я ковыряю вилкой давно остывшую курятину. В столовой, кроме нас двоих, никого нет, светильник создает уютную атмосферу, все так привычно и мирно. Вроде бы.
Где-то здесь скользит по стенам скалящаяся тень. Мне кажется, что ее холодные пальцы с длинными когтями пробегают у меня по спине, когда я слышу ответ отца:
– Гастон исчез на охоте. Его искали, но так и не нашли.
– Может, еще найдут? – я бросаю вилку, чувствуя дурноту. Отец подходит ко мне и обнимает за плечи, но это не помогает.
– Конечно, Гастона отыщут. Ведь на следующей неделе назначена ваша свадьба. Не переживай, милая Белль. С ним все будет хорошо, я уверен.
Он словно утешает плачущую малышку, которая разбила любимую фарфоровую куклу. Почему-то мне хочется смеяться, но вместо этого я высвобождаю плечи из его рук, встаю из-за стола и убегаю в библиотеку.
Здесь прохладно, немного пыльно, потому что на верхних полках много старинных фолиантов. Я могу просто сидеть за столом, обнимая свою любимую книгу сказок, баюкая ее, как заснувшего котенка, и верить, что это сон.
До тех пор, пока кто-то не заговаривает у меня за спиной, заставив вздрогнуть:
– Добрый день, Белль. Я не помешал?
Конечно, это он. Монстр. Демон. Чудовище.
Румпельштильцхен бесшумно подходит сзади, его ладони ложатся на мои плечи и подбираются к шее. Наверное, мне следует брезгливо отстраниться.
Вместо этого я спрашиваю сдавленным голосом:
– Что ты сделал с Гастоном?
– А не все ли тебе равно, моя госпожа? Он жив, как ты и хотела.
– Нечего меня так называть!
Я уже не могу сдерживаться. Мне страшно, мне слишком страшно.
Но я сама виновата в случившемся. И не понимаю – почему раньше не объяснила, каким образом Гастон должен пропасть из моей жизни? Что на меня нашло?
– Прости, – он говорит с нарочитым смирением. Наверное, чтобы поиздеваться надо мной. – Скажу тебе честно – меньше знаешь, крепче спишь. Я убрал с твоей дороги того, за кого тебя хотели насильно выдать замуж по определенным причинам. Твой отец не слишком крепко держится на своей должности градоправителя, а родня Гастона весьма влиятельна, не так ли?
Румпельштильцхен проводит пальцами по моей шее, и снова у меня нет сил оттолкнуть его.
Я просто молчу и слушаю. И чувствую, как у меня холодеют пальцы и колотится сердце.
Откуда Темный все это знает? Ведь я ничего о себе еще не рассказывала.
– Выбора тебе не оставили. Он необразован, глуп и в глубине души презирает женщин, а тебя он захотел бы пообтесать, низвести до своего уровня. Прав у тебя никаких нет, но я же тебя знаю – ты начала бы возмущаться. Разногласия между столь не похожими друг на друга людьми, прискорбное недопонимание… грубого рыцаря это навело бы на мысль, что непокорную жену надо учить. Например, розгами.
Я больше не могу слушать. У Румпельштильцхена вкрадчивый голос, и он прекрасно умеет убеждать. Но я же знаю, что поступила плохо, что бы он ни говорил!
Наверное, надо все-таки узнать, что случилось с Гастоном.
Однако вместо этого я бросаю книгу на стол, и убираю ненавистные сухие пальцы со своей шеи.
– Мерзкое чудовище, – шепчу я со злостью и встаю с кресла.
Ненавижу его. Ненавижу себя. Ненавижу Гастона, прилипчивого болвана!
Поворачиваюсь лицом к Румпельштильцхену, вытаскивая роковой кинжал.
Выражение лица монстра не меняется, даже когда я направляю на него оружие. Он ухмыляется, как недобрый шут. Нет отчаянного испуга, как тогда, в темнице.
И я знаю, почему.
Теперь он понимает, что ударить я не смогу.
– Будь ты проклят! Ненавижу, – вырывается у меня.
Я опять думала об убийстве. Опять.
Да что со мной такое творится?!
Темный наклоняется ко мне, в его кудрявых волосах то там, то здесь видны золотые пылинки. Он так близок ко мне, что кажется – вот-вот поцелует.
– Ненависть тебе к лицу, Белль.
Румпельштильцхен:
Он хрипло дышит, на его толстом лице уже, что называется, проступила печать смерти. Глаза закрыты, словно больной впал в забытье, но на мгновение его губы шевелятся.
Наклонившись, я улавливаю слабую попытку произнести имя дочери, а затем сэр Морис снова замирает, вцепившись в простыню. Его поросшие редким волосом пальцы похожи на сосиски. Мимолетно отмечаю, что в облике градоправителя нет ничего схожего с окаменевшим от горя созданием, которое стоит у меня за спиной.
Я повожу пальцами над толстым лбом, покрытым холодными каплями пота. Однако волшебство не приносит никакого видимого результата. Дыхание Мориса едва слышно, и любой лекарь на моем месте развел бы руками, признавая свое бессилие. Однако у Темного есть одно предложение – такое же мрачное, как создавшееся положение.
Я неслышно оказываюсь рядом с Белль и обнимаю ее за плечи. Румпельштильцхен сочувственно наблюдает, как по лицу девушки катятся слезы. Она не хочет видеть, как жизнь медленно угасает в большом, неповоротливом теле ее отца.
– Не получается? – чуть слышно шепчет она.
– Он уже при смерти, Белль. Осталось совсем немного, и тут даже моя магия бессильна. Я не возвращаю тех, кто уже... кхмм... фигурально выражаясь, переступил за порог небытия, – деловито уточняет Темный.
Белль молча слушает и не делает никаких попыток отстраниться.
А я чувствую странное возбуждение – и желание до боли стиснуть в объятиях ее хрупкое тело, покрыть поцелуями маленькие груди, которые ясно видны под платьем. И тем забавнее, что страсть накатывает на меня именно сейчас, у смертного одра ее драгоценного папаши.
Кому принадлежит этот порыв – Темному или Румпельштильцхену, я сейчас понять не могу.
И своя ирония в этом тоже есть.
Белль беспомощно поднимает на меня взгляд:
– Его никак нельзя спасти?
Темный медлит, прежде чем ответить:
– Есть один способ. Но ты на него не пойдешь... конечно же, не пойдешь.
– Расскажи, – светлые глаза лихорадочно блестят, Белль отодвигается от меня и смотрит на отца. – Я не хочу потерять его так же, как потеряла мать. Единственный родной человек, который у меня есть – это папа.
Один щелчок пальцев, и в моей руке появляется небольшая свеча. На лице Белль немой вопрос, на который тут же следует отклик:
– Тебе нужно обменять чью-то жизнь на жизнь своего отца. Ты зажигаешь свечу, произносишь имя человека над ней, при этом капли воска должны попасть на названного. Если пожелаешь, это сделаю я. И тебе не придется пачкать ручки, так проще.
Румпельштильцхен с каким-то облегчением отмечает потрясение и ужас в лице Белль – она категорически не согласна! – но тут до нашего слуха доносится слабый вздох. Девушка бросается к отцу, хватает его холодные пальцы, лепеча что-то невнятное, а Темный безжалостно припечатывает ее к месту двумя фразами:
– Он уже почти мертв. Посмотри на него повнимательнее.
Ее плечи дрожат от бесполезных рыданий, и, опустившись на колени у кровати, Белль закрывает лицо трясущимися ладонями. Она явно не в состоянии сделать то, о чем ей только что было сказано, но это Темный предвидел.
Вспышка магии – и теперь в одной моей руке свеча, а в другой... сердце. Для того, чтобы наложить заклятье, достаточно и сердца, и я объясняю это дочери уже почти мертвого Мориса, когда она отнимает ладони от мокрого лица.
– Чье это сердце? – испуганно спрашивает она, но я только качаю головой и зажигаю свечу.
Темный с веселой ухмылкой глядит, как Белль едва находит в себе силы, чтобы кивнуть головой и одобрить мои действия. Но ей нужно знать имя, и она вся дрожит, пока я заношу магическое орудие над красным пульсирующим куском плоти.
Имя уже заготовлено заранее:
– Гастон.
Белль:
Часы давно пробили полночь. Но я не могу уснуть.
Я лежу на кровати, и на лбу все еще горит поцелуй отца, довольного тем, как быстро пошел на поправку. Лекари очень удивились, обнаружив, что больной не только жив, но и собирается выздороветь.
А правда известна только мне. И Румпельштильцхену.
Его прикосновения на мне, как позорное клеймо. Я снова и снова вспоминаю, как его пальцы гладили мои плечи, как он склонился ко мне, блестя янтарными глазами. А когда я поняла, что отец останется жив, то дала увести себя в спальню. Меня, как пишут в глупых любовных романах, захлестывали противоречивые чувства, и я позволила этим тонким губам впиться в мой рот.
Румпельштильцхен не снимал с меня платья – то исчезло куда-то само собой. Я прижималась к чудовищу, совершенно голая, потеряв всякий стыд. Мне было больно целовать его грубую золотую кожу – ну и пусть.
Я позволила Румпелю уложить себя на кровать и... овладеть мной. Это тоже сначала было больно – когда нечто чужое и страшное вошло в меня. Я вскрикнула, и монстр с неожиданной заботливостью стал утешать меня. Никогда не думала, что он может быть таким нежным. А потом... потом стало сладко, как будто я научилась летать.
Ненавижу его. И ненавижу себя за то, что мне понравилось. Так не должно быть, это неправильно.
Мне хочется свернуться клубком и плакать.
На этот раз я не смогла себя побороть.
Румпельштильцхен тянет меня в мутное болото, откуда уже никогда не выбраться. И что самое ужасное – я убила человека. Не своими руками, но все же убила.
Мне слышатся, как наяву, шаги Гастона. Стоит закрыть глаза, и чудится, что он вот-вот восстанет из мертвых и придет ко мне. Требовать ответа на вопрос, за что я с ним так поступила.
Я встаю и нахожу кинжал в ящике комода, провожу пальцем по острым изгибам его лезвия, выдавливая капли крови. И смотрю, как они слабо мерцают в полутьме.
Надо что-то делать, и я терпеливо дожидаюсь восхода солнца.
Утро выдается хмурое и туманное. Пока я иду по улице, закутавшись в накидку, за каждым углом мне мерещится страшный оскал мертвеца, который явился за своим вырванным сердцем. Мне все еще страшно, но боль куда-то пропала.
По крайней мере, я смогла принять решение.
Я еще способна сопротивляться, Румпель. Ты не победил.
Дорога приводит к знакомой кузнице, оттуда доносится стук молота о наковальню. Я шагаю внутрь, поколебавшись лишь на мгновение. В моей голове начинает звучать чей-то голос, повторяя: «Не делай этого. Ты не представляешь, что хочешь натворить. Не делай этого…»
Внутри дымно и жарко, в горне гудит пламя. Пахнет чадом, горячим металлом и потом.
– Белль, доброе утро! – радостно приветствует меня кузнец, выйдя навстречу в запачканном фартуке. Но он тут же хмурится – наверное, по моему лицу видно, что мне плохо. – Что-то случилось?
Я подхожу поближе и извлекаю кинжал из-под накидки.
«Нет… нет… ты не можешь… ты теряешь власть и могущество! Остановись!»
– Вильям, окажи мне одну услугу, пожалуйста, – я не отвечаю на его вопрос.
Лет десять тому назад мы вместе ловили рыбу в речке, лазили на все окрестные деревья, выбирая, которое повыше. Но тогда мы были просто детьми. А теперь он – кузнец, а я – дочь градоправителя.
– Да что угодно, – кивает Вильям. Он явно горит желанием расспросить меня, но сдерживает свое нетерпение. По мне видно, что я тороплюсь, и у меня нет времени на объяснения.
Голос, настойчиво призывающий меня остановиться, раздирает душу. Я понимаю, что уже начинаю сходить с ума, иначе это не объяснить.
Зачем-то оглядываюсь назад, и мне кажется, что за моей спиной появляется призрачная фигура, сотканная из дыма.
Надо торопиться. Скорее, скорее!
Я быстро кладу кинжал на наковальню именем вниз, все еще не спуская пальцев с рукояти.
– Не мог бы ты сломать его? Просто ударить молотом как следует, чтобы разлетелся на куски!
Вильям, сдвинув брови, смотрит на кинжал, затем поднимает молот и переводит взгляд на меня:
– Почему бы и нет? Только руку убери.
Призрачная фигура бросается к нам, когда мои пальцы слетают с рукояти кинжала.
Но она не успевает ничего сделать.
Молот с грохотом падает поперек лезвия.
Раскалывает его на две части.
Один из осколков отскакивает и пролетает мимо меня. Я нагибаюсь, судорожно хватаю его и, выпрямившись, вижу на лезвии тусклые буквы: «…штильцхен».
Осколок слегка порезал мне пальцы, но я не обращаю на это внимания.
Подействовало ли? Похоже, что нет.
Боже, хоть бы подействовало. Пожалуйста.
– Белль, ты в порядке? – Вильям поспешно откладывает молот и, шагнув ко мне, поддерживает за плечо. Он делает это вовремя, потому что я еле стою на ногах. Кузнец нетерпеливо повторяет вопрос:
– Ты в порядке?
– Да, – я с трудом могу говорить, меня трясет. – Вильям… там, на лезвии… все еще…
– Что? – он ловит мои пальцы и недоуменно смотрит на осколок кинжала: – Ты о чем? У тебя кровь, Белль, но вроде ничего опасного...
Я перевожу взгляд на проклятый кусок металла, и мне становится так хорошо, что хочется смеяться и хлопать в ладоши.
Лезвие чисто, на нем больше нет никаких букв.
И сотканное из дыма видение тоже исчезло.
Я держусь за милого, чудесного Вильяма и бормочу сквозь радостные слезы:
– Все уже хорошо. Все кончено. Демон уничтожен.
Бал в самом разгаре, но девушке в золотистом платье нечего на нем делать. Она сидит у окна своей спальни, задумчиво глядя на сверкающее, словно усыпанное самоцветами небо.
С тех пор, как она сумела побороть колдовской морок, минуло несколько месяцев, и теперь все это кажется дурным сном. Но ничто не проходит бесследно, вот и она стала другой – замкнутой и мрачной, и все больше уходит в свой собственный внутренний мир.
А в это время под окном показывается одинокая фигура странника. Он прихрамывает и опирается на суковатую палку, одет очень просто, но не похож на нищего. Возможно, это один из тех рассказчиков небылиц, которые кочуют из города в город.
Девушка в золотистом платье еще долго подсчитывает звезды из окна спальни. До тех пор, пока дверь у нее за спиной не открывается, после чего к юной мечтательнице обращается служанка:
– Госпожа, вы не хотите посетить бал? Только что прибыл один человек – сказочник, и ваш отец подумал, что вам будет интересно его послушать!
Девушка поспешно отворачивается от окна, ее светлые глаза загораются любопытством:
– Сказочник? Пожалуй, все-таки приду.
Узнает ли она в этом сказочнике того, кто благодаря ей избавился от темного проклятья, или просто окунется с головой в его захватывающее повествование – это уже совсем другая история.
Персонажи: Румпельштильцхен/Белль, Робин Гуд, сэр Морис, ОМП
Рейтинг: от R до NC-17 (R за небольшую эротику, NC-17 за насилие)
Категория: гет, джен
Жанр: ангст, драма, даркфик, POV, AU
Предупреждения: смерть персонажа, OOC, насилие, ОМП
Размер: миди, около 5 тысяч слов
Статус: закончен
Описание:
Белль отпускает Робина Гуда из Темного Замка, не зная, чем это в итоге обернется для нее самой.
Таймлайн: 2x19, Темный Замок.
Публикация на других ресурсах:
Только с разрешения автора.
Примечания автора:
Автор вдохновлялся различной музыкой, к примеру Mark Petrie - Polar Shift, Rammstein - Sonne и так далее...
читать дальше
Девушка в золотистом платье собирает вещи, готовясь отправиться в замок чудовища.
У нее дрожат пальцы и слезы наворачиваются на глаза, но в душе живет твердая уверенность, что все закончится хорошо.
Ведь на самом деле и чудовища – люди. Им просто нужно избавиться от демона, который живет внутри.
В спешке она колет палец о булавку и даже не замечает этого, пока не видит, что измазала свой наряд кровью.
Это первый тревожный знак, но девушка твердо намерена совершить подвиг, а потому продолжает сборы, после чего зовет служанку, чтобы сказать, что готова.
Так начинается история Белль.
Робин Гуд:
...Сначала я пытаюсь сдерживаться.
А потом кричу, как проклятый.
В живот будто втыкаются раскаленные стрелы – одна за другой. Монстр подвесил меня за обе руки к потолку темницы. Веревки врезаются в запястья, ноги упираются в каменный пол.
Голос уже срывается на хрип. Ублюдочный колдун стоит передо мной, скаля острые зубы. Свет из единственного окошка падает на его спутанные волосы.
Раскаленные стрелы куда-то исчезают, и я начинаю бранить монстра, на чем свет стоит. Я сплевываю на пол слюну, которая забивает мне рот. И говорю, что с удовольствием вырвал бы кишки из этой мрази и намотал бы на руку. А прежде разнес бы ему голову, чтоб на стену брызнула кровь пополам с мозгами.
Чудовище радостно ухмыляется, как от похвалы, и сжимает кулак.
Теперь меня будто сунули живьем в костер. И я начинаю выть, как волк.
Хорошо бы сознания лишиться, но этого мне сделать не дают.
...На время пытка прекращается. Я тяжело дышу и стараюсь не думать, что будет дальше.
Колдун подходит вплотную и шепчет:
– А разве Марджи было лучше, когда ты отдал ее своей шайке?
Я пытаюсь вспомнить, кто такая Марджи. Не получается. Ее имя для меня пустой звук.
Горячий пот стекает со лба в глаза и щиплет их. Чудовище продолжает говорить, уже громче:
– Ты забыл ее? Зато я прекрасно помню бывшую служанку. Главарь шайки разбойников не смог отказать своим людям, и они позабавились с Марджи, а потом бросили умирать. В луже собственной крови.
Марджи умирала в крови. Наверное, я сдохну так же. И тут, наконец, вспоминаю бледную, перепуганную девицу. Дочь прежнего шерифа Ноттингема. Я действительно не смог удержать своих людей. На то были причины – шериф вешал моих товарищей, одного за другим, как только они попадались в его лапы.
Я не успеваю это сказать – острые когти твари режут мне грудь. Не могу удержать себя от сраных стонов. Чтоб ты сдох, кусок дерьма!
Колдун пронзительно хохочет. Радуется, как безумный. И для забавы водит пальцами по свежим ранам, пачкаясь в крови. Свернуть бы его тощую шею ко всем чертям!
Чудовище говорит, что может видеть будущее. Что, будь оно смертно, я бы хладнокровно пристрелил его. И бросил бы подыхать на коленях той девицы в золотистом платье.
Я не отрицаю правды. Бросил бы и не пожалел о том ни разу.
Об этом монстре ходят такие слухи, что если и половина из них правда – этого достаточно, чтобы отрубить ему голову и швырнуть в ближайшую выгребную яму.
Кровь, будь она неладна, течет по животу в штаны. Я снова вяло ругаюсь и получаю кулаком по губам. Приходится замолчать.
Ничего, ублюдок несчастный, когда-нибудь ты свое получишь!
Монстр отходит в сторону, и теперь мне в лицо бьет треклятый свет из окошка. Хочется спросить, кем была Марджи для колдуна, что он так мстит за ее смерть. Наверное, любовницей – стал бы он думать о служанке.
Да и не только в ней дело. Палочка. Волшебная палочка, которую я пытался украсть.
Пытки продолжаются. Чудовище залечивает раны и ожоги, чтобы я не помер раньше времени. Наколдовывает огненные шары и тычет ими мне в грудь и живот. Весело говорит что-то об идеально круглых следах ожогов. Круглых, как золотые монеты. «Только цвет коричневый», – смеется поганый выродок. На них вздуваются пузыри, которые он поддевает когтем.
Сил ни браниться, ни кричать уже нет.
Только скулю, как полудохлый пес.
И все это повторяется. Снова и снова.
...В одно мгновение проклятый колдун куда-то исчезает. Я остаюсь один, в блаженной тишине. Продлится она, надо думать, недолго.
Я прав – вскоре слышатся шаги. Легкие шаги ног, обутых в туфли.
Шуршит шелковое платье, и на пороге темницы появляется женщина. Та самая девица, служанка монстра, или любовница, или кто она там ему.
Я начинаю говорить и удивляюсь, что могу. И даже чувствую себя не так паршиво.
– Пришла довершить начатое?
Она срывается с места. Лепечет, что нет, мол, никто не заслуживает таких пыток. Только теперь я вижу кружку с водой у нее в руке. На лице девицы негодование и сострадание, будто она и не знает, с какой тварью живет. Или только узнала?
Вода кажется чертовски вкусной, и сейчас я понимаю, как сильно у меня пересохло в горле.
Девица освобождает меня от веревок и предлагает уйти. Напыщенно заявляет, что ей не страшен гнев чудовища. Сначала я пытаюсь убедить дуреху отправиться со мной, но приходится махнуть на это рукой – она отказывается, хотя по ней заметно, что боится. Говорит какую-то нелепицу – мол, добровольно ушла со злым волшебником, чтобы спасти свой народ, свой городок. И должна сдержать слово.
Уговаривать ее времени у меня нет. Надо торопиться, меня ждет беременная и больная Мэриан.
Прежде чем уйти, я беру с собой волшебную палочку.
Румпельштильцхен:
Белль поднимается с мокрого от крови пола, на который я только что ее бросил. Подошвы ее туфель скользят, и она хватается за стену дрожащей рукой, чтобы не упасть.
– Румпельштильцхен... пожалуйста... я знаю, в тебе есть добро...
– Замолчи, – шипит во мне Темный, заглушив порыв жалости, на мгновение сжимающий сердце Румпельштильцхена.
Я взмахом руки приковываю Белль к стене и подхожу ближе.
– Ты на самом деле хороший, – наивно уверяет она. – Не делай этого.
Белль глядит на меня с таким жалобным отчаянием, что у Румпельштильцхена возникает желание простить и немедленно отпустить ее.
Но вместо этого я бью ее прямо по губам. Струйка алой жидкости попадает на мой рукав.
– Не смотри на меня! – злобно рычит Темный. – Ты предала меня, выпустила вора и убийцу, а я тебя жалеть должен?!
Подбородок Белль дрожит, как и она сама. Но нет, дорогуша, даже не надейся, ты поплатишься за свою доверчивость.
Тебе не удастся пробудить во мне человека, которым я не хочу быть. Потому что это слишком больно, дьявол тебя побери!
– Румпельштильцхен, ты же не чудовище, – она делает последнюю попытку. Бесполезно.
Нетерпеливый жест, продиктованный Темным, и из ниоткуда возникает плеть.
С каждым ударом на полуобнаженных плечах и руках пленницы прочерчивается кровавый след. А затем плеть проходится по ее спине и чуть пониже.
Сначала Белль пытается сдержаться, закусывая и без того начинающую распухать губу. А затем начинает отчаянно рыдать.
Но девчонка все еще нужна мне, и ни к чему забивать ее до смерти – это уже аргумент Румпельштильцхена.
И неважно, чем он на самом деле обусловлен.
Я отбрасываю в сторону плеть. Всхлипывания Белль болезненно отзываются в сердце Румпельштильцхена, но иного выхода не было – служанку следовало проучить. Преподать ей урок.
Темный удовлетворенно хихикает, пока я приподнимаю пальцем подбородок Белль. В ее глазах все еще светится жалкая, не добитая до конца надежда. И Темный уничтожает ту, самодовольно вопрошая:
– Теперь ты понимаешь, дорогуша, что добро есть не в каждом? Что бесполезно искать его во мне?
В довершение этих слов я щелкаю пальцами, призывая магию, и оковы исчезают. Смотрительница моего замка падает на пол, съеживается и беззвучно плачет.
Темный насмешливо смеется, пока я иду к выходу. В то время как Румпельштильцхен хотел бы упасть рядом с Белль на колени, исцелить ее, а потом умолять о прощении.
Но Темный оказывается сильнее. Как и всегда.
Я размышляю о том, что у меня еще много дел, и необходимо заняться ими. А пленница, вероятно, попытается убежать и очень удивится, обнаружив, что на входной двери поставлен магический заслон.
Выходя из темницы, я знаю, что больше не будет чтения книг в кресле, любопытных взглядов в мою сторону, и чашек с чаем.
Румпельштильцхен не хочет думать об этом.
Белль:
Мне больно и страшно, но я не останавливаюсь и продолжаю идти вперед.
Я знаю, что он вернулся в темницу, чтобы посмотреть, что со мной творится. А он не знает, где я только что побывала и что с собой взяла.
После того, как Робин Гуд пытался убить Румпельштильцхена, но не сумел этого сделать, у меня было время подумать. И предположить, для чего нужен интересный предмет, который я недавно случайно нашла в одной из нежилых комнат.
Хочется надеяться, что я не ошиблась.
Я уверена, что не ошиблась.
Румпельштильцхен поворачивается ко мне. Он насмешливо улыбается темными губами, и его глаза поблескивают в полумраке.
– Ты попыталась сбежать и не смогла?
Я молча делаю шаг к нему.
– Ты бы хотела меня убить? – хмыкает Темный – наверное, по моему лицу заметно, как я зла на него.
Я никогда не умела скрывать свои чувства.
Но это не только злость. Есть кое-что другое, чего он не видит.
Я опускаю руку под свои окровавленные лохмотья. Конечно, Румпельштильцхен замечает мой жест, но пока не понимает, в чем дело.
– Ты припасла для меня кухонный нож? – еще больше веселится Темный, складывая свои золотистые ладони и поигрывая пальцами.
Три бессмысленных вопроса так и остаются без ответов.
А я показываю то, что припасла – тонкий кинжал с длинным волнистым лезвием. Лезвием, на котором выгравировано имя злого волшебника.
Румпельштильцхен отшатывается. Ухмылка сползает с его лица, руки опускаются, а в глазах медленно растет ужас.
Я подхожу к нему, и у меня мелькает мысль: почему он не попытался выхватить кинжал? Темный не может противиться тому, кто владеет этим оружием?
Хорошее объяснение.
– Отдай его мне. Это просто кинжал, ничего больше, – поспешно говорит Румпельштильцхен, отпрянув назад и пытаясь криво улыбнуться.
Поздно, поздно – я уже все поняла.
Несколько футов, и я подхожу вплотную к монстру, приставляю лезвие к морщинистой шее. Хочется вонзить кинжал в горло Румпельштильцхена и почувствовать на своем лице брызги свежей крови.
Я пытаюсь бороться с этим желанием.
Прежней Белль оно и в голову не пришло бы.
– Давай заключим сделку, – хрипит чудовище отчаянным голосом. Наверное, оно почуяло мое настроение. – Я могу подарить тебе вечную молодость и красоту, Белль. Убить всех твоих врагов и одарить друзей. Исполнить твои желания…
Мне удается преодолеть себя. И жажда убийства медленно, но верно проходит.
Наваждение схлынуло. Слава Богу…
Я чувствую себя такой усталой. Хочется домой, отдохнуть… забыть о случившемся.
– Ты будешь слушаться меня, – с трудом шевеля распухшими губами, я опускаю кинжал. – Сделаешь все, что я прикажу.
Румпельштильцхен облегченно вздыхает. Он понимает без слов, что мне понадобится первым, и кладет руки на мои израненные плечи. Я вздрагиваю, но не издаю ни звука. А потом Темный что-то шепчет, и на мгновение мне становится щекотно.
Следы побоев заживают, как будто меня и не хлестали плетью. Я снова чувствую себя бодрой и сильной. Опускаю взгляд на свое платье – оно выглядит совсем как новое.
Все, как я думала – кинжал имеет власть над монстром. И теперь он у меня.
– Отправь меня домой, – бормочу я, зачем-то проводя пальцем по грубой, шероховатой щеке Румпельштильцхена.
Фиолетовый туман застилает зрение, меня будто подхватывает вихрь и резко опускает на пол. Я в своей спальне, дома.
Здесь ничто не изменилось с моего ухода.
– Прикажешь сделать еще что-нибудь… госпожа? – говорит мне на ухо Румпельштильцхен, выделяя последнее слово, но я отвечаю, не глядя на него:
– Нет. Уходи.
Чудовище молча исчезает.
Я сажусь на свою кровать, прижимая к груди кинжал. Проклятое имя четко выбито на поверхности лезвия.
Глядя на него, я вспоминаю все мечты, которым глупо и наивно предавалась в замке. Мечты о чудовищах, которые могли бы стать людьми. И быть любимыми.
Только им это не нужно.
По моим щекам бегут непрошеные и ненужные слезы, и я говорю вслух, чтобы их унять:
– Я дома. Дома. И все хорошо.
И придумываю конец этой истории для отца.
Вот что я ему скажу:
«Румпельштильцхен избил меня за то, что я помогла Робину Гуду сбежать. А затем бросил в крови на полу темницы. Но мне удалось добраться до его тайного кинжала и убить чудовище».
Румпельштильцхен:
Темный знает, что рано или поздно Белль призовет его.
Яд уже течет по ее жилам и отравляет чистый и невинный ум. Ощущение власти над кем-то непередаваемо сладко. И Белль его еще почувствует в полной мере.
У нее есть время, чтобы подумать. Время, чтобы понять, как она меняется.
Остается только выжидать, мысленно бродя тенью за ее спиной. Иногда она вздрагивает и оборачивается, но никого не видит. Меня нет, но я не покидаю ее дум. А кинжал не покидает верхнего ящика комода в ее спальне. Прежде чем положить его туда, Белль запретила мне появляться в ее комнате без повеления хозяйки.
«Умная девочка», – шепчет во мне Темный, по-шутовски осклабившись и этими словами почтив ту, которая его поработила. А Белль видит в самом страшном из своих снов, как я хитростью заполучаю свой кинжал обратно и приставляю к ее груди.
Белль не знает, что я никогда не смог бы ее убить.
Я? Темный? Или Румпельштильцхен?
Когда начинает таять снег, а на лесных полянах появляются первые цветы, она, наконец, призывает Темного. Белль стоит у зеркала, на ней бледно-голубое платье, в волосах ярко-голубая лента, а в прозрачно-голубых глазах смятение.
Она нервно стискивает кинжал, и ее голос заметно напряжен:
– Отец хочет, чтобы я вышла замуж за Гастона. Моих возражений он не слушает. Мне нужно что-то с этим делать.
Во всем ее облике проскальзывает отвращение оттого, что она вынуждена обращаться к Темному. Тем не менее, моя бывшая служанка полна решимости. Неужели этот неотесанный рыцарь настолько ей противен?
– Я бы никогда не попросила тебя о помощи, но выхода у меня нет, – теперь в ее голосе прорывается тоска.
Я приближаюсь к ней, с каждым шагом все сильнее чувствуя, как ей плохо, и Темный ликует – его ожидания оправдываются.
Зато Румпельштильцхен хочет утешить это несчастное существо.
– И что же я должен сделать? – пауза растягивается ненадолго, после чего Темный усмехается: – Убрать Гастона с твоей дороги, госпожа?
Она резко поворачивается ко мне – прежде, чем я успеваю дотронуться до полуголого, мягкого плеча.
– Конечно, ты не убьешь его! – чистый голос звенит негодованием. – Я бы так не приказала!
Конечно же, нет. Не сейчас.
Но почему ты подумала об этом?
– Как угодно, как угодно, – певуче откликается Темный, и я стираю с лица усмешку и склоняюсь в нарочито глубоком поклоне.
Белль передергивает, и она поспешно заявляет:
– Не надо мне кланяться. И называть меня своей госпожой. Ты мне не раб – я просто хочу, чтобы ты больше не причинял никому вреда. Поэтому и держу у себя твой кинжал.
Неплохое оправдание, не спорю.
Кинжал, который она сумела найти, когда поняла, что я неуязвим для любого другого оружия. Несомненно, мне следовало спрятать его лучше.
И заглядывать в те варианты будущего, которые имели отношение к дочери сэра Мориса.
– Все будет, как пожелаешь… Белль, – имя падает с моих губ, как камень, и фиолетовый туман скрывает меня от растерянной девушки.
Ей страшно прибегать к темной магии. Она еще не знает, что та сама постепенно опутывает ее сердце и нашептывает решения, которые раньше и в голову не пришли бы.
Все еще впереди, дорогая моя повелительница.
Выбор сделать непросто, но еще сложнее – сделать его именно из тех побуждений, которые ты себе приписываешь.
Белль:
– Белль, милая, у меня для тебя плохие новости.
Отец, как всегда, заботлив. Но сейчас мне неприятно его сочувствие, оно такое назойливое. Закрыть бы уши руками и убежать куда-нибудь далеко.
Я заранее знаю – он скажет что-то страшное.
– А что случилось? – мой голос звучит вполне естественно.
Я ковыряю вилкой давно остывшую курятину. В столовой, кроме нас двоих, никого нет, светильник создает уютную атмосферу, все так привычно и мирно. Вроде бы.
Где-то здесь скользит по стенам скалящаяся тень. Мне кажется, что ее холодные пальцы с длинными когтями пробегают у меня по спине, когда я слышу ответ отца:
– Гастон исчез на охоте. Его искали, но так и не нашли.
– Может, еще найдут? – я бросаю вилку, чувствуя дурноту. Отец подходит ко мне и обнимает за плечи, но это не помогает.
– Конечно, Гастона отыщут. Ведь на следующей неделе назначена ваша свадьба. Не переживай, милая Белль. С ним все будет хорошо, я уверен.
Он словно утешает плачущую малышку, которая разбила любимую фарфоровую куклу. Почему-то мне хочется смеяться, но вместо этого я высвобождаю плечи из его рук, встаю из-за стола и убегаю в библиотеку.
Здесь прохладно, немного пыльно, потому что на верхних полках много старинных фолиантов. Я могу просто сидеть за столом, обнимая свою любимую книгу сказок, баюкая ее, как заснувшего котенка, и верить, что это сон.
До тех пор, пока кто-то не заговаривает у меня за спиной, заставив вздрогнуть:
– Добрый день, Белль. Я не помешал?
Конечно, это он. Монстр. Демон. Чудовище.
Румпельштильцхен бесшумно подходит сзади, его ладони ложатся на мои плечи и подбираются к шее. Наверное, мне следует брезгливо отстраниться.
Вместо этого я спрашиваю сдавленным голосом:
– Что ты сделал с Гастоном?
– А не все ли тебе равно, моя госпожа? Он жив, как ты и хотела.
– Нечего меня так называть!
Я уже не могу сдерживаться. Мне страшно, мне слишком страшно.
Но я сама виновата в случившемся. И не понимаю – почему раньше не объяснила, каким образом Гастон должен пропасть из моей жизни? Что на меня нашло?
– Прости, – он говорит с нарочитым смирением. Наверное, чтобы поиздеваться надо мной. – Скажу тебе честно – меньше знаешь, крепче спишь. Я убрал с твоей дороги того, за кого тебя хотели насильно выдать замуж по определенным причинам. Твой отец не слишком крепко держится на своей должности градоправителя, а родня Гастона весьма влиятельна, не так ли?
Румпельштильцхен проводит пальцами по моей шее, и снова у меня нет сил оттолкнуть его.
Я просто молчу и слушаю. И чувствую, как у меня холодеют пальцы и колотится сердце.
Откуда Темный все это знает? Ведь я ничего о себе еще не рассказывала.
– Выбора тебе не оставили. Он необразован, глуп и в глубине души презирает женщин, а тебя он захотел бы пообтесать, низвести до своего уровня. Прав у тебя никаких нет, но я же тебя знаю – ты начала бы возмущаться. Разногласия между столь не похожими друг на друга людьми, прискорбное недопонимание… грубого рыцаря это навело бы на мысль, что непокорную жену надо учить. Например, розгами.
Я больше не могу слушать. У Румпельштильцхена вкрадчивый голос, и он прекрасно умеет убеждать. Но я же знаю, что поступила плохо, что бы он ни говорил!
Наверное, надо все-таки узнать, что случилось с Гастоном.
Однако вместо этого я бросаю книгу на стол, и убираю ненавистные сухие пальцы со своей шеи.
– Мерзкое чудовище, – шепчу я со злостью и встаю с кресла.
Ненавижу его. Ненавижу себя. Ненавижу Гастона, прилипчивого болвана!
Поворачиваюсь лицом к Румпельштильцхену, вытаскивая роковой кинжал.
Выражение лица монстра не меняется, даже когда я направляю на него оружие. Он ухмыляется, как недобрый шут. Нет отчаянного испуга, как тогда, в темнице.
И я знаю, почему.
Теперь он понимает, что ударить я не смогу.
– Будь ты проклят! Ненавижу, – вырывается у меня.
Я опять думала об убийстве. Опять.
Да что со мной такое творится?!
Темный наклоняется ко мне, в его кудрявых волосах то там, то здесь видны золотые пылинки. Он так близок ко мне, что кажется – вот-вот поцелует.
– Ненависть тебе к лицу, Белль.
Румпельштильцхен:
Он хрипло дышит, на его толстом лице уже, что называется, проступила печать смерти. Глаза закрыты, словно больной впал в забытье, но на мгновение его губы шевелятся.
Наклонившись, я улавливаю слабую попытку произнести имя дочери, а затем сэр Морис снова замирает, вцепившись в простыню. Его поросшие редким волосом пальцы похожи на сосиски. Мимолетно отмечаю, что в облике градоправителя нет ничего схожего с окаменевшим от горя созданием, которое стоит у меня за спиной.
Я повожу пальцами над толстым лбом, покрытым холодными каплями пота. Однако волшебство не приносит никакого видимого результата. Дыхание Мориса едва слышно, и любой лекарь на моем месте развел бы руками, признавая свое бессилие. Однако у Темного есть одно предложение – такое же мрачное, как создавшееся положение.
Я неслышно оказываюсь рядом с Белль и обнимаю ее за плечи. Румпельштильцхен сочувственно наблюдает, как по лицу девушки катятся слезы. Она не хочет видеть, как жизнь медленно угасает в большом, неповоротливом теле ее отца.
– Не получается? – чуть слышно шепчет она.
– Он уже при смерти, Белль. Осталось совсем немного, и тут даже моя магия бессильна. Я не возвращаю тех, кто уже... кхмм... фигурально выражаясь, переступил за порог небытия, – деловито уточняет Темный.
Белль молча слушает и не делает никаких попыток отстраниться.
А я чувствую странное возбуждение – и желание до боли стиснуть в объятиях ее хрупкое тело, покрыть поцелуями маленькие груди, которые ясно видны под платьем. И тем забавнее, что страсть накатывает на меня именно сейчас, у смертного одра ее драгоценного папаши.
Кому принадлежит этот порыв – Темному или Румпельштильцхену, я сейчас понять не могу.
И своя ирония в этом тоже есть.
Белль беспомощно поднимает на меня взгляд:
– Его никак нельзя спасти?
Темный медлит, прежде чем ответить:
– Есть один способ. Но ты на него не пойдешь... конечно же, не пойдешь.
– Расскажи, – светлые глаза лихорадочно блестят, Белль отодвигается от меня и смотрит на отца. – Я не хочу потерять его так же, как потеряла мать. Единственный родной человек, который у меня есть – это папа.
Один щелчок пальцев, и в моей руке появляется небольшая свеча. На лице Белль немой вопрос, на который тут же следует отклик:
– Тебе нужно обменять чью-то жизнь на жизнь своего отца. Ты зажигаешь свечу, произносишь имя человека над ней, при этом капли воска должны попасть на названного. Если пожелаешь, это сделаю я. И тебе не придется пачкать ручки, так проще.
Румпельштильцхен с каким-то облегчением отмечает потрясение и ужас в лице Белль – она категорически не согласна! – но тут до нашего слуха доносится слабый вздох. Девушка бросается к отцу, хватает его холодные пальцы, лепеча что-то невнятное, а Темный безжалостно припечатывает ее к месту двумя фразами:
– Он уже почти мертв. Посмотри на него повнимательнее.
Ее плечи дрожат от бесполезных рыданий, и, опустившись на колени у кровати, Белль закрывает лицо трясущимися ладонями. Она явно не в состоянии сделать то, о чем ей только что было сказано, но это Темный предвидел.
Вспышка магии – и теперь в одной моей руке свеча, а в другой... сердце. Для того, чтобы наложить заклятье, достаточно и сердца, и я объясняю это дочери уже почти мертвого Мориса, когда она отнимает ладони от мокрого лица.
– Чье это сердце? – испуганно спрашивает она, но я только качаю головой и зажигаю свечу.
Темный с веселой ухмылкой глядит, как Белль едва находит в себе силы, чтобы кивнуть головой и одобрить мои действия. Но ей нужно знать имя, и она вся дрожит, пока я заношу магическое орудие над красным пульсирующим куском плоти.
Имя уже заготовлено заранее:
– Гастон.
Белль:
Часы давно пробили полночь. Но я не могу уснуть.
Я лежу на кровати, и на лбу все еще горит поцелуй отца, довольного тем, как быстро пошел на поправку. Лекари очень удивились, обнаружив, что больной не только жив, но и собирается выздороветь.
А правда известна только мне. И Румпельштильцхену.
Его прикосновения на мне, как позорное клеймо. Я снова и снова вспоминаю, как его пальцы гладили мои плечи, как он склонился ко мне, блестя янтарными глазами. А когда я поняла, что отец останется жив, то дала увести себя в спальню. Меня, как пишут в глупых любовных романах, захлестывали противоречивые чувства, и я позволила этим тонким губам впиться в мой рот.
Румпельштильцхен не снимал с меня платья – то исчезло куда-то само собой. Я прижималась к чудовищу, совершенно голая, потеряв всякий стыд. Мне было больно целовать его грубую золотую кожу – ну и пусть.
Я позволила Румпелю уложить себя на кровать и... овладеть мной. Это тоже сначала было больно – когда нечто чужое и страшное вошло в меня. Я вскрикнула, и монстр с неожиданной заботливостью стал утешать меня. Никогда не думала, что он может быть таким нежным. А потом... потом стало сладко, как будто я научилась летать.
Ненавижу его. И ненавижу себя за то, что мне понравилось. Так не должно быть, это неправильно.
Мне хочется свернуться клубком и плакать.
На этот раз я не смогла себя побороть.
Румпельштильцхен тянет меня в мутное болото, откуда уже никогда не выбраться. И что самое ужасное – я убила человека. Не своими руками, но все же убила.
Мне слышатся, как наяву, шаги Гастона. Стоит закрыть глаза, и чудится, что он вот-вот восстанет из мертвых и придет ко мне. Требовать ответа на вопрос, за что я с ним так поступила.
Я встаю и нахожу кинжал в ящике комода, провожу пальцем по острым изгибам его лезвия, выдавливая капли крови. И смотрю, как они слабо мерцают в полутьме.
Надо что-то делать, и я терпеливо дожидаюсь восхода солнца.
Утро выдается хмурое и туманное. Пока я иду по улице, закутавшись в накидку, за каждым углом мне мерещится страшный оскал мертвеца, который явился за своим вырванным сердцем. Мне все еще страшно, но боль куда-то пропала.
По крайней мере, я смогла принять решение.
Я еще способна сопротивляться, Румпель. Ты не победил.
Дорога приводит к знакомой кузнице, оттуда доносится стук молота о наковальню. Я шагаю внутрь, поколебавшись лишь на мгновение. В моей голове начинает звучать чей-то голос, повторяя: «Не делай этого. Ты не представляешь, что хочешь натворить. Не делай этого…»
Внутри дымно и жарко, в горне гудит пламя. Пахнет чадом, горячим металлом и потом.
– Белль, доброе утро! – радостно приветствует меня кузнец, выйдя навстречу в запачканном фартуке. Но он тут же хмурится – наверное, по моему лицу видно, что мне плохо. – Что-то случилось?
Я подхожу поближе и извлекаю кинжал из-под накидки.
«Нет… нет… ты не можешь… ты теряешь власть и могущество! Остановись!»
– Вильям, окажи мне одну услугу, пожалуйста, – я не отвечаю на его вопрос.
Лет десять тому назад мы вместе ловили рыбу в речке, лазили на все окрестные деревья, выбирая, которое повыше. Но тогда мы были просто детьми. А теперь он – кузнец, а я – дочь градоправителя.
– Да что угодно, – кивает Вильям. Он явно горит желанием расспросить меня, но сдерживает свое нетерпение. По мне видно, что я тороплюсь, и у меня нет времени на объяснения.
Голос, настойчиво призывающий меня остановиться, раздирает душу. Я понимаю, что уже начинаю сходить с ума, иначе это не объяснить.
Зачем-то оглядываюсь назад, и мне кажется, что за моей спиной появляется призрачная фигура, сотканная из дыма.
Надо торопиться. Скорее, скорее!
Я быстро кладу кинжал на наковальню именем вниз, все еще не спуская пальцев с рукояти.
– Не мог бы ты сломать его? Просто ударить молотом как следует, чтобы разлетелся на куски!
Вильям, сдвинув брови, смотрит на кинжал, затем поднимает молот и переводит взгляд на меня:
– Почему бы и нет? Только руку убери.
Призрачная фигура бросается к нам, когда мои пальцы слетают с рукояти кинжала.
Но она не успевает ничего сделать.
Молот с грохотом падает поперек лезвия.
Раскалывает его на две части.
Один из осколков отскакивает и пролетает мимо меня. Я нагибаюсь, судорожно хватаю его и, выпрямившись, вижу на лезвии тусклые буквы: «…штильцхен».
Осколок слегка порезал мне пальцы, но я не обращаю на это внимания.
Подействовало ли? Похоже, что нет.
Боже, хоть бы подействовало. Пожалуйста.
– Белль, ты в порядке? – Вильям поспешно откладывает молот и, шагнув ко мне, поддерживает за плечо. Он делает это вовремя, потому что я еле стою на ногах. Кузнец нетерпеливо повторяет вопрос:
– Ты в порядке?
– Да, – я с трудом могу говорить, меня трясет. – Вильям… там, на лезвии… все еще…
– Что? – он ловит мои пальцы и недоуменно смотрит на осколок кинжала: – Ты о чем? У тебя кровь, Белль, но вроде ничего опасного...
Я перевожу взгляд на проклятый кусок металла, и мне становится так хорошо, что хочется смеяться и хлопать в ладоши.
Лезвие чисто, на нем больше нет никаких букв.
И сотканное из дыма видение тоже исчезло.
Я держусь за милого, чудесного Вильяма и бормочу сквозь радостные слезы:
– Все уже хорошо. Все кончено. Демон уничтожен.
Бал в самом разгаре, но девушке в золотистом платье нечего на нем делать. Она сидит у окна своей спальни, задумчиво глядя на сверкающее, словно усыпанное самоцветами небо.
С тех пор, как она сумела побороть колдовской морок, минуло несколько месяцев, и теперь все это кажется дурным сном. Но ничто не проходит бесследно, вот и она стала другой – замкнутой и мрачной, и все больше уходит в свой собственный внутренний мир.
А в это время под окном показывается одинокая фигура странника. Он прихрамывает и опирается на суковатую палку, одет очень просто, но не похож на нищего. Возможно, это один из тех рассказчиков небылиц, которые кочуют из города в город.
Девушка в золотистом платье еще долго подсчитывает звезды из окна спальни. До тех пор, пока дверь у нее за спиной не открывается, после чего к юной мечтательнице обращается служанка:
– Госпожа, вы не хотите посетить бал? Только что прибыл один человек – сказочник, и ваш отец подумал, что вам будет интересно его послушать!
Девушка поспешно отворачивается от окна, ее светлые глаза загораются любопытством:
– Сказочник? Пожалуй, все-таки приду.
Узнает ли она в этом сказочнике того, кто благодаря ей избавился от темного проклятья, или просто окунется с головой в его захватывающее повествование – это уже совсем другая история.
@темы: Белль, фанфикшен, Румпельштильцхен/мистер Голд
-
-
28.12.2013 в 13:31-
-
28.12.2013 в 13:31-
-
28.12.2013 в 13:42Не ждала, что именно тебе понравится - жестковато все-таки, да и Румп здесь в дарк!версии.
-
-
28.12.2013 в 15:26-
-
28.12.2013 в 15:31